… В последнюю зиму моего учения в селе Ветошкино женился крестный, старший брат Семен. Невесту он засватал в деревне Комарове у Шамова Осипа Логиновича. Звали девку Федосьей. Она приходилась племянницей нашей тетушке Кате. Была бойка, роста небольшого. Шустрая на язык. За что, бывало, скажут соседки матери: «Варюша, больно, бают, невеста-то у Семена бойка да востра». «Ничего, - спокойно отвечала мать, - вострое-то скорее можно притупить, тупое труднее наточить».
Свадьба была «большим мясоедом» по всем правилам и обычаям того времени. В пирушках участвовала вся родня. Не было только дядюшки Артамона с теткой Марфой – из всех мининских самых бедных. Чтоб выехать, Артамону лошадь не чего приличное было запрячь. Вся сбруя – лыко да мочало. Кроме того, съездив на свадьбу, молодых нужно, по обычаю, к себе на блины приглашать. А тут ржаная краюха не всегда в доме.
В свадебном поезде я ехал с вершинятской теткой Агашей. Ямщик, дядя Потап Тимофеевич, правил парой. Когда миновали речку и покатили по заснеженным лугам, по направлению к Хохлам, возница свалился с козел. И несколько саженей тащился по снегу, не выпуская вожжей из рук. Лошадей остановили. Потап, отряхнувшись и выплюнув изо рта набившийся снег, вновь водрузился на передок возка. Далее ехали без приключений.
Дружкой с нашей стороны был Митрий Кондратьич. Меня удивило: мужик молчаливый, не любивший зря болтать, и вдруг – в дружки. А он, известно, дружка-то, заводила свадьбы, за словом в карман не должен лазить, где нужно ввернуть погудку-прибаутку. А у Митрея-та еще дефект в речи был. В разговоре, при набирании воздуха, он как бы всхлипывал, отчего слова получались не четкими, шепелявыми. Но «миссию» свою наш дружка выполнил справно.
Дружить на свадьбе начали с обязательной молитвы, которую читали три раза: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас…» Когда поезжане вошли в избу, Митрей, вслед за молитвой, начал: «Сватушка через порог едва ноги переволок…» Говорил он много, складно, по-своему чудно всхлипывая. А потом заглянул на полати: «А вы ребятки, черные пятки, голые пупки, свиные желудки, сопли на пол не роняйте, дружке в лоб не угадайте!».
За невесту брали «калым». Крестный уплатил 40 рублей – деньги тогда немалые. От невесты жениху преподносились подарки: материя, полушалки, полотенца.
Усаживали гостей за столом согласно степени родства. Посадить гостя ниже полагавшегося ему места считалось нанесением ему обиды, оскорбления.
Сперва пили чай. Брат Семен сидел в переднем углу. Было ему 23 года. Темно-русые волоса подстрижены по-модному, под «польку». Глаза карие, глядели робко. Чистое лицо с румянцем окаймляла темная бородка.
Невеста, впротиву, выглядела задорно, весело. Именно так и смотрели ее темно-голубые глаза. Вздернутый нос как бы говорил: мы не из робких.
После обязательного вначале чая подавали обед: холодное (окрошку), лапшу, кашу, рыбу вареную и жареную. Из мяса – гусятину, свинину, студень. Была клюква с медом, сладкий пирог. Во время обеда стали разносить дары. Тут выступать стал невестин дружка: «Где ты есть молодой князь Семен Савич? Встань-ка на ножки, на сафьяновы сапожки…» Заканчивал после многосказанного так: «Перец ты казанский, стручок астраханский, сахарные ваши уста, выкушайте, пожалуй-ста».
Невеста тут, как и требовал ритуал, начала «выть». Но крестный ее остановил. Стали одаривать остальных. Дружка сыпал шутками-прибаутками. От жениха с невестой вручалось поезжанам полотенце. Тонкое и белое. Помню, дядюшка Иван развернул его и бросил гостям. Те подхватили и давай им себе вытирать усы и губы – молодились.
Я тоже ухватил угол полотенца и стал им тереть себе рот. Тетушка Катя наклонилась, строго прошептала: «Мотри, не запатрай!» Не замарай, стало быть. На следующих полотенцах я только делал прилик, изображал вид, что моложусь.
Мы заканчивали пирушку и встречали поезжан в доме дяди Ивана. Наша тесная избенка не могла принять всех гостей, да, кроме того, у печи свод провалился.

Мы, Минины… Очерки из мемуаров Кузьмы Саввовича Минина (1887-1964), написанных в городе Уржуме в середине 50-х годов – г.Тольятти 2007 г.,с.22-24

На фото: Кузьма Саввич Минин с сыном Григорием. Уржум, 1963 год