Питирим: игумен (в миру Марамзин Петр Иванович), родился 19 декабря 1883 г. в д. Марамзино Лебяжской волости в крестьянской семье. Окончил в 1909 г Вятскую миссионерскую школу. До 1922г. – учитель, в августе 1922г. рукоположен во священника к церкви с. Красноярского, с 1923 по 1934 г.г. – священник с. Лебяжье; примыкал к обновленцам. В 1930-е годы не служил, жил в деревне, занимался крестьянским трудом. По приговору Кировского краевого суда от 22 марта 1936г. осужден на 7 лет тюремного заключения в Карелии. Освобожден был только в 1946 г. С 1948 по 1949 г.г.- священник молитвенного дома в с. Окунево. По постановлению особого совещания при НКВД СССР от 8 октября 1949 г. повторно осужден бессрочно и сослан на поселение в д. Лапино Красноярского края. Освобожден был 23 октября 1953 г. С 1956 по 1963 г.г. – настоятель церкви с. Байса Уржумского района, с 1963 по 1965 г.г. – священник Успенской церкви г. Нолинска. 5 июня 1964 г. епископом Иоанном пострижен в монашество с именем Питирима, 27 апреля 1965 г. удостоен возведения в сан игумена. 1 мая 1965г. вышел в за штат. 5 мая 1973г. отошел ко Господу, похоронен на кладбище г. Нолинска.

 

 

Сей замечательный, выдающийся и скромный человек появился на Божий свет  19 декабря 1883 года в крестьянской семье деревни Марамзино Лебяжской волости Уржумского уезда Ивана Даниловича и его жены Екатерины Трофимовны Марамзиных.

В августе 1922 года рукоположен в иереи Матвеем Яранским, проходил службу в храмах сел  Красного, Лебяжья, Окунева Лебяжского района.

По приговору Кировского краевого суда от 22 марта 1936 года осужден по ст. 58 п. 10  УК РСФСР на 7 лет тюремного заключения. Отбывал его в Карелии.

По возвращении из мест заключения в 1947 – 1948 годах проводил службы в молельном доме деревни Заполена Лебяжского района; в этой деревне и жил.

Повторно осужден, на этот раз бессрочно, по постановлению особого совещания при НКВД СССР от  8 октября 1949 года по ст. 58-10, 58-11, 58-8.  Сослан на поселение в Красноярский край, деревню Лапино.

По возвращении в 1954 году служил в храме села Байсы Уржумского района, до закрытия его  19 мая 1964 года. Часто ездил к знакомым в деревню Абабки Лебяжского района.

Последние годы жизни прошли в городе Нолинске, здесь он уже не служил. За несколько лет до кончины, принял иноческий постриг с возведением в сан игумена; жил на квартире.

Награды: наперсный крест, камилавка.

Жена:  Зинаида Григорьевна (1883 – 1956), дочь иерея села Красноярского того же уезда Григория Ушакова. Их свадьба состоялась в августе 1922 года.

Дети:  Алексей, 1924 года рождения,

            Валерий, 1926 года рождения.

Оба скончались в детском возрасте.

Праведная кончина игумена Питирима произошла  5 мая 1973 года в возрасте 89 лет. Похоронен на приходском кладбище города Нолинска. Матушка Зинаида покоится на приходском кладбище села Красного.

 

 

Игумен  Питирим:  страницы жизни…

 Уже 15 лет занимаюсь исследованием жизни игумена Питирима (Марамзина, 1883-1973). За это время было найдено много удивительных фактов о жизни этого удивительного и прекрасного человека, на долю которого выпало много страданий, 14 лет лагерей, на основе архивных документов, писем и воспоминаний. Было найдено и много фотографий, батюшка очень любил фотографироваться, но удалось найти пока очень малую часть. Представляю вниманию читателей 3 публикации, написанные в разные годы и дополняющие друг друга – в 2002, 2007 и 2016 годах. Первые две при работе над книгой были, конечно, дополнены и редактированы, а третья являет собой как бы срез  написанного ранее, но посвящена больше судебному процессу над будущим игуменом (тогда еще просто священником Петром Марамзиным) в 1936 году…

19 декабря 1883 года в починке Марамзинском (ныне д. Марамзино Лебяжского района) в крестьянской семье Ивана Даниловича  и Екатерины Трофимовны Марамзиных родился мальчик, которого при крещении назвали Петром. Жизнь его была полна самых разных горьких испытаний.

Известно, что в возрасте 40 лет в 1923 г. он появился как священник в церкви с. Лебяжье. Лебяжанка О.П. Хохлова вспоминала из своего детства: «Я помню, как мама водила меня причащаться. Там впереди алтарь был, и батюшка вышел седой с большой бородой. Мама меня толкала: иди, иди ближе. А он стоял с чашкой и улыбался мне, какой-то он был ласковый». А житель деревни Большие Шоры А.А. Редькин вспоминал, что батюшка очень хорошо пел и был очень вежлив с народом.

В 1923 году о. Пётр венчался с дочерью священника, сельской учительницей Зинаидой Ушаковой. У них, согласно свидетельствам лебяжского ЗАГСа, родилось двое сыновей в 1924 и 1926 годах. В 1920е годы оба они умерли от дизентерии. В условиях ужасной грязи, царившей в то время в Лебяжье, эпидемии кори, тифа и дизентерии собирали там обильную жатву.

В 1934 году лебяжские власти закрыли красавицу церковь под предлогом передачи её под школу. Отец Пётр остался «не у дел», но вскоре добрались и до него.  В 1935 г. он был арестован и осужден Кировским крайсудом 22 марта 1936 года по статьям 58 п.10 и 105 п.75 УК РСФСР на 7 лет тюремного заключения. Отбывал наказание он в Карелии, вышел из заключения после  Великой Отечественной войны. В родную деревню он больше не приезжал до конца жизни, видимо, затаив обиду на земляков. Некоторое время он жил в Лебяжье у знакомых и даже служил тайно в полуразрушенной церкви, а затем уехал в д.  Абабки к Н.А. Путинцевой, с которой был знаком  до ареста. В 1947 году он с другим священником о. Матвеем легально открыл молельный дом в д. Заполена в доме одинокой женщины А.К. Сентемовой. Народу в него ходило очень много, но просуществовал он недолго – осенью 1949 года о. Петр снова был арестован и «особым совещанием при МГБ СССР подвергнут по ст. 58 п. 10 на поселение в Красноярский край» («Книга памяти жертв политических репрессий»). Карательные органы не считались с такими мелочами, как возраст, а ведь о. Петру в ту пору было 65 лет. Вот что он рассказывает о своей ссылке лебяжанке А.М. Коноваловой: «Привезли нас, священнослужителей, в тайгу 14 тысяч человек, и мы сами копали себе землянки. В бараках жили только офицеры. Выжили немногие, очень много наших остались в тайге навечно. А я выжил только потому, что был из простого народа, не гордый. Я и варил, и шил, не стеснялся никакой работы».

Второй раз вернулся в родные края из заключения о. Петр в 1953 году, после объявления всеобщей амнистии. Он   уехал служить в Байсу Уржумского района после того, как церковь открылась в очередной раз. Вместе с ним приехал и о. Матвей. Власти отдали им избу на краю села. Вот что рассказала жительница Байсы З.Ф. Чернышова: «Жили они вместе. Сами готовили, сами стирали. Батюшка после каждой службы придёт, постирает и сушить повесит…» В церковной палатке жили две женщины – Дуся и Раиса. Они пели в церкви, прибирались, торговали свечами. Отец Петр пригласил ещё и своих знакомых женщин из Лебяжья приходить петь в церковь, и они ходили за многие километры.

10 мая 1964 года Васильевскую церковь с. Байсы вновь закрыли, теперь уже на многие годы. Случилось это прямо во время службы. Отлично запомнила этот грустный день краевед Светлана Захарова, которой тогда было 5 лет. По её словам, почти каждый день на колокольне сидел мужичок и спиливал шпиль с крестом. Когда крест упал, весь народ, стоявший внизу, упал на колени. В это время из храма вышли служащие, и батюшка начал что-то говорить прихожанам. В голосе его чувствовалась грусть.

Вскоре дом на краю Байсы опустел. Отец Петр поселился в квартире одной певчей в Нолинске. Как рассказывала жительница д. Елизарово Т.А. Неволина, от старости у Петра тряслась голова. Ездить сам в Абабки он был не в силах. Из Нолинска его возил туда и обратно один лебяжский шофёр, денег с него не брал. В 1969 году Н.А.  Путинцева увезла дочь в Пермь, и ездить ему стало не к кому. Скончался Пётр Иванович Марамзин 5 мая 1973 года, не дожив 7 месяцев до 90-летия.

 

                                                                      *****

            Среди представителей духовенства Вятской губернии и Уржумского уезда, жившего на сломе двух эпох – царской и советской, впоследствии либо пострадавшего за Христа, либо предавшего его, уйдя в обновленческий раскол, жил и молился человек великой судьбы и увы, совершенно забытый в наши дни – Петр Иванович Марамзин, впоследствии игумен Питирим. Происходил он из простой крестьянской семьи, начинал свой путь учителем, затем принял священство, которое выпало на страшные годы гонений на Церковь Христову. Он перенес все это  сполна – обновленчество, унижения, закрытия храмов, годы лагерей, смерть собственных детей, а под конец жизни принял иноческий постриг. Его не стало за 20 лет до возобновления духовных служб в родном Лебяжье… В этой небольшой работе я попытался собрать воедино крупицы сведений, собранных об этом удивительном и замечательном человеке, верном Христовом пастыре, вплоть до выдержек из писем и подписей снимков, чтобы создать нечто вроде хроники его земной жизни, что и представляю вниманию читателей

 

                                                  1. 1883 г.: рождение

  «№ 243. 19 декабря 1883 г. родился, 24 окрещен священником Григорием Лопатиным Петр, сын  крестьянина починка Марамзинского Ивана Даниловича Марамзина и законной жены его Екатерины Трофимовны, оба православного вероисповедания. Восприимец во крещении – житель починка Марамзинского Лебяжской волости Яков Феодорович Милютин.

            Свидетельство об этом было выдано 20 июля 1939 г. и второй раз 21 июля 1956 г.»

   Кроме Петра, в семье Марамзиных были и другие сыновья – Иван, Константин, Андрей, Василий. Примечательно, что Михаил и Андрей женились в конце 1917 года: Михаил 1 ноября, Андрей 13 декабря. Поручителем (свидетелем) у Михаила был его брат Иван.

 

                                                     2. 1892 г.: его учителя

   У маленького Петра были прекрасные учителя. В 1892 г. в отчете Уржумского училищного отделения писалось: «Учитель Марамзинской школы Константин  Дрягин весьма успешно и с любовию ведет свои школьные занятия; кроме того, он усердно и заботится о поднятии уровня религиозно-нравственного состояния не только учеников школы, но и  вообще окрестных жителей, - с каковою целию учитель Дрягин ведет нередко при школе, а иногда и в домах крестьян по вечерам беседы, и занимается чтением книг религиозно-нравственного состояния» («Вятские епархиальные ведомости», № 15, 1892 г.). В этой же школе стал преподавать позднее Петр Марамзин, но это произошло после 1917 г. В отчете за 1917 г. среди учителей Марамзинского училища он еще не упоминается.

 

3. 1911 г.: сельский учитель

  Из следственного дела Петра Ивановича с подробной анкетой можно узнать, что он закончил миссионерские курсы  в городе Вятке. Это дало ему право преподавать в церковных школах. Согласно анкете арестованного, до 1911 г. он занимался сельским хозяйством, а с 1911 по 1913 гг. был учителем. Работал он в д.Лошкино Нолинского уезда. В 1913 г. он по какой-то причине оставил работу учителя и вернулся в родную деревню работать на земле.

В 1914 г. грянула война. Петр Иванович был мобилизован и служил в действующей армии в 1915-1916 гг. Как он сам рассказывал на своем следствии в 1935 г., офицер Денисюк сделал ему однажды подарок на память – набор резиновых букв (шрифт). Тогда оба и знать не могли, какую роковую роль сыграют эти резиновые буквы в судьбе Петра Ивановича.

 Мобилизовавшись в 1917 г., Петр Иванович  занимался сельским хозяйством в родной деревне. С 1919 по 1922 гг. – он снова сельский учитель, на этот раз в родной деревне Марамзино, а также в деревне Михеевщина.

 

4. 1903 г.: его суженая

 

Петр Иванович сочетался браком в позднем возрасте – в 38 лет. Его избранницей стала дочь замечательного священника из с. Красноярского Уржумского уезда, протоиерея и благочинного о. Григория Ушакова Зинаида Григорьевна, 1886 г.р. Она окончила в 1903 г. Вятское женское епархиальное училище и курсы в 1904 г. с правом стать учительницей.

 

Девица Зинаида Ушакова, дочь священника. Фото 1904 г. Выйдет замуж только через 18 лет…

 

                                                                 Аттестат.

Воспитанница Вятского епархиального женского училища девица Ушакова Зинаида, дочь священника села Красногорского Уржумского уезда, Григория, обучавшаяся с августа 1897 года по июнь 1903 года, окончила в оном полный курс учения при поведении отличном (5)

с успехами

1) Законе Божьем отличными (5)

2) Русский и славянский язык и русской словесности отличными (5)

3) географии всеобщей и русской отличными (5)

4) всеобщей гражданской истории отличными (5)

5) русской гражданской истории очень хорошими (4)

6) арифметике очень хорошими (4)

7) геометрии очень хорошими (4)

8) физике отличными (5)

9) педагогике отличными (5)

10) чистописании  очень хорошими (5)

11) рисовании очень хорошими (4)

12) церковном пении очень хорошими (4)

13) рукоделии очень хорошими (4)

14) музыке –

            Почему после испытаний, бывших в мае и июне месяцах 1903 года по определению совета училища, утвержденному Его Преосвященством Преосвященнейшим Никоном, епископом Вятским и  Слободским, на основании § III~XVI высочайше утвержденного Устава Епархиальных женских училищ усвоено ей, Ушаковой, право на звание домашней учительницы тех предметов, в коих оказала удовлетворительные успехи.

            В удостоверение сего ей выдан сей аттестат от совета Вятского епархиального женского училища за надлежащим подписом и печатью училища.

                                                                                Вятка 1903 года, июня 2 дня.

            После этого Зинаида Григорьевна стала учительницей Красноярской земской школы, а с 1911 по 1918 г.г. она преподавала в сельской школе под г. Слободским, во время жительства Ушаковых в Слободском.

 

                                    5. Июнь 1922 г. г: учительница из Красноярского

В 1919 г. Ушаковы вновь вернулись в Красноярское, и Зинаида Григорьевна вновь устроилась там учительницей. Еще летом 1922 г. они с Петром Ивановичем, учителем из д. Марамзино, и не подозревали о существовании друг друга. Вот что писал ее брат Герман Ушаков в письме сестре Зое в Берлин 9 августа 1922 г.:

 

 

 

Зинаида Григорьевна Ушакова – учительница школы около г.Слободского. фото 1914 г.

 

            «Зина служит учительницей в Красном, но очень не весело. Жизнь побаловала ее счастьем, да смерть унесла жениха. То был некто Истомин из Вятки, очень незаурядный человек. Революция и ему оказалась мачехой и не выдержав всего, он прошлой зимой удавился и еще хорошо, что не у нас в дому. Зина от этой смерти совсем осунулась и совсем опустилась. Для нее в жизни уже нет никакой надежды».

 

                                                 6. 7. 08. 1922 г.: свадьба.

  Летом 1922 г. учитель Марамзин получил место священника, но чтобы быть рукоположенным, должен был жениться. О том, как происходило знакомство, сватовство и свадьба Петра и Зинаиды можно представить по письмам Ушаковых.

         Знакомство. «А тут сошлись пара без всякой влюбленности, случайно по необходимости: он получил место священника и должен жениться, услужливые люди подсказывают ему и ту и другую, а он остановил внимание на Зине и пошел напролом; и Зина сначала ужаснулась, и потом поразсудили, ему как-то жить надо, из учительниц вот как дочь священника. Жутко стало ей, даст согласие? Но чем ближе знакомие он нам стал, тем больше стал по сердцу. Ничего заднего, лукавого в нем нет; работящий, исполнительный, предусмотрительный во всем… По наружности он очень походит на Зину; чуточку повыше ростом, темноволосый, но со светлыми глазами, взгляд открытый» (из письма матушки Ольги Ушаковой от 31. 07. 22.)…

            Сватовство. «Я писала Полику2 поразительную новость о Зине и что свадьба 11 июля и никак не узнала, что они получат это письмо даже к 11-му, а они получили за 5 дней и откомандировали быстренько за всех Полика, он приехал 9-го  и свадьба 11-го не состоялась вот по какой причине: Петр Иванович (уже муж Зины) был определен в Кузнецово и папа поехал по благочинию, чтобы разузнать о квартире и всем прочем; оказалось, что уже там священник определен 2 месяца назад, приехал и устроился; это видимо ошибка архиерея, что делать? Спрашивает Петр Иванович, а пока говорят – «Ближе 2 числа, - открываем диаконскую вакансию и там назначаетесь…»

            Это было 9 июля, значит свадьбу пришлось отложить, пока Петр Иванович сходит в Яранск, где наш   архиерей  Яранско-Уржумский-Советский (неразборчиво) и не знают сколько требуется времени сходить за 140 верст. Все обошлось как желали: Петр Иванович определен в Красное, гражданский брак заключили 23 июля, а свадьба была 25 с/с.

            …Все сватовство и свадьбу мы держали в таком секрете (из-за длинных языков), что пока не заключили гражданский брак и в Красном никто ничего не подозрев. Даже Лебяжье кидалось туда и сюда узнать на ком женится Марамзин и до правды не добралось.

            …Не правда ли, Зоя, милая, даже тебе трудно переварить, что твой новый брат и муж Зины женат, что он крестьянин? А здесь, после всего, что пережито, как устраивается теперь жизнь, мы все изменились, - это не дико и не странно. Сословность сглаживается».

            Свадьба. «Свадьба была скромная, семейная, каких я еще не встречала, и все устроилось так, как желали новобрачные; они не хотели гостей и зевак. Жених приехал с двумя холостыми братьями; венчал лебяжский молодой священник, тут же сватунья стояла подле Петра Ивановича, а подле Зины – Оля, которая еще до солнышка пришла и мне помогла стряпать.

            …Как не скрывали свадьбу, а все же подсмотрели и человек 20 набралось зевак. Венчание было в 2 дня, пели: - папа, я, Полик и Шура и не на клиросе, а тут же около брачующихся; оригинально не правда ли? Поздравились сладкой наливочкой, которую сами сготовили. Чай и обед с такими же приложениями, как и в именины, за немногими исклю-чениями; например, к чаю вместо вафель сладкие пироги, к обеду лишний суп, лишнее жареное и вместо рожков – розонцы и бисквиты… В день свадьбы никаких посетителей не было: страда, погода скорая, все поспело, все торопит» (из того же письма).

 

                                         7. Август 1922 г.: рукоположение

Из того же письма: «О наших семейных взаимоотношениях судить в будущем рано: Петр Иванович еще и недели не прожил у нас. Ему назначено ставиться во диакона в Преображение, а во священника 7 августа; они и ушли сегодня в Марамзино к матери; Зина там немного погостит, а его братья не один перегон проводят по пути в Яранск. Будем ждать новоиспеченного о. Петра к Успению; тогда он и служить будет, и начнется новая жизнь с новым членом семьи… Уже в эти прожитые дни Петр Иванович суетился нам помочь. Думаю, что и впредь в тягость не будет, а будет помощником усердным».

В своей автобиографии в 1947 году о. Петр сообщал факты о своем рукоположении: «Рукоположен в сан диакона 6/19 августа 1922 г. Рукоположен в сан иерея 7/20  августа 1922 г.  епископом Сергием (Карнеевым) в г.Яранске, к Христо-Рождественской церкви села Красного». Это совпадает со строчками из письма «…Его братья не один перегон проводят по пути в Яранск. Будем ждать новоиспеченного о. Петра к Успению».

 

                                8. Осень 1922 г.: священник села Красноярского

Из того же письма; дата 14 августа по старому стилю, по новому 28 августа: «Вернулся наш о. Петр и вчера служил; много не пришлось послушать службу: хлеб пекла, и новая молодушка ходила слушать своего батюшку; говорят, хорошо служит. Полик вчера сказал, что этот брак очень удачный, какой-то положительный».

Из письма Ольги Григорьевны Ушаковой, сестры Зинаиды Григорьевны, сентябрь 1922 г.: «Молодой четы не было дома, ушли к родне мужа на праздник. Часа через два-три явились пешком и молодые, до Лебяжья их довезли на лошади, а дальше на своей паре. Муж Зинаиды очень походит на нее, как будто это брат и сестра, он в высшей степени внимательный, услужливый, миролюбивый муж, скромный и трудолюбивый, производит приятное впечатление, а что особенно ценно так – служит хорошо, глубоко религиозный в душе, по влечению пошел в сан священника и очень любит служить, а потом большой плюс за ним – умеет жить, с прорехой ходить не будет, заштопает и зашьет.

…В доме нашем как видишь крупные перемены – новый член семьи. Я ему понравилась, как он сказал Зине, очень доволен мною мой новый «зять».

…Воскресенье, и служил новый «батя», а мы квартетом распевали – папа, Зина, Полик, я. Мама была занята… Поем по руководством папы и выходит так стройно, хорошо, что молодой «батя» все время восторгался, восхищался. Это человек бесхитростный, прямой, открытый, что-то нетронутое чистое кроется в нем, эта непосредственность, простота, без всяких задних мыслей. Это такие хорошие качества в человеке, что невольно притягивает к нему и чувствуешь к этому человеку определенную симпатию. Нет в нем «светских манер», модных приличий, а вместо всего этого напускного – природная вежливость и деликатность, не ума ищешь, б. м. красивых ярких фраз, вместо всего – простую задушевную русскую речь».

 

                                9. 16.02.1923 гг.: уход из Красноярского

 

В своем письме за 16 февраля 1923 г. матушка Ольга упоминала, что молодые жили еще в Красноярском, что в тот день они ушли в деревню Марамзино к матери о. Петра. Писала она и о том, что придется ему оставить Красноярский приход: «придется д. б. Петру Ивановичу уехать в Лебяжье (место свободно), двоим нечем будет жить и платить». «Двоим» - это о. Петру и о. Григорию Ушакову. Так и случилось: в том же году о. Петр перешел служить в Лебяжье. С ним ушла и матушка Зинаида.

Согласно автобиографии священника, перемещен в Лебяжье он был 23 марта 1923 г. указом того же яранского архиерея…

 

                         

                           10. 1923-1930 гг.: служение в Лебяжье

  В селе Лебяжье, в Николаевской церкви о. Петр прослужил около 8 лет. В  памяти людей сохранился облик последнего лебяжского батюшки (того времени). А. А. Редькин: «Я помню очень хорошо этого батюшку. Служил он службу, пел, махал кадилом. Пели очень хорошо, как запоют – ой! А сам как поет. Голосистый был, поет – как растянет. Борода у него была рыжая. При мне народу в церкви немного служило, и все вежливые были, хорошо обращались с народом».

А. А. Ватлецев, 1910 г. р.: «При нем прикрывали уже все. Он был красивый, здоровенный, лет порядочно, с маленькой бородой».

           У Петра Ивановича был родной брат Иван, по воспоминаниям его дочери Галины Ивановны Сияловой, он выучился на монтера и ездил по стране проводил электричество. Из-за этого и погиб,  его убило током. Вскоре умерла и его жена. Двух маленьких девочек-сироток стала воспитывать двоюродная сестра Ивана и Петра – А.В.Марамзина. Жила она как раз неподалеку от церкви. Галина Ивановна вспоминает «Петр Иванович на дому крестил моих ребят. Приходил в гости к моей сестре Тамаре. Когда отца убило говорил:

-           Как, боженушка живешь ?

            Он ей дядя был как и мне. Крестил ее, когда еще в церкви работал. Жил при церкви «в палатке», там жили все работавшие в церкви.

     Петр Иванович был спокойный, хороший. Очень симпатичный: среднего роста, коренастый, в плечах широкий, окладистая борода до груди, сбела. Вежливый был, голос у него был хороший».

 

                                              11. 1923: уход в раскол

В 1923 г. весь Лебяжский благочинный округ целиком ушел в обновленческий раскол; духовно окормляли его благочинный Григорий Ушаков и викарный обновленческий епископ из г. Уржума. Не стало исключением в этом смысле и с. Лебяжье, и его служители.

                                                                  Протокол

Заседания окружного благочинного собрания духовенства и представителей от мирян 2 округа Уржумского викариатства, бывшего 30 ноября/13 декабря 1923 г. в с. Синцово. В заседании под председательством благочинного, протоиерея Григория Ушакова, участвовали 2 протоиерея, 5 священников, 3 псаломщика и 9 представителей от мирян.

         Заслушали отношение Уржумского викарного совета от 28 ноября 1923 г. благочинному 2 округа о том, что «получено официальное известие о созыве Епархиального собрания между 19-30 декабря, на каковое собрание требуется избрать делегатов – 2 от духовенства, 2 от мирян» - и по заслушании и по обсуждении предстоящей делегатам поездки в Вятку, - постановили:

принять во внимание, а) что благочинный округ ныне значительно сократился, - состоит из 10 сел с 7-ю причтами, из коих 2 села отказались участвовать в несении расходов на епархиальные нужды (с Казанского – по уклонении приходского совета на сторону тихоновцев и с. Боровково – по бедности прихода); б) что на дальнюю и продолжительную поездку 4 делегатов и 5-го благочинного на Епархиальное собрание потребовалось бы много средств, а между тем церковные средства вследствие тяжелых налогов до крайности истощились, - избрать (и  избрали) на епархиальное собрание только 2 делегатов, а именно представителем от духовенства избрали Григория Ушакова, а представителем от мирян – гражданина Николая Ивановича Стародубцева, и снабдить их наказом для заявления на Епархиальное собрание о нуждах верующих округа и о пожеланиях настоящего собрания».

 

                                                    12. 1924: рождение Алика

  В 1924 г. в жизни батюшки Петра произошло счастливейшее событие – родился его первый сын, которого нарекли во св. крещении Алексеем, или Аликом, как его звали в семье.

«Акт № 26, о рождении.

Ф. И. О. Марамзин Алексей.

Дата рождения: 23 февраля 1924 г.

Родители: Марамзин Петр Иванович, 40 лет

                  Марамзина Зинаида Григорьевна, 36 лет, с. Лебяжье.

Занятие родителей: земледелец.

Подпись заявителя: П. Марамзин (лебяжский ЗАГС)».

К сожалению, мальчику этому была отпущена Господом коротенькая жизнь – 10-12 лет. До меня дошло уникальное свидетельство о том, что он знал уже о своей грядущей смерти и просил отца его исповедовать и причастить.

Алик подошел к отцу и сказал:

            - Тятя, я скоро умру…

            Батюшка удивился:

            - Как умрешь, что ты говоришь? Ты не умрешь!

            - Нет, я скоро помру, - упорствовал мальчик.

Алик поцеловал икону и крест, а через несколько дней действительно, скоропостижно скончался. По некоторым, данным умер он в г. Уржуме, т.к. Зинаида Григорьевна, проживая там во время войны, посещала какие-то могилки. Все сестры и братья Ушаковы выражали большое сочувствие этой «великой потере Марамзиных», а Петр Иванович всю жизнь хранил у сердца карточку, на которой был запечатлен лежащий в гробу мальчик…

 

                                    13.  1925:  ходатайство о церковной земле

   Служение о. Петра Марамзина пришлось на тяжкий период гонений на Церковь, изъятия церковных ценностей, репрессий. Еще в 1918 г. новые власти отобрали у Лебяжских священнослужителей два дома из пяти и церковную землю, а в 1920 г. – остальные три дома. В 1923 г. чаша сия не миновала и семьи Ушаковых в Красноярском. Лебяжским священнослужителям пришлось жить на наемных квартирах и в церковной палатке. В 1925 г. община верующих с. Лебяжья под председательством Лебяжских священников сделала решительную, но безуспешную попытку вернуть Лебяжской церкви ее законные здания и землю, отобранные местными коммунистами.

Ходатайство общины верующих  о передаче в её пользование

бывшей  церковной земли села Лебяжья.

 

                           Доверительный приговор собрания членов общины верующих

                           «Православного культа» с. Лебяжья Лебяжской волости

                           Уржумского уезда Вятской губернии

                           постановление 10 января 1925 года.

Мы нижеподписавшиеся  уполномоченные граждане вышеозначенной общины, состоявшей из граждан с. Лебяжья и деревень (перечисление)  бывшего сего числа на церковно-приходском собрании, собранного с разрешения Ле6яжского РИКа и то 31 декабря 1924 года при представительстве  члена РИКа Шарова, для  разрешения вопросов, касающихся управления общины и материального положения с хозяйственной точки зрения,  и между прочим выдвинули следующие вопросы.

Приход нашей общины существует с незапамятных времен, потому для молитвенных собраний  выстроили каменное здание церкви, для представителей культа в лице 2 священников, 2 псаломщиков и просфорницы  выстроены 6 домов деревянных с необходимыми надворными постройками, на средства общины, к построению этих зданий привлекались не только богатые и середняки, но и бедняки, члены общины.

При отделении церкви от государства все эти строения занесены в инвентарную опись и сданы на хранение нам для бесплатного пользования таковыми. В квартирах, где помещались представители культа, но, в последствии, эти дома были муниципированы, в 1918 году 2 дома из коих 1 занят народным домом  и  библиотекой, а второй школой I ступени и квартирами учителей. В 1920 году муниципированы остальные 4 дома и перешли в распоряжение местного коммунального отдела, который представителей коих из занимаемых ими зданий выдворил, и последние ютятся на частных квартирах, за которые приходится платить нашей же общине. Так как представители эти являются представителями культа, которые по нашим убежденным понятиям нам необходимы в духовном питании, укрепляющем нашу нравственность, которая удерживает от преступления и проступков как непросвещенных светскими науками и совершенно малоразвитых, а в соответствии с этим бедно и наше материальное положение. Но, несмотря на это, нам  приходится опять-таки  уделять, хотя  и добровольно из своих скудных средств на наем квартир для служителей культа…

Для облегчения содержания служителей культа и с целью дать возможность без лишений содержать за счет прихода было выделено 9 десятин луговой земли, отданных гражданами из своих и без того скудных наделов. Так как все население за исключением 2 селений состоит из бывших  удельными крестьян, полные наделы которых составляют 4 десятины на ревизскую душу. А так как некоторые селения, входящие в состав общины, от принятых полных наделов отказались, то получается надел 1 ¾  десятины на ревизскую душу всех угодий. И вот из такого количества и  была  уступлена земля для  пользования  притча, которыми причт, т. е. Служители культа фактически пользовались до закона о социализации земли. При проведении в жизнь этих законов (неразборчиво) землю эту из пользования служителей культа изъяли  и не возвратили тем селениям, от которых она была отрезана, несмотря на то, что у последних много не хватает  земли до установленной нормы, а признал эту землю церковной и зачислил таковую в запасной земельный фонд  и так сдает для пользования разным лицам служащих, которые, исполняя свои служебные обязанности, не в состоянии таковую обрабатывать  своим личным трудом и как не занимающиеся физическим трудом. Поэтому трава на отведенных участках оставалась некошеной и пропадала, что является ущербом для республики. Обсудив наше изложение, мы находим необходимым, возбудить ходатайство перед Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом ССР по пункту передачи и возврата  нам хотя бы 4 домов для бесплатного пользования как занятые лесничеством, милицией и служащими. А дома как занятые:  один народным домом и библиотекой и другой школой  первой ступени оставить этим заведениям. По пункту второму: ту землю в количестве 9 десятин обязать и возвратить тем селениям, от которых отрезана…

                                                                                                    Подписи членов собрания.

 

                                        14.  1927 г.:  кончина второго сына

      В 1926 г. в семье батюшки родился второй сын, которого назвали Валерием, но жизни ему было отпущено еще меньше чем первому – чуть больше года.

            Из акта о смерти: «Марамзин Валерий Петрович, сын священника, родился 26 июня 1926 г., умер дома 28 августа 1927 г. от дизентерии. Заявитель: Марамзина Зинаида. Свидетельство оплачено 30 августа в сумме 15 копеек» (лебяжский ЗАГС, акт № 68 30 августа 1927 года).

 

                                       15.  1930 г.:  выход из духовного звания

  Жизнь духовенства становилась сложнее год от года, но в Лажском благочинии благодаря его уходу в раскол до 1929 г. не было ни репрессий, ни закрытия храмов. Однако с конца двадцатых годов несколько священников решились на переход «в тихоновщину», увлекая за собой группы верующих. В приходах начались яростные споры между теми, кто вышел из обновленчества, поняв его истинную суть, и теми, кто оставался в нем по-прежнему, не желавших навлечь на свои храмы беду. Некоторые священнослужители совсем выходили из духовного звания. Так в 1929 г. вышел в заштат благочинный Григорий Ушаков, а о. Петр Марамзин вышел из духовного звания в 1930 г.  В одной из своих послевоенных анкет батюшка сообщал, что работал в лебяжской церкви до 1932 г. Неизвестно, была это ошибка, или батюшка после выхода из духовного звания все же еще недолго служил в церкви…

  Отец Григорий писал в своем письме 30 июля 1930 г.:

            «…Неожиданно после долгого отсутствия прибыл к нам зять Петр Иванович… сообщил, что он ходатайствовал в с/с о восстановлении его в правах и получил удовлетворение. Теперь дело зависит от РИКа. По получении удовлетворения и в РИК  П. Ив. намерен в родной деревне построить для себя домик и жить портняжным ремеслом».

         В это время Марамзины снова жили в Красноярском, в доме родителей Зинаиды Гр. Сохранилась редкая фотография  того времени, на которой за обеденным столом с самоваром запечатлелись супруги Марамзины (снимок 1932 г.). Это единственное фото о. Петра, на котором она запечатлелся моложе 60 лет. Все остальные его фотографии сделаны после 1954 года, когда он был уже в преклонных годах. Впрочем, и здесь он был уже не молод – ему было 50 лет, а впереди стояли 14 лет лагерей…

 

                                        16. 25.10.1930:  «В просьбе отказать…»

 

   Лебяжский РИК в восстановлении избирательных прав Марамзину отказал. 26 октября 1930 г. состоялось заседание членов Лебяжского райисполкома для проверки и пересмотра жалоб лишенцев.

      Из протокола № 54: «897. Слушали заявление гражданина деревни Марамзино того же с/с Марамзина Петра Ивановича, о восстановлении его в избирательных правах, которых он лишен как служитель религиозного культа с 1922 г., от службы отказался в 1930 г.

Постановили: в просьбе отказать».

      В правах священник Марамзин был восстановлен только в хрущевские времена.

 

                                        17. Март 1930 г.: «церковь подлежит закрытию»

   Когда в Лебяжье закрыли церковь, о. Петр в ней уже не служил, но закрытие произошло на его глазах.  Самую первую попытку закрытия этой церкви лебяжские коммунисты предприняли еще в 1930 г., к счастью пока безуспешною.

            Из протокола заседания Лебяжского РИКа от 17 марта 1930 г.: «Слушали: постановление начальника РАО от 14 III 30 года о закрытии Лебяжской церкви, находящейся в с. Лебяжье, согласно ходатайства граждан. Кроме того, за означенной церковью числится недоимка налога со строений в сумме 553 руб. 40 коп., а поэтому на основании распоряжения НКФ от 5/1 30 года № 139 договор с группой верующих подлежит расторжению, а церковь закрытию.

Постановили: договор с Лебяжской группой верующих расторгнуть, церковь закрыть. Об утверждении просить Окрисполком». Окрисполком это решение не утвердил. Там понимали, что начальство, присланное во вновь созданный район,  просто старалось выслужиться любыми методами…

 

                                                   18. Письмо из деревни

Это единственное сохранившееся письмо Марамзиных, точнее сказать Зинаиды Григорьевны. Дата написания его, к сожалению, неизвестна, но оно было написано еще при жизни их сына Алика, который в нем упоминается; мальчика не стало к 1931 году.

            «Милый и дорогой Полик, шлю тебе я свой привет, поздравляю с днем ангела и желаю всяких благ в жизни, главным же образом желаю здоровья и спокойствия, а остальное все приложится пусть к тебе. Дорогую Любочку поздравляю с дорогим именинником, также и Леночку еще поздравляю тоже с именинником. Получили вы мое письмо, посланное из деревни для всех трех семейств. В нашей жизни ничего нового нет. Живем по прежнему в деревне без Пети, без должности… В виду наступления весны, вскрытия рек, ждем у моря погоды… Начало весны у нас уже чувствуется: стало теплее, снег тает, грачи прилетели. «Что день грядущий нам готовит», сказать трудно, но пока сыты и никто нас еще ничем не тревожит… Только в деревне очень распространилась корь и у второй моей снохи лежит старший мальчик очень тяжело. Не знаю, как убережется Алик от кори. Он этой болезнью еще не хворал. Трудно сохранить его в такое время, как начало весны. Ходит на улицу в лаптишках, обувается очень крепко, но все-таки как-то исхитряется промачивать ноги.

            Собираюсь завтра побывать в Кр. и повидаться с родными. Тоже путешествие это придется совершить пешком и в лаптях. Это самая подходящая обувь в такое время как начало весны. Наверное Пасху придется встречать и провожать в деревне.

            Брат Пети Костя вернулся с сезонной работы, очень похудевший, жалуется, что там было плохое питание и также неважный заработок. Получили мы наконец извещение из ВЦИК и о том, что ходатайство наше направлено в Нижкрай, где нам надо справляться. Придется наводить справки и опять жить ожиданьями. Это письмо понесу в Кр. может еще мама что напишет про свое житье.

            Пока кончаю, будьте здоровы и благополучны. Целую вас всех крепко и привет Люсе.  Зина».

 

                                                        19. Дом Марамзиных

  Мне посчастливилось найти в вымирающей деревушке Марамзино единственную свидетельницу жизни в ней о. Петра Н. М. Милютину; она же рассказала о доме, в котором жили супруги Марамзины и их дети. Вот ее рассказ:

- Я знаю только, что он меня крестил на дому, но его я не помню. Дом его стоял на той улице, обычный деревенский дом: деревянный, рубленый, окон – 3 на улицу, 1 на кухню, 1 в ограду. Было крыльцо, амбар. Дом был небольшой, средний, стоял в середине деревни. Я была в нем, когда его уже не было. Там жил шорник из Суны. Там стояла русская печь, и то где-то посреди избы. Никаких комнат, какие комнаты в русской избе? Говорили, что он жил здесь на квартире, но потом ни разу не приезжал сюда. Теперь от этого дома даже развалин не осталось, все заросло бурьяном.

 

                        20. 8.06.1931 г.: «Свободен Петр Иванович устроиться где хочет… »

  Вот еще несколько строчек из письма Ушаковых, снова матушки Ольги, от 8 июня 1931 г., написанного за несколько недель до кончины о. Григория Ушакова. Они интересны тем, что свидетельствуют о том, что к этому времени о. Петр был еще «свободен» от какой-либо должности, т. е. не служил в церкви.

          «На днях едет Петр Иванович; он, пока, косит с братьями, обеспечивает себя хлебом на зиму; Зина в Чебоксарах… Свободен Петр Иванович устроиться, где хочет, но только все передряги последних годов, и особенно потеря Алика, много взяли сил и здоровья; а зимой еще он очень хотел поехать к Герману в Оскат».

 Известно, что в 1932 г. о. Петр работал в чебоксарском совхозе № 16.  Позднее он вернулся на Родину, где уже создавались колхозы. Бывший священник отнесся к ним негативно, как и многие другие представители духовенства. В его следственном деле позднее сообщалось:  «В феврале 1935 г. и ранее в 1934 г. вел антиколхозную агитацию, дискредитируя при этом соввласть и колхозное строительство…»

 

                                      21. 1934 г.: закрытие церкви в Лебяжье

   Пришел в Лебяжье тот черный день, когда его красавица - церковь была все  же закрыта. Способствовало  этому большое несчастье, произошедшее в Лебяжье в марте 1934 г. В ночь со 2 на 3 марта 1934 года в Лебяжье в огне страшного пожара сгорела только что отстроенная школа. Пожарники и все взрослое население самоотверженно боролось с разбушевавшимся пламенем, но силы были неравными. Школьное здание, всю мебель и учебное оборудование спасти не удалось, отстояли лишь «школьный городок». И хотя временно под классы были заняты столовая, лесничество, клуб, сберкасса, лебяжским коммунистам показалась почему-то заманчивой мысль разместить школу в пока еще действующей церкви. Увы, на деле то оказался всего лишь предлог для ее закрытия.

  Началась усиленная работа среди населения о передаче Лебяжской церкви под школу. 13 марта в газете «Вперед» вышла целая тематическая полоса с грозным воззванием: «Передовые колхозы, колхозники, единоличники  и все трудящиеся Лебяжского сельсовета просьбу трудящихся удовлетворяют: церковь Лебяжского прихода передают под школу. Поддержим инициативу передовиков, дадим детям такое же светлое помещение, как сгоревшая бывшая школа – краса района». В обращении коллектива учащихся, которое составлял, однако, учком, ко всем трудящимся района, были в частности такие слова: «… Мы просим вас отдать нам под школу имеющееся в с. Лебяжье здание, которое сейчас занято церковью. Это здание построено на ваши общественные средства. Вы все участники постройки этого здания. Оно используется сейчас совершенно без пользы для общества, ведь большинство из вас уже прервали связь с религией, религиозными остается лишь небольшая кучка стариков и старушек. Так вот вы задумайтесь над тем: справедливо ли будет, если вы в угоду кучке верующих стариков, старушек, кулаков  и дармоедов попов оставите без школы 460 человек детей».    

       Предлагал передать церковное здание под школу и зав. РОНО Ванеев в своей заметке «С передачей церкви под школу  не оскорбим чувств верующих». В ней он писал: «Лебяжский район понес большую потерю на фронте культурного строительства.    2 марта в 11 часов ночи стихия – пожар смела красу и гордость Лебяжского района – только что достроенную и оборудованную  всем  необходимым районную школу, вмещавшую 12 групп с 460 учащимися. Она сосредотачивала почти всех учащихся I ступени Лебяжского сельсовета и являлась единственной средней школой для таких сельсоветов как: Лебяжский,  Комаровский, Красноярский  и частично Марамзинский,  Елизаровский и ряд других.

            Пожар школы тяжело отзывается на учащихся школы и мешает нормальному ходу учебы из–за отсутствия помещения.  Но у учащихся данных  сельсоветов нет видов на улучшение условий. Построить новую школу, которая бы охватила     свыше 500 человек с осени 1934 года, что составляет почти 10 процентов ко всем учащимся района, не представляется возможным.

           Это ясно осознают учащиеся школы, которые нечастным случаем, встревожены как никто и совершенно правильно поступают, осознав трудности, стоящие перед собой, через страницы газеты обращаются к родителям и ко всем колхозникам с просьбой, как единственному и безболезненному выходу из создавшегося положения – передачи церкви с. Лебяжья под районную школу. Этот вопрос выдвигается не только учащимися, но и каждым сознательным гражданином, которому дороги интересы культурного строительства.

        Мы не желаем оскорбить чувств верующих,  и не оскорбим их ни в коей мере  при передаче церкви под школу, потому что дело народного просвещения близко каждому трудящемуся, и кроме того представляется полная возможность для верующих пользоваться церквями других сельсоветов. Мы должны поддержать требования ребят, массы передовых колхозников и трудящихся единомышленников, рабочих и служащих и сказать решительно, тем более, что момент и условия, созданные стихией, заставляют окончательно заявить, что церковь для нас не нужна и мы ее передаем под школу.» 

          А в протоколе заседания бюро Лебяжского райкома ВКП(б) от 19 марта 1934 г. сообщались следующие факты о том, как закрывалась церковь в Лебяжье:

Протокол заседания бюро Лебяжского  райкома ВКП (б) от 19 марта 1934 года

Присутствовали: члены и кандидаты бюро райкома тт. Краснов, Мальцев, Больников, Скулкин, Грачев, Захватаев,   Головин, Овчинников и Путинцев. РайЗО – т.  Губин, МТС – т. Шамов, Районо – т. Ванеев, райпрокурор – т. Беспалов.  

Из повестки дня.  …9. О Лебяжской школе.

Сообщают тт. Ванеев и Холкин. Присутствовали Райпрокурор Беспалов, Казаковцев – нарсуд и Герасимов – начальник милиции.

 Постановили:

     …     3. Отметить, что начавшаяся работа среди населения о передаче Лебяжской церкви под райшколу  проходит неорганизованно. Самотеком, в результате чего кулачество и другие враждебные элементы, используя это, ведут усиленную враждебную агитацию среди населения и особенно отсталых групп. Бюро райкома предлагает прекратить кустарщину и требует в этом деле серьезной организованной работы, для чего мобилизовать весь партийный, профсоюзный и комсомольский актив района  и послать в каждый колхоз и селение, где умело и широко проработать этот вопрос на собраниях колхозников, единоличников и членов профсоюза, обеспечить поголовный охват населения, мобилизуя  внимание трудящихся на создавшееся тяжелое положение в связи с пожаром школы; дети находятся в крайне ненормальных для занятий  условиях. Организаторская и руководительская работа по проработке этого вопроса среди масс возлагается  на т. Скулкина  (Райком) и т. Осетрова (Районо). Через 3 дня т. Скулкин и т. Осетров доложат райкому  о результатах проделанной работы.

 В приведенных фактах лебяжские священнослужители – «дармоеды попы» - упоминаются только косвенно, правда, о. Петр уже к ним не относился, как вышедший из духовного звания.

                                                             

                                            22. 1934 г.: первый арест

  В 1935 г. Николаевская церковь была закрыта окончательно; местные власти  добились своего. После закрытия церкви начались аресты и ее служителей, в т.ч. и бывших. Уже в 1934 г. о. Петр был арестован. При производстве обыска у него нашли тот самый набор резиновых букв, подаренных в царской армии.

Из протокола допроса о. Петра:

 В.: Откуда вы взяли набор резиновых букв (шрифт) и печать. Для какой цели передавали их Марамзиной Зое Ивановне (жене вашего брата Константина Ивановича), который отобрал у ней на лебяжской пристани 15.09.-34.

О.: Шрифт и печать принадлежат моему брату Константину Ивановичу. Передавал его жене Зои по ее просьбе, когда она уезжала к нему в город Свердловск, где брат мой находился в работах.

О.: Почему вы хранили набор резиновых букв (шрифт) и печать и не сдали соответствующим органам, признаете себя виновным

В: Набор резиновых букв (шрифт) хранил как память, подаренных мне офицером во время  моей службы в старой армии, офицер по фамилии Денисюк, а печать мне дана на хранение в 1933 г. Милютиным Дмитрием Филипповичем. Показания, данные мною, что шрифт и печать  принадлежат моему брату Константину Ивановичу, являются неправильными. Во всем этом признаю себя виновным.

 Похоже, на этом хлипком основании состряпать дела не смогли, и через сутки священник был освобожден, но шрифт следователи приберегли для следующего процесса…

 

                                       23. Сентябрь 1935 г.: второй  арест

 

  Осенью 1935 г. бывший священник снова был арестован, на этот раз по более серьезным обвинениям – сразу по трем статьям. Согласно «Книге памяти жертв политических репрессий»  «Марамзин Петр Иванович 1883 г. р., уроженец и житель д. Марамзино, русский, бывший служитель культа. Перед арестом – без определенных занятий. 22 марта 1936 года Кировским крайсудом осужден по ст. 58 п. 10, ст. 105 п. 75 УК РСФСР на 7 лет тюремного заключения». Вместе с о. Петром были осуждены и двое его однодеревенцев по одному делу. В доме о. Петра был произведен обыск – нашли боевую винтовку, бланки чебоксарской фабрики (брат случайно прислал в письме), серебряный крест, серебряное кадило и  деньги царской чеканки. Их тоже «пришили» к «делу». Дело о хранении винтовки и вовсе было выделено в отдельное и передано в Лебяжский районный суд. Зная делопроизводство того времени, винтовка могла быть просто подкинута, как тогда часто делалось. Видимо, была одна установка – посадить во что бы то ни стало бывшего «попа»…

   Все трое были арестованы 13 сентября 1935 г. лебяжским РО НКВД.  В «Постановлении об избрании меры пресечения и предъявления обвинения» говорилось: «…Гр-н Марамзин П.И. – единоличник, д. Марамзино б/поп, достаточно изобличается в том, что он будучи в дружественных отношениях с б/офицером Милютиным Д.Ф., единоличником Зараменских А.Т. проводил систематически  в течении последних трех лет среди колхозников антисоветскую и антиколхозную агитацию, направленную на подрыв колхозного строительства и срыв всех мероприятий советской власти, проводимых в деревне…» Было постановлено избрать мерой пресечения «содержание под стражей в Уржумской тюрьме».

 В протоколе допроса о. Петра указывалось и его семейное положение: жена Зинаида Григорьевна, 48 лет, без определенных занятий; брат Константин Иванович – работает на Украине, в колхозе; брат Василий Иванович – фельдшер в Бийске; сестра Александра Ивановна – работает в д. Паутово.

 Дело велось очень тщательно. Было проведено 4 допроса Петра Марамзина – 13, 16, 17 сентября и 5 декабря 1935 г.

 Протокол дополнительного допроса 16 сентября:

 В.: Почему на первом допросе вы следствию дали неправильные показания, вами показано, что хранившаяся и изъятая у вас печать дана на сохранение Милютиным Дмитрием Филипповичем 1933 г.

 Тогда как при допросе Милютин Дмитрий показал, что печать 1933 г. на сохранение вам не давал и эта печать, лично вы говорили, принадлежит вашему брату Константину Ивановичу. Милютин Дмитрий по вашей просьбе делал вам штамп и печать 1922-1923 гг., которая до сего времени хранится при вас.

О:  Действительно печать изъятая 1934 г. Зои Ивановны жены моего брата Константина Ивановича принадлежит не Милютину Дмитрию, как я до этого показал, а а моему брату Константину. Милютиным Дмитрием  делалось мне штамп и печать в 1922 г., когда я был еще учителем.

 В: Скажите, для какой цели вами было заказано сделать штамп и печать Милютину Дмитрию.

О: сейчас я затрудняюсь сказать, для какой цели. Штамп и печать мною уничтожена в том же 1922 г.

Справка: в данном протоколе произведены зачеркивания похабных, оскорбительных выражений  по  адресу т. Кирова и правительства.

К третьему допросу 17 сентября были сформированы все обвинения, против П.И.Марамзина:

1. Хранение шрифта.
2. Нарушение валютной операции
3. Контрреволюционная агитация против колхозного строительства
4. Компрометация руководителей партии и советского правительства. Т.Кирова называл «уржумским подзаборником» и всячески оскорблял.
5. Злорадство по поводу убийства Кирова и террористические разговоры.

 Все эти пункты обвинений о. Петр признал, кроме последнего. К последнему допросу в декабре обвинение сократилось до 2 пунктов – по нелегальному хранению золотых монет и бланков. Здесь батюшка признал только первый пункт, указав, что при аресте монеты добровольно сдал в пользу государства.

 Общее обвинение по делу было вынесено 30 декабря 1935 г.: «… В том, что будучи недоволен как б. поп мероприятиями по социалистическому переустройству деревни, группировался с антисоветски настроенными людьми и вел среди населения антисоветскую агитацию, направленную к срыву колхозного строительства и возбуждению против сов. Власти, а также агитацию террористического характера; хранил золотую и серебряную валюту в больших количествах и бланки гос. учреждений  с целью изготовления фиктивных документов, т.е. в преступлениях, предусмотренных  ст.ст. 58-10,  105 и 72 УК». 

 С сентября 1935 по март 1936 г. батюшка содержался под стражей. После декабря допросов больше не было, и он смиренно ждал суда. Где он содержался, неизвестно, но т.к. следствие производили лебяжские следователи, видимо, в Лебяжье. Значит, там была неплохая тюрьма…

 

                                                   24. 22 марта 1936 г.: суд

 

22 марта 1936 г. в г. Нолинске состоялась выездная сессия Спецкомиссии Кировского краййсуда в составе 4 женщин – председателя, 2 народных заседателей и секретаря. Обвиняемые – трое жителей деревни Марамзино – в судзаседание было доставлены под конвоем. Кроме этих людей, присутствовало также 6 свидетелей. Больше никто в суд не попал, он был закрытым.  Вопросов к обвиняемому Марамзину  было много, процитируем некоторые из них.

В. Откуда вы взяли обнаруженные при обыске 13/09-35 года закопанные в земле чистые бланки  со штампом и печатью марамзинского с/совета и чебоксарского совхоза № 16.

О: Обнаруженные бланки со штампом и печатью марамзинского с/с  мне отдано моим братом Константином, Ивановичем, когда он поехал на производство, а бланки совхоза мною похищены с указанного совхоза во время моей службы там в должности статистика в 1932 г.

О: Для какой цели вы хранили бланки.

О: Заготовленные бланки со штампом и печатью хранил использования себе документов при случае выезда из пределов Лебяжского района, в чем признаю себя виновным.

В: Кто у вас из родственников проживает в Париже, в Монголии, г. Москве, г. Бийске, г. Чебоксарах. какую вы с ними имеете связь?

О: В Париже проживает сестра  моей жены Зоя Григорьевна, общается письменно с моей женой. В Монголии проживает мой брат Василий, работает там в качестве врача. Выехал за границу со слов моего брата Константина. Связь с ними не имею с 1934 г. В г. Москве проживает моей жены брат Поликарп Ушаков, занимает должность инженера аэросъемки. Последний имеет письменную связь со своей матерью Ольгой Ивановной Ушаковой, проживающей в с. Красном Лебяжского района. Другой брат Герман офицер старой армии проживает в Сибири в городе Байго, кем служит не знаю, связь имеет так же письменную со своей матерью.

В: Следствию известно, что в 1934 г. 2 декабря у себя дома в присутствии Зараменского Алексея  Терентьевича и Каяткина Николая Васильевича по случаю убийства т. Кирова члена политбюро и  ЦК ВКП (б) вами было проявлено злорадство по поводу убийства т.Кирова, говоря: Что Киров уржумский подзаборник (оскорбительные выражения по адресу т. Кирова пропускаем) молодец тот, кто убил Кирова, надо убить всех коммунистов, которые работают в ЦК  и ВКП (б), очередь Сталина!

О: Действительно с моей стороны был разговор, что Киров  уржумский подзаборник  (оскорбительное поражение), а присутствовавший Зараменский Алексей Терентьевич добавил «Кто убил Кирова, тот сделал великое дело для народа», остальные к/р разговоры, что говорил Зараменский я не помню. Лично с моей стороны больше не было говорено, как задано было мне в вопросе. О своих к/р разговорах в основном себя признаю.

Конец судебного заседания:

 «Судебное следствие дополнить ничем не имеют. Судебное слушание объявлено законченным, обвиняемым предоставляется последнее слово, в котором обв. Марамзин, Милютин и Зараменских ничего существенного не сказали.

 Суд удаляется на совещание для вынесения приговора».

Какой приговор был вынесен, мы знаем.  По разным статьям значились разные сроки наказания – по ст.105 – 6 месяцев ИТР, по ст. 72  - 2 года тюремного заключения и по ст. 58-10 и «по совокупности преступлений – 7 лет тюремного заключения». 16 июня 1936 года о. Петр подал кассационную жалобу, но Верховный суд РСФСР оставил ее без удовлетворения. Впереди стояли страшных 10 лет лагерей…

 Позднее в своей автобиографии о. Петр сообщал, что «отбывал наказание» в Карельском лагере МВД.

Видимо, суд на П.И.Марамзиным трагическим образом отозвался на судьбе еще одного человека. В протоколе судебного заседания подчеркнуты слова «Другой брат Герман офицер старой армии…» В НКВД, работавшем по известному принципу, заинтересовались шурином обвиняемого Марамзина и нашли в его жизни много «интересного». Вскоре Герман Ушаков  был арестован и в 1937 г. расстрелян. Жизни его посвящена глава «Воины из вятского духовенства».

 

                                              25. 1946 г.: освобождение

  По случаю войны Петр Иванович отбывал в лагерях не 7, а 10 лет и освободился лишь в 1946 г. 10 лет Кареллага – страшный срок, но батюшка смог вернуться на родину, и все эти 10 лет он писал письма жене.

            4 марта 1946 г. матушка Зина писала в письме сестре: «Живу пока в Паутове, помогаю золовке по хозяйству, питаюсь своим, ношу воду, хожу в лес по дрова и сучки, пилю и колю дрова. Свою козу я перевела сюда и отдала им в корм… От мужа тоже уже с октября месяца писем нет».

            Позднее Зинаида Григорьевна снова вернулась в Красное. Туда же пришел увидеться с ней и освободившийся батюшка Петр, но их отношения по каким-то причинам не сложились. Житель села А. А. Ватлецев, близко знавший Ушаковых, вспоминает, что они поссорились и разошлись, на этот раз навсегда.

             Племянница Зинаиды Григорьевны Елена Поликарповна вспоминает в письме: «Мужа Зинаиды Григорьевны я видела 1 раз. Он приходил за швейной машинкой (кажется, ножной), но меня быстро отправили куда-то из дома (наверное, гулять) да и бабушка Мария Андреевна тоже вышла, чтобы они (Зина и Петр) побыли вдвоем и поговорили».

 

                                    26. 1948 г.: настоятель молельного дома

   Неизвестно, где пребывал о. Петр два года после возвращения на родину, но точно известно, что в 1948 г. он стал настоятелем открывшегося молельного дома в д. Заполена Окуневского сельсовета Лебяжского района. Церковь была открыта в августе 1947 г.

Из протокола № 16 заседания совета по делам РПЦ при Совете министров СССР 6 августа 1947 г.:

Слушали. 16. Заключение  Кировского облисполкома от 3 июня 1947 г. по ходатайству группы верующих с. Окунево Лебяжского района Кировской области об открытии Тихвинской церкви в с. Окунево, поданное в Кировский облисполком в марте месяце 1947 г.

 Постановили: удлвлетворить ходатайство верующих об открытии Тихвинской церкви  в с. Окунево Лебяжского района Кировской области и предложить Уполномоченному совета при Кировском облисполкоме зарегестрировать общину и оформить передачу ей здания церкви и культового имущества.

Решение Совета представить на одобрение Совета министров СССР.

Одобрено 12 августа 1947 года.

Ходатайство об открытии церкви, как единственную на весь район, в селе поддерживал и архиерей еще весной 1947 г. «давший обещание  назначить в Окунево настоятеля».  Со своей стороны верующие предоставляли священнику и квартиру, арендованную у одного из прихожан. 

Похоже, из-за отсутствия священника церковь долго не открывалась. Прошение священника Петра Марамзина Его Высокопреосвященству Вениамину о назначении его в с. Окунево «на свободное священническое место» датировалось 20 мая 1948 г. К прошению, которое было удовлетворено, прилагалась и его анкета. 16 мая в Окунево начались церковные службы, но не в церкви, а в крестьянском доме. Здание местной деревянной церкви было занято зерном и по этой причине верующим не передавалось.

  По воспоминаниям местных жителей, молельный дом  размещался в доме набожной женщины Анны Кузьмовны Сентемовой в самом конце деревни. Людей ходило в него столько много, что «в сенках и на улице молились, служба шла, а стать некуда, даже руку поднять перекреститься». Здесь же стояла купель, аналой и в углу треугольный столик для икон. Помогал батюшке при службе диакон Матвей Лихачев, с которым они служили раньше  в Лебяжье, и потом вместе служили в Байсе и Нолинске. Сам о. Петр жил, очевидно, на квартире. Этот молельный дом считался церковью, т.к. в поздней анкете о. Петра упоминается как Тихвинско-Богородицкая церковь с. Окунево.

                                    27. 1949 г.: ссылка на поселение

  Весной  1949 г. о. Петр Марамзин вновь был арестован. По новому закону вышедшие из мест заключения бывшие «враги народа» подлежали новой высылке, на этот раз – бессрочной. Судя, по дате закрытия церкви в с. Окунево; арестован он был 25 мая прямо во время церкви. После этого службы прекратились.

 Обстоятельства ареста священника и закрытия церкви верующие сообщали в своем заявлении в Совет по делам религиозных культов 24 мая 1950 года:

 «В 1947 году в с. Окунево Лебяжского района Кировской области по решению правительства открыта церковь для отправления религиозных обрядов верующих, а здание этой церкви должно быть передано церковному совету, но вот прошло уже почти три года, а здание не передано, а поэтому церковная служба происходила в крестьянском свободном доме. С  16 июня 1948 и по 25 мая 1949 г. церковную службу отправлял священник Марамзин. 25 мая 1949 г. был арестован, взятый с места своего служения по какой причине не знаем, на наших глазах. За ним никаких заметок не было, против власти и правительства не шел, агитаций не вел…»

 Судя по тексту заявления, верующие так и не узнали о причинах ареста своего священника и упорно добивались возвращения им закрытой церкви, занятой зерном. Последнего им добиться так и не удалось. В 1949 г. из Кирова пришло распоряжение об освобождении церкви, но местные власти, по словам верующих, отказали им в этом. 4 мая 1950 г. в Окунево прибыл сам уполномоченный Новиков. Дело повернули так, что вызывали индивидуально членов «двадцатки», после чего, по определенным причинам, из ее состава вышло 6 человек. После этого вопрос о передаче церкви верующим ввиду неполной двадцатки было замято….

   2 августа 1949 г. по делу о. Петра было сделано новое обвинительное заключение, причем к старым  материалам ретивые следователи добавили еще кое-что «новое»:

«Привлечь к уголовной ответственности Марамзина П.И. являющегося участником антисоветской группы реакционных церковников, действовавшей до 1935 г. на территории Лебяжского района К.о. Будучи 1 из активных участников группы злостно клеветал на руководителей партии и советское правительство, высказывал террористические настроения в их адрес, поддерживал связь с бывшими повстанцами, распространял антисоветские пораженческие измышления и призывал население на случай войны к выступлению против советской власти.

Вместе с этим проводил с участниками группы и среди населения антиколхозную деятельность, высказывал клевету на советскую действительность и жизнь колхозного крестьянства.

Допрошенный в качестве обвиняемого Марамзин  признал себя виновным в том, что клеветал на руководителей партии и советского государства, называл их антихристами, распространял антиколхозные измышления, создавая среди масс недовольство строем.

Свою виновность в терроризме высказываниями по адресу руководителей ВКП (б)  и проведении отрицает, однако полностью изобличается показаниями свидетелей».

   8 октября «особым совещанием при МГБ СССР» батюшка был подвергнут по ст. 58 п. 10 на поселение в Красноярский край  («Книга памяти…»), причем поселение это предполагалось навечно. О. Петр, которому в это время было уже 65 лет, был сослан в самую лесную тайгу, в деревню Лапино.  После этого молельный дом в д. Заполена был закрыт.

               Вот что он сам рассказывал о своей ссылке жительнице Лебяжья Л.М.Коноваловой : «Привезли нас священнослужителей в тайгу 14 тысяч человек. Мы сами копали для себя землянки, в бараках жили только офицеры. Выжили немногие, очень много наших осталось в тайге навечно. Кто был слаб здоровьем, кто духом. Очень много было священнослужителей высокого ранга. Я выжил только потому, что был из простого народа, не гордый. Я и варил и шил, другой работой занимался. Не стеснялся никакой работы, не чурался».

 

                                 28. 25. 03.1956 г.: кончина матушки Зинаиды

   Вновь о. Петр вернулся на Родину, после великой амнистии, 23 октября 1954 г., и снова неизвестно, где он пребывал в последующие полтора года; не жил он и в с. Красном. В «Похозяйственной книге» с. Красного за 1956 г. по хозяйству Ушаковых значилось, что «Марамзин Петр Иванович, зять, 1883 г. р., русский, читает и пишет, 55 III отписан, пр-во». Про Марамзину Зинаиду  Григорьевну там же сообщалось: «читает и пишет, учительница, не работает». Племянница Елена Поликарповна вспоминает про нее: «Тетя Зина приезжала к нам в Москву в 1953 г. Жила довольно долго, то у нас, то у Ольги Гр., лечилась, была бодра и весела, ну, может быть немного странная, так ведь столько пережила. Операцию ей делать тогда отказались, и она собиралась еще приехать, но так и не собралась больше. Стала болеть, после того, как упала с печи».

25 марта 1956 г. матушка Зинаида отошла ко Господу в возрасте 70 лет. Причиной смерти по данным медицинского заключения стал миокардиосклеротический склероз. Она упокоилась на приходском кладбище с. Красного, рядом с родителями.

 

                                          29. 1956 г.: священник села Байсы

   В 1956 г. о. Петр был назначен на освободившуюся священническую вакансию к Васильевской церкви с. Байсы Уржумского уезда, в которой прослужил около 9 лет. Вместе с ним приехал в Байсу о. Матвей Лихачев. Местными властями на жительство им был отдан дом предыдущего священника на самом краю села, обычная деревенская изба.

  О жизни отца Петра и отца Матвея мне рассказала жительница села Байсы З.Ф.Чернышева:

- Когда церковь снова открыли ненадолго (ее закрывали три раза), здесь появился старый священник и вместе с ним Матвей Павлович. Этот священник сидел в тюрьме… Жили они в том же доме, где раньше жил Малиновский. Дом был деревянный, обычный, три окна на улицу. Ограды не было, был глубокий подвал и что-то вроде дровенника. Скота они не держали. Обстановка в доме была небогатая – деревянная кровать за ширмой, стол, лавки, печь русская. Сперва,  их двое здесь жило, а потом откуда-то еще один появился – молодой. Звали его Никодим. Жили они вместе. Сами готовили, сами стирали. Батюшка после каждой службы придет – постирает и сушить повесит. Он скуповат был. Они все время пускали нас в баню, хотя пускали не каждого. С людьми общались, зла никому не делали, не ругались, мирно жили.

- Больно любили они  варенье – вступает в разговор дочь, Нина Николаевна Чернышева – Мы насобираем ягод, а нам по 50 копеек дадут, тогда это были хорошие деньги, или калача. Диакон добрый был.

     Сестра Н.Н.Чернышевой краевед С. Захарова вспомнила, что отец Матвей летом жил в сарайчике и давал всем ребятам по конфетке. А они, придумали его дразнить «поп – толоконный лоб». Тому, кто его дразнил, конфет он не давал. А «молодой поп» хорошо умел рисовать. Однажды он сделал и повесил на дуб скворечник. Скворечник этот висел долгие годы. Речь здесь идет о Никодиме Николаевиче Каменских, уроженце села Вожгалы. Впоследствии он стал священником в г. Уржуме.

 

                               30. Август 1957 г.: старая фотография

Сохранилась старая фотография, на которой батюшка Петр в полном облачении запечатлелся на байсинском кладбище. Подпись под ней гласит: «13 августа 1957 г. Ждем похорон нашей дорогой Елизаветы Григорьевны Розальской».

                Женщина с такой красивой фамилией была старостой Васильевской церкви, при деятельном участии которой открылась второй раз в 1946 г. Байсинская церковь, была ремонтирована, подыскивались священники в нее.

 Из акта о смерти: «Акт № 18 от 12 августа 1957 г.

Ф.И.О. Розальская Елизавета Григорьевна.

                Дата смерти: 11 августа 1957 г.

                Род занятости: служащая, староста церкви села Байсы.

                Возраст: 47 лет.

                Причина смерти:  гипертония.

                Справка о смерти из Буйской больницы от 11 августа 1957 г., выданная врачом.

                 Номер паспорта: XI – АЯ № 503901.

                 Заявитель:  Путинцев Анисим Кузьмич» (Уржумский ЗАГС).

 

                                                 31. Поездки в Абабки

   Во время служения в Байсе о. Петр Марамзин частенько ездил в деревню Абабки Лебяжского района к Надежде Александровне Путинцевой, с которой его связывала давняя духовная дружба, по одним данным эта женщина когда-то была няней у детей батюшки, по другим служила вместе с ним в Лебяжье или Заполене. Батюшка ездил пароходом из Цепочкино на Лебяжье, где останавливался в доме бывшей певчей Николаевской церкви Клавдии Щегловой, которая ходила петь и в Байсу. Ее дом стоял как раз недалеко от пристани.

         Вот что мне рассказала ее дочь Л.М.Коновалова:

- «Батюшка, когда ехал водным путем, заезжал к нам. Он хорошо знал мою мать, да и больше ему прислониться было негде. Потом он ехал к знакомой женщине в деревню Абабки. Когда он приходил, мама всегда старалась что-нибудь приготовить, угостить. Мама знала, что он придет – и двери откроет, не боялась, не стеснялась. К нам много народу приходило, особенно с ребятами заезжали, незнакомых мы редко пускали. Разговаривал отец Петр немного, в основном, на свободные темы: про газету, я помню говорил «Хорошая у вас газета, нравится она мне». Но о церкви, о власти – об этом даже не заикались никогда. Он знал, что я некрещенная, не молюсь и не говорил об этом. А с мамой разговаривал о Боге. Очень он жалел своих детей и обижался на жену, за то, что не могла сохранить их. Ходил он в своей священнической одежде не стеснялся. Он был очень простой, и чем мне нравился – это духом, тем что не отрекался от Бога. Внешне он был выше среднего роста. Полный мужчина, волосы длинные, бороды не было. Выглядел хорошо, особо. Богоугодно, я бы сказала. Очень много он знал, но я с ним не общалась. Он был очень культурный и обходительный, вежливый мужчина. От жизни он не отставал, был в курсе событий. Разговаривал о жизни, как работается, как чего садят. Писал он нам письма, поздравлял с церковными праздниками».

  Сохранилось несколько фотографий, сделанных в Абабках. На одной из них батюшка Петр был запечатлен сидящим на деревенской лавочке с корзиной грибов в руках.  Подпись: «Отец Петр ходил за грибами. 7 августа 1961 г. 78 лет его возраст». На другом снимке были запечатлены  за обеденным столом о. Петр и Надежда Александровна, та богомольная старушка, к которой он ездил в гости.  И хотя фотографией охвачен лишь угол ее избы, уже в нем видно его богатое Православное убранство, видимо, фотограф снял как раз т.н. «красный угол», в котором и стоял обеденный стол.

 

                                      32.  1960 г.: о закрытии церкви в с. Байса

  С приходом к власти Н.С. Хрущева в стране, как известно, возобновились гонения на Церковь. На этот раз, в отличие от сталинских времен, не было репрессий на духовенство, власти ограничивались только усилением атеистической пропаганды и закрытиями храмов. Возобновились закрытия храмов и в Кировской епархии. Вот и в селе Байса местные власти в 1960 г. предприняли попытку закрыть церковь, якобы для того чтобы в ее здании разместить хозяйственные помещения. То была распространенная схема для советских времен: построить новое было сложнее, чем сломать старое, да если этим  «старым» была церковь, местный председатель мог рассчитывать и на поощрение «власть придержащих». Это была страна, забывшая свое прошлое и потому имевшая довольно смутное будущее…

         В протоколе № 17 заседания исполкома Уржумского районного совета депутатов трудящихся за 25 августа 1960 г. сообщалось:

«Исполком районного совета депутатов и  трудящихся отмечает, что правление колхоза имени Калинина Байсинского сельсовета 3 августа 1960 г. обратилось с просьбой исполкома райсовета передать здание Васильевской церкви  в с. Байса под мастерские для ремонта сельскохозяйственной техники. Принимая во внимание отдаленность колхоза от ремонтных технических мастерских, большое количество техники и необходимость создания собственных мастерских при колхозе Исполком районного Совета  депутатов трудящихся решает:

            1. Поддержать ходатайство правления колхоза имени Калинина о передаче здания Васильевской церкви в с. Байса для использования под ремонтные мастерские.

            2. Просить исполком Кировского областного совета депутатов трудящихся передать здание Васильевской церкви в с. Байса колхозу имени Калинина для использования под ремонтные мастерские» (УАО ф. 1 оп. 1 д. 253).

 Каково – «передать» колхозу здание действовавшей  церкви, без спроса самих верующих!

 

                               33. 19. 05. 1964 г.: как закрывали Васильевскую церковь

  В 1960 г. церковь в с. Байса не была закрыта.  Ее закрытие произошло спустя 4 года. Это очень напоминает историю закрытия лебяжской церкви в 1930  и 1934 гг.… А предлогом закрытия стала будто бы неотчетность священника о ежедневно израсходованных деньгах; узнав об этом, местный председатель не поленился съездить в Уржумский райисполком для получения разрешения на закрытие церкви. Так рассказывают люди. Мне же не удалось найти каких-либо документов по закрытию церкви и смею предположить, что весь акт закрытия и дальнейшего разворовывания храма являлся чисто предприятием лишь местных властей, без излишней огласки. Вот что рассказало об этом событии несколько очевидцев.

            Анатолий Григорьевич Скулкин:

            - Учился я в 7 классе Посенурской восьмилетней школы. 19 мая нас собрали в Байсе на торжественную линейку, посвященную дню пионерской организации. Когда вошли в центр села, то увидели большое скопление народа у церкви. Сначала мы ничего не поняли, что происходит, а когда подошли поближе, то все предстало нашему взору. Старушки стояли и плакали, другие крестились, а наверху колокольни сидел небольшой мужичок и спиливал шпиль с крестом. За шпиль была привязана веревка, которую тянули вниз несколько мужиков. Сначала крест было наклонился в сторону тянущих веревку, но внезапно пошел в правую сторону и упал на крышу правого пристроя у колокольни, если стоять лицом ко храму.

  Светлана Николаевна Захарова:

            - Когда закрывали церковь, мне только 5 лет было, но я все запомнила. Мужичок какой-то целый день сидел, крест спиливал. А когда он упал, он руки в стороны сделал как крест. А тогда очень сильный ветер был и его как-то не сдуло. А сколько народа было, все на колени упали. И в это время из церкви как раз вышли все служащие. Батюшка начал что-то говорить людям, не помню что, что-то о смирении.

 

                                    34. 5 июня 1964 г.: отец Питирим

   Вскоре после такого печальнейшего события в жизни о. Петра Марамзина, как закрытие церкви в с. Байсе, в ней произошло очень радостное и светлое событие – о. Петр принял монашеский постриг.  5 июня 1964 г. епископом Иоанном он был пострижен в монашество с именем Питирим и с возведением в сан иеромонаха (поскольку уже был священником). Так как  монастырей давно уже не существовало к этому времени на Вятской земле, о. Питирим стал монахом «в миру». Подобно ему, была монахиней «в миру» и сестра его покойной жены Ольга Григорьевна Ушакова с именем Елена.

27 апреля 1965 г. по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия по представлению Преосвященного Иоанна, епископа Кировского и Слободского иеромонах Питирим был удостоен ко дню св. Пасхи возведения в сан игумена (по данным нижеприведенной анкеты). Так умер для земной жизни батюшка Петр Марамзин, и родился новый человек Божий – игумен Питирим.

 

                     35. 20. 08. 1964 г.: «… Его уважаем и дорожим им… живи не бросим»

  После закрытия церкви в Байсе, о. Питирим хотел уехать в с. Рождественское того же Уржумского района. Здесь церковь никогда не закрывалась, даже в самые мракобесные годы, в разные годы в ней служили бывшие священники из с. Мелянда Лебяжского района и с. Байса Уржумского. Стал бы их достойным преемником и наш о. Питирим, но по каким-то причинам его назначение туда не состоялось, что очень его расстраивало – видимо, батюшка очень хотел служить Господу на земле родного уезда. Эти факты вытекают из текста нижеприведенного письма. Тем же летом о. Питирим получил назначение в Успенскую церковь г. Нолинска и уехал туда вместе с Матвеем Лихачевым; жил он в Нолинске на квартире одной из своих бывших прихожанок, на Первомайской улице.

   Вот какие прекрасные слова писала о нем 20 августа 1964  г. в письме в Епархиальное управление Епископу Иоанну член приходского совета Успенской церкви Л. Иштова:

 «…С приездом о. Петра Марамзина у нас стало хорошо. Он строг, требователен, знает все порядки, всю алтарную утварь сам вычистил и главное строг и служит очень хорошо. Его уважаем и дорожим им, пока может служит, ослабеет и то не отпустим, живи, не бросим. На днях приехала женщина из с. Рождественского и сказала ему, что на его место назначен ее брат о. Анатолий Малиновский. Так расстроила о. Петра, он заболел, послал за мной. Я не поверила этому и его успокоила, что это выдумка и мы его не отпустили и без спроса церковного совета и 20 километров не с чего не могут вас снять… Извините, пожалуйста, но о. Питирима не отпустили. Это достойный священник, он навел порядки у нас…»

 

                                                  36. Апрель 1965 г.: уход за штат

  Отец Питирим прослужил при Успенской церкви Нолинска очень немного, и уже весной 1965 г. вынужден был «по старческой немощи» уйти за штат, ведь ему было уже 82 года! Позади были долгие годы лагерей и множество других перенесенных переживаний.

                                                           Его Преосвященству

                                                           Преосвященному Иоанну Епископу

                                                           Кировскому и Слободскому

                                                           церковно-приходского совета

                                                           Успенской церкви г. Нолинска Кировской епархии

7 мая 1965 г., г. Нолинск.

ПРОШЕНИЕ

            Просим Вас, Ваше Преосвященство, назначить к Успенской церкви г. Нолинска второго священника в виду отказа от службы и ухода в заштат по старческой немощи иеромонаха Питирима (Марамзина), т.к. одному священнику при нашем храме очень тяжело, а посему просим Ваше Преосвященство не отказать в нашей просьбе в назначении к нашей церкви второго священника, т.к. о. Питирим категорически заявил нам 4 апреля 1965 г., что он не может продолжать служение при нашем храме.

Церковно-приходской совет Успенской церкви

                                                           г. Нолинска Кировской епархии

                                                           церковный староста Прилуков.

            1 мая 1965 г. о. Питирим официально вышел за штат.

 

                                                  37. Май 1965 г.: выход на пенсию

 

После выхода за штат, о. Питирим подал прошение о выходе на пенсию. Прошение это, к сожалению, не сохранилось, зато до нас дошла его единственная анкета, можно сказать, подлинный источник сведений о его жизни, но в нем есть один недостаток – некоторые даты, приведенные в ней, неточны, с разницей на год; возможно, будучи, в преклонных годах, батюшка мог путать некоторые даты из своей жизни.

Сведения о священнослужителе, коему испрашивается пенсия.

1. Ф.И.О.  Марамзин Петр Иванович

2.Год рождения   1883.

3. Сан или звание    игумен

4. Общее число лет служения  23 года, в обновлении был.

5. Перечисление мест службы.

а) По окончании школы работал учителем Марамзинской начальной школы.

б) В 1922 – 1935 г.г. – священник Николаевской церкви с. Лебяжья Уржумского уезда.

в) В 1935 – 1946 г.г. был арестован и судим по ст. 58 п. 10, приговорен к 7 годам лагерей, но по случаю войны отбывал 10 лет, освободился в 1946 г.

г) В 1948  - 1949 г.г. – настоятель Тихвинско-Богородицкой церкви с. Окунево Лебяжского района.

д) В 1949 – 1954 г.г. вновь арестован и выслан в Красноярский край, в лес, откуда освободился 23 октября 1954 г.

е) В 1956 – 1963 г.г. настоятель Васильевской церкви с. Байса Уржумского района.

ж) В 1963 – 1965 г.г. священник Успенской церкви г. Нолинска.

5 июня 1964 г. епископом Иоанном пострижен в монашество с именем Питирима.

27 апреля 1965 г. по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия по представлению Преосвященного Иоанна, Епископа Кировского и Слободского иеромонах Питирим ко дню Святой Пасхи удостоен возведения в сан игумена.

5. Не был лишен священства – отбывал лагерное заключение с 1935 по 1946 г.г., с 1949 по 23 октября 1954 г. отбывал заключение в лесу Красноярского края.

6. Не лишен ли гражданских прав – не лишен.

7. Причина выхода за штат – болезненное состояние и старческий возраст.

8. Когда вышел за штат - 1 мая 1965 г.

9. Не получает ли других пенсий – не получает.

10. Адрес: г. Нолинск Нолинского района, Кировской области, Успенская церковь.

11. Хранятся по этому делу: прошение игумена Питирима о пенсии; документы в епархиальном управлении; послужной список игумена Питирима; медицинские справки.

 

                                                               Управляющий епархией Епископ

                                                               Кировский и Слободской

                                                                                                      Иоанн.

                                         38. В последние годы жизни

  Несмотря на «болезненное состояние и старческий возраст», игумен Питирим, выходец из коренного вятского крестьянства, был настолько крепким мужчиной, что смог прожить еще 7 с половиной лет. По воспоминаниям лебяжан, посещавших Нолинск в эти годы, в Успенской церкви он не служил, а только исправно посещал богослужения. От старости у него тряслась голова. До 1969 г. он ездил в д. Абабки, в гости к Н. А. Путинцевой, но без посторонней помощи сам совершать столь далекое путешествие он уже не мог, и из Нолинска и обратно его возил на грузовике один лебяжский водитель; денег с батюшки он не брал. В 1969 г. Н. А. Путинцеву, тоже уже сильно состарившуюся, увезла дочь в г. Пермь, где она и скончалась, но о. Питирим не остался в одиночестве – у него был духовный сын Никодим Каменских, с которым они познакомились в Байсе, и он помогал в церкви по службе; именно благодаря батюшке он поступил в Одесскую духовную семинарию и начал свой духовный путь. Одна из последних фотографий о. Питирима была сделана за два года до кончины – очень уж он любил фотографироваться.

                                     39. 5 мая 1973 г.: праведная кончина

По данным Нолинского ЗАГСа о. Питирим отошел ко Господу 5 мая 1973 г., не дожив 7 месяцев до своего девяностолетия, и был погребен на кладбище г. Нолинска. На похоронах присутствовал его духовный сын Никодим Каменских, который смог сберечь некоторые бесценные реликвии игумена Питирима – например, наперсный крест с цепью. Я имел счастье видеть это сокровище, переданное Никодимом Каменских одному уржумскому священнику, который любезно показал его мне – немого свидетеля жизни одного из самых замечательных и, увы, забытых пастырей Вятской земли, составлявших славу русского Православия.

 

                                                   40. 18 декабря 1996 г: реабилитация

18 декабря 1996 года Верховный суд Российской Федерации пересмотрел дело 1936 г. Марамзина Петра Ивановича по протесту заместителя Генерального прокурора Колмогорова В.В., в котором его полностью оправдал и реабилитировал.

Было установлено: Марамзин признан виновным в том, что он, будучи враждебно настроен к существующему строю, в 1934 г.  среди своего окружения  систематически проводил контрреволюционную пропаганду и агитацию: распространял пораженческие настроения в отношении советской власти; возводил клевету, оскорбления  и высказывал террористические намерения в адрес вождей партии и правительства; выступал против укрупнения колхозов.

Кроме того, Марамзин хранил шрифт и два чистых бланка: один – Марамзинского сельсовета, второй – совхоза Чебоксары «Садвинсовхоз – Объединение» со штампами и печатями, предназначенных  к использованию в корыстных целях.

Он также признан виновным в хранении серебряной и золотой валюты царской и советской чеканки  на 77 руб.

Приговор и определение подлежат отмене по следующим основаниям.

Признавая вину частично, Марамзин показал, что действительно в кругу своих знакомых вел разговоры о нецелесообразности укрупнения колхозов, о возможном голоде на Украине в связи с предстоящей засухой, о низком жизненном уровне крестьян, насильно загнанных в колхозы, о чинимых советской властью притеснении церквей, являющихся первой ступенью к коммунизму, по поводу убийства С.М.Кирова не злорадствовал и его не оскорблял, лишь пересказал услышанные от неизвестных лиц слова, что в прошлом он был «уржумский подзаборник».

В обоснование его вины в проведении антисоветской агитации суд сослался на показания сообвиняемых Зараменских, Милютина, свидетелей Уфимцева, Каяткина о том,  что в их присутствии осужденный вел разговоры о голоде на Украине, о притеснении крестьян советской властью, главу правительства называл антихристом, в связи с убийством С.М.Кирова, высказывал террористические намерения в отношении всех членов ЦИК.

Как видно высказывания Марамзина не содержат призыва к свержению, подрыву или ослаблению существующего строя или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, поэтому не образуют контрреволюционной агитации и пропаганды.

Марамзин по ст. 58-10 УК РСФСР осужден незаконно.

По ст.72 (часть не указана) УК РСФСР он осужден также незаконно.

Уголовная ответственность по указанной статье наступает при совершении хотя бы одного из перечисленных ней действий.

В ходе следствия и в суде Марамзин показал, что подделкой документов он не занимался, их не использовал и не намеревался использовать, эти бланки передал ему брат и они с 1932 г. находились в бумагах. Шрифт ему подарил на фронте знакомый офицер.

Его показания материалами дела не опровергнуты.

Следовательно, никаких действий, влекущих ответственность по ст.72 УК РСФСР, он не совершал.

Нельзя согласиться и с обоснованностью осуждения Марамзина по ст. 105 (часть не указана) УК РСФСР.

 Марамзин не отрицал, что хранил серебряную и золотую валюту царской и советской чеканки.

По смыслу ст.105 УК РСФСР осуждение по этой статье может иметь место при нарушении правил, регулирующих торговлю. В данном случае суд обязан был указать, какие именно правила торговли были нарушены Марамзиным и в чем именно это нарушение выразилось. Поскольку эти обстоятельства судом не указаны, то нельзя считать законным его осуждение и по ст. 105 УК РСФСР.

Основываясь на этом и руководствуясь ст.5 378 УПК РСФСР Президиум Верховного Суда Российской Федерации постановил:

 Приговор специальной коллегии Кировского краевого суда от 22 марта 1936 г. и определение специальной коллегии  Верховного суда РСФСР от 16 июня 1936 г. в отношении Марамзина Петра Ивановича отменить и делопроизводством прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.

 

                                                                              ****

Игумен Питирим (Марамзин) — одна из трагических фигур Вятского Православия. Уже 15 лет занимаюсь его биографией и постоянно нахожу новые штрихи биографии. Родился Петр Иванович Марамзин (как в миру значился) в деревне Марамзино Уржумского уезда в 1883 г. Крестьянствовал, окончил Вятские миссионерские курсы, участвовал в войне, снова учительство, уже в советской школе… В 1922 г., в начинающиеся страшные годы гонений, принимает священный сан, служит в селах Красное и Лебяжье родного уезда. По мере усиления церковного раскола батюшка выходит из духовного звания, крестьянствует, работает на разных работах. К работе он был привычный…

В 1934 г. после пожара школы в Лебяжье власти добиваются закрытия двухэтажной красавицы церкви, якобы под школу, собирают подписи по сельсоветам. В 1935 г. церковь была окончательна закрыта. На деле верующих обманули — вместо школы там устроили клуб и зерносклад (правда, спортзал был одно время). Из-за бесхозяйственности церковь, построенная на века, уже через несколько лет пришла в аварийное состояние. Перед войной ее взорвали…

 Чтобы облегчить закрытие церкви, принялись и за ее служителей, в т.ч. и бывших, которые могли бы помешать этому. Бывший священник Марамзин арестовывался два раза. Видимо, была установка сверху — посадить… Уже в 1934 г. о. Петр был арестован. При производстве обыска у него нашли набор резиновых букв, подаренных в царской армии одним офицером на память.
Из протокола допроса о. Петра:

В.: откуда вы взяли набор резиновых букв (шрифт) и печать. Для какой цели передавали их Марамзиной Зое Ивановне (жене вашего брата Константина Ивановича), который отобрал у ней на Лебяжской пристани 15.09.-34.

О.: шрифт и печать принадлежат моему брату Константину Ивановичу. Передавал его жене Зои по ее просьбе, когда она уезжала к нему в город Свердловск, где брат мой находился в работах.
О.: Почему вы хранили набор резиновых букв (шрифт) и печать и не сдали соответствующим органам, признаете себя виновным

В: набор резиновых букв (шрифт) хранил как память, подаренных мне офицером во время моей службы в старой армии, офицер по фамилии Денисюк, а печать мне дана на хранение в 1933 г. Милютиным Дмитрие Филипповичем. Показания, данные мною, что шрифт и печать принадлежат моему брату Константину Ивановичу, являются неправильными. Во всем этом признаю себя виновным.
Похоже, на этом хлипком основании состряпать дела не смогли, и через сутки священник был освобожден, но шрифт следователи приберегли для следующего процесса…(это, случайно, не повтор предыдущего?)

Осенью 1935 г. бывший священник снова был арестован, на этот раз по более серьезным обвинениям – сразу по трем статьям. Согласно «Книге памяти жертв политических репрессий» «Марамзин Петр Иванович 1883 г. р., уроженец и житель д. Марамзино, русский, бывший служитель культа. Перед арестом – без определенных занятий. 22 марта 1936 года Кировским крайсудом осужден по ст. 58 п. 10, ст. 105 п. 75 УК РСФСР на 7 лет тюремного заключения». Вместе с о. Петром были осуждены и двое его однодеревенцев по одному делу. В доме о.

Петра был произведен обыск – нашли боевую винтовку, бланки чебоксарской фабрики (брат случайно прислал в письме), серебряный крест, серебряное кадило и деньги царской чеканки. Их тоже «пришили» к «делу». Дело о хранении винтовки и вовсе было выделено в отдельное и передано в Лебяжский районный суд. Зная делопроизводство того времени, винтовка могла быть просто подкинута, как тогда часто делалось. Видимо, была одна установка – посадить во что бы то ни стало бывшего «попа»…
Все трое были арестованы 13 сентября 1935 г. Лебяжским РО НКВД. В «Постановлении об избрании меры пресечения и предъявления обвинения» говорилось: «…Гр-н Марамзин П.И. – единоличник, д. Марамзино б/поп, достаточно изобличается в том, что он будучи в дружественных отношениях с б/офицером Милютиным Д.Ф., единоличником Зараменских А.Т. проводил систематически в течении последних трех лет среди колхозников А/С и антиколхозную агитацию, направленную на подрыв колхозного строительства и срыв всех мероприятий советской власти, проводимых в деревне…» Было постановлено избрать мерой пресечения «содержание под стражей в Уржумской тюрьме».

В протоколе допроса о. Петра указывалось и его семейное положение: жена Зинаида Григорьевна, 48 лет, без определенных занятий; брат Константин Иванович – работает на Украине, в колхозе; брат Василий Иванович – фельдшер в Бийске; сестра Александра Ивановна – работает в д. Паутово.
Дело велось очень тщательно. Было проведено 4 допроса Петра Марамзина – 13, 16, 17 сентября и 5 декабря 1935 г.

Протокол дополнительного допроса 16 сентября:
В.: Почему на первом допросе вы следствию дали неправильные показания, вами показано, что хранившаяся и изъятая у вас печать дана на сохранение Милютиным Дмитрием Филипповичем 1933 г.
Тогда как при допросе Милютин Дмитрий показал, что печать 1933 г. на сохранение вам не давал и эта печать, лично вы говорили, принадлежит вашему брату Константину Ивановичу.

Милютин Дмитрий по вашей просьбе делал вам штамп и печать 1922-1923 гг., которая до сего времени хранится при вас.

О: Действительно печать изъятая 1934 г. Зои Ивановны жены моего брата Константина Ивановича принадлежит не Милютину Дмитрию, как я до этого показал, а а моему брату Константину. МИлютиным Дмитрием делалось мне штамп и печать в 1922 г., когда я был еще учителем.
В: Скажите, для какой цели вами было заказано сделать штамп и печать Милютину Дмитрию.
О: сейчас я затрудняюсь сказать, для какой цели. Штамп и печать мною уничтожена в том же 1922 г.
Справка: в данном протоколе произведены зачеркивания похабных, оскорбительных выражений по адресу т.Кирова и правительства.
К третьему допросу 17 сентября были сформированы  все обвинения, против П.И.Марамзина:
1. Хранение шрифта.
2. Нарушение валютной операции
3. Контрреволюционная агитация против колхозного строительства
4. Компрометация руководителей партии и советского правительства. Т.Кирова называл «уржумским подзаборником» и всячески оскорблял.
5. Злорадство по поводу убийства Кирова и террористические разговоры.

Все эти пункты обвинений о. Петр признал, кроме последнего. К последнему допросу в декабре обвинение сократилось до 2 пунктов – по нелегальному хранению золотых монет и бланков. Здесь батюшка признал только первый пункт, указав, что при аресте монеты добровольно сдал в пользу государства.
Общее обвинение по делу было вынесено 30 декабря 1935 г.: «… В том, что будучи недоволен, как б. поп, мероприятиями по социалистическому переустройству деревни, группировался с антисоветски настроенными людьми и вел среди населения антисоветскую агитацию, направленную к срыву колхозного строительства и возбуждению против сов. власти, а также агитацию террористического характера; хранил золотую и серебряную валюту в больших количествах и бланки гос. учреждений с целью изготовления фиктивных документов, т.е. в

преступлениях, предусотренных ст.ст. 58=10, 105 и 72 УК». С сентября 1935 по март 1936 г. батюшка содержался под стражей. После декабря допросов больше не было, и он смиренно ждал суда. Где он содержался, неизвестно, но т.к. следствие производили лебяжские следователи, значит в Лебяжье. Значит, там была неплохая тюрьма…

22 марта 1936 г. в г. Нолинске состоялась выездная сессия Спецкомиссии Кировского краййсуда в составе 4 женщин – председателя, 2 народных заседателей и секретаря. Обвиняемые – трое жителей деревни Марамзино – в судзаседание было доставлены под конвоем. Кроме этих людей, присутствовало также 6 свидетелей. Больше никто в суд не попал, он был закрытым. Вопросов к обвиняемому Марамзину было много, процитируем некоторые из них.

В. Откуда вы взяли обнаруженные при обыске 13/09-35 года закопанные в земле чистые бланки со штампом и печатью марамзинского с/совета и чебоксарского совхоза № 16.
О: Обнаруженные бланки со штампом и печатью марамзинского с/с мне отдано моим братом Константином, Ивановичем, когда он поехал на производство, а бланки совхоза мною похищены с указанного совхоза во время моей службы там в должности статистика в 1932 г.
О: Для какой цели вы хранили бланки.

О: Заготовленные бланки со штампом и печатью хранил использования себе документов при случае выезда из пределов Лебяжского района, в чем признаю себя виновным.
В: Кто у вас из родственников проживает в Париже, в Монголии, г. Москве, г. Бийске, г. Чебоксарах. какую вы с ними имеете связь?

О: В Париже проживает сестра моей жены Зоя Григорьевна, общается письменно с моей женой. В Монголии проживает мой брат Василий, работает там в качестве врача. Выехал за границу со слов моего брата Константина. Связь с ними не имею с 1934 г. В г. Москве проживает моей жены брат Поликарп Ушаков, занимает должность инженера аэросъемки. Последний имеет письменную связь со своей матерью Ольгой Ивановной Ушаковой, проживающей в с. Красном Лебяжского района. Другой брат Герман офицер старой армии проживает в Сибири в городе Байго, кем служит, не знаю, связь имеет так же письменную со своей матерью.

В: Следствию известно, что в 1934 г. 2 декабря у себя дома в присутствии Зараменского Алексея Терентьевича и Каяткина Николая Васильевича по случаю убийства т. Кирова члена политбюро и ЦК ВКП (б) вами было проявлено злорадство по поводу убийства т. Кирова, говоря: Что Киров уржумский подзаборник (оскорбительные выражения по адресу т. Кирова пропускаем) молодец тот, кто убил Кирова, надо убить всех коммунистов, которые работают в ЦК и ВКП (б), очередь Сталина!

О: Действительно с моей стороны был разговор, что Киров уржумский подзаборник (оскорбительное поражение), а присутствовавший Зараменский Алексей Терентьевич добавил «Кто убил Кирова, тот сделал великое дело для народа», остальные к/р разговоры, что говорил Зараменский я не помню. Лично с моей стороны больше не было говорено, как задано было мне в вопросе. О своих к/р разговорах в основном себя признаю.

Конец судебного заседания:
«Судебное следствие дополнить ничем не имеют. Судебное слушание объявлено законченным, обвиняемым предоставляется последнее слово, в котором обв. Марамзин, Милютин и Зараменских ничего существенного не сказали. Суд удаляется на совещание для вынесения приговора».
Какой приговор был вынесен, мы знаем. По разным статьям значились разные сроки наказания – по ст.105 – 6 месяцев ИТР, по ст. 72 — 2 года тюремного заключения и по ст. 58-10 и «по совокупности преступлений – 7 лет тюремного заключения». 16 июня 1936 года о. Петр подал кассационную жалобу, но Верховный суд РСФСР оставил ее без удовлетворения. Впереди стояли страшных 10 лет лагерей…
На мой запрос о месте заключении о. Петра Марамзина областная прокуратура 14. 12. 2001 за № 13-101-01 сообщила следующие сведения: «на Ваше заявление сообщаем, что Марамзин Петр Иванович по судимости от 22. 03. 36 г. отбывал наказание в Карелии».

Видимо, суд на П.И.Марамзиным трагическим образом отозвался на судьбе еще одного человека. В протоколе судебного заседания подчеркнуты слова «Другой брат Герман офицер старой армии…» В НКВД, работавшем по известному принципу, заинтересовались шурином обвиняемого Марамзина. Вскоре он был арестован и в 1937 г. расстрелян…

По случаю войны Петр Иванович отбывал в лагерях не 7, а 10 лет и освободился лишь в 1946 г. 10 лет Кареллага – страшный срок, но батюшка смог вернуться на родину. В 1949 году он снова арестовывается, по закону того времени — как вышедший из заключения «враг народа». На этот раз его отправили бессрочно в красноярскую тайгу. В 1954 г. он освободился и вернулся на Родину. Позади были 14 лет лагерей! Сам он рассказывал, что выжил, потому что не боялся никакой работы, происходил из вятских мужиков. Служил в церкви села Байса Уржумского уезда и в городе Нолинске.

Под старость принял монашеский постриг, сан игумена. Монахом был в миру, т.к. монастырей уже не было. В 1973 г. батюшка отошел ко Господу в возрасте 89 лет и был похоронен на кладбище города Нолинска. Могилка его там сохранилась. Это кратко, упрощенно о его жизни. О ней при желании можно хорошую книгу написать… Только в 1996 г. о. Петр был реабилитирован Верховным судом Российской Федерации. Из этого заключения явствует, что по всем пунктам обвинения он был осужден неправильно, незаконно, с нарушениями законодательства!

Было установлено: Марамзин признан виновным в том, что он, будучи враждебно настроен к существующему строю, в 1934 г. среди своего окружения систематически проводил контрреволюционную пропаганду и агитацию: распространял пораженческие настроения в отношении советской власти; возводил клевету, оскорбления и высказывал террористические намерения в адрес вождей партии и правительства; выступал против укрупнения колхозов.

Кроме того, Марамзин хранил шрифт и два чистых бланка: один – Марамзинского сельсовета, второй – совхоза Чебоксары «Садвинсовхоз – Объединение» со штампами и печатями, предназначенных к использованию в корыстных целях. Он также признан виновным в хранении серебряной и золотой валюты царской и советской чеканки на 77 руб.
Приговор и определение подлежат отмене по следующим основаниям.
Признавая вину частично, Марамзин показал, что действительно в кругу своих знакомых вел разговоры о нецелесообразности укрупнения колхозов, о возможном голоде на Украине в связи с предстоящей засухой, о низком жизненном уровне крестьян, насильно загнанных в колхозы, о чинимых советской властью притеснении церквей, являющихся первой ступенью к коммунизму, по поводу убийства С.М.Кирова не злорадствовал и его не оскорблял, лишь пересказал услышанные от неизвестных лиц слова, что в прошлом он был «уржумский подзаборник».

В обоснование его вины в проведении антисоветской агитации суд сослался на показания сообвиняемых Зараменских, Милютина, свидетелей Уфимцева, Каяткина о том, что в их присутствии осужденный вел разговоры о голоде на Украине, о притеснении крестьян советской властью, главу правительства называл антихристом, в связи с убийством С.М.Кирова, высказывал террористические намерения в отношении всех членов ЦИК.

Как видно высказывания Марамзина не содержат призыва к свержению, подрыву или ослаблению существующего строя или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, поэтому не образуют контрреволюционной агитации и пропаганды.
Марамзин по ст. 58-10 УК РСФСР осужден незаконно.
По ст.72 (часть не указана) УК РСФСР он осужден также незаконно.
Уголовная ответственность по указанной статье наступает при совершении хотя бы одного из перечисленных ней действий.

В ходе следствия и в суде Марамзин показал, что подделкой документов он не занимался, их не использовал и не намеревался использовать, эти бланки передал ему брат и они с 1932 г. находились в бумагах. Шрифт ему подарил на фронте знакомый офицер.Его показания материалами дела не опровергнуты.
Следовательно никаких действий, влекущих ответственность по ст.72 УК РСФСР, он не совершал.
Нельзя согласиться и с обоснованностью осуждения Марамзина по ст. 105 (часть не указана) УК РСФСР.
Марамзин не отрицал, что хранил серебряную и золотую валюту царской и советской чеканки.
По смыслу ст.105 УК РСФСР осуждение по этой статье может иметь место при нарушении правил, регулирующих торговлю.

В данном случае суд обязан был указать, какие именно правила торговли были нарушены Марамзиным и в чем именно это нарушение выразилось. Поскольку эти обстоятельства судом не указаны, то нельзя считать законным его осуждение и по ст. 105 УК РСФСР.
Основываясь на этом и руководствуясь ст.5 378 УПК РСФСР Президиум Верховного Суда Российской Федерации постановил:
Приговор специальной коллегии Кировского краевого суда от 22 марта 1936 г. и определение специальной коллегии Верховного суда РСФСР от 16 июня 1936 г. в отношении Марамзина Петра Ивановича отменить и делопроизводством прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.
Вот так. За что же сидел человек 14 лет ?! И так судили всех жертв «большого террора» тех лет, в обход того же государственного законодательства, которое законным было лишь на бумаге. Сотни тысяч людей благодаря этому попали в лагеря ГУЛАГа, а многие и вовсе были расстреляны ни за что…

 

Назад к списку