11 декабря 1895 года в число братии Александро-Невского Филейского монастыря был принят бывший послушник Молченской Софрониевой Пустыни  Григорий Сергеевич Панфилов. О жизни его до этого момента известно немного. Родился он в крестьянской семье в деревне Моисеевка Путивльского уезда Курской губернии, получил домашнее образование, 9 лет был послушником в Молченской Софрониевой Пустыни. 6 апреля 1896 г. он был пострижен Филейском монастыре в монашество с именем Геннадия, а 2 мая рукоположен во иеродиакона. Отец Геннадий очень недолго пожил на Филейке и 22 декабря 1897 г. был перемещен в Вятский Трифонов монастырь, где вскоре был посвящен в сан иеромонаха. Тогда никто не мог знать, что этому человеку в будущем предстояло стать игуменом Яранского мужского монастыря и принять мученическую смерть от безбожной власти…

  В Трифоновом монастыре отец Геннадий прожил также недолго. 29 сентября 1902 года он был назначен настоятелем нового вятского монастыря – Анно-Пророчицкого, с возведением в сан игумена. Здесь уже служил благочинным хорошо   знакомый о. Геннадию по совместному житию в Филейском монастыре иеродиакон Матфей (Швецов). Отец Матфей был направлен сюда в 1897 г. в качестве казначея, но ввиду болезни настоятеля отца Нила (Пилякова) вынужден был взять на себя обязанности управляющего обителью. О. Геннадий, хорошо зная о. Матфея и его торговое прошлое, вновь назначил его казначеем обители с возложением должности благочинного на другое лицо. 14 марта 1903 г. Консистория утвердила это назначение.  Вместе оба святых старца служили здесь практически до закрытия монастыря.

  Благодаря игумену Геннадию и о. Матвею монастырь богател и процветал. Сам настоятель монастыря игумен Геннадий показал себя  очень хорошим хозяйственником, но ни одно дело не было начато им без благословения о. Матфея. В 1993 г. на страницах яранской районной газеты М.Лагунова так писала об игумене монастыря: «Старец с раскосыми глазами, скуластый, с небольшой черной с проседью бородой, игумен Геннадий безраздельно властвовал над этим мини-государством. Это был, прежде всего, коневод. Часто на конном рынке базара можно было видеть его фигуру в черном подряснике с бичом за поясом. Хорошие породистые лошади были его слабостью, и конюшни в его монастыре славились своей добротностью и удобствами. Это были лучшие постройки в обители. Ласковыми набожными словами он убеждал, когда это нужно было, свою братию безропотно трудиться. Но горе было ослушнику. Своими речами он убеждал яранских купцов жертвовать на монастырь. И деньги, лес, мука и разные товары в избытке поступали в обитель. Богатство монастыря росло очень быстро. Монастырь имел много добротных коней. Обширное стадо молочных коров отличалось большой удойностью. Не забыты были и такие отрасли, как пчеловодство и садоводство. Работала мельница, кирпичный завод …»

    В своих воспоминаниях «Дневник инока» епископ Вениамин (Милов) вспоминал об отце Геннадии:

  «Игумен  Геннадий напоил мое сердце повествованием о старцах Глинской и Софрониевой пустыней, их мудром водительстве ко спасению новоначальных, рассказывал о вятских архиереях и событиях их жизни… Игумен и монашествующие время от времени баловали меня и некоторыми невинными утешениями. Так, настоятель отец Геннадий, который был воспитанником Глинской и Софрониевой пустыней, иногда брал меня с собой на обозрение монастырских дач, и я ездил с ним верст за тридцать в лесные угодья. Бывало, приедем на дачу поздно вечером, мне хочется спать, а отец игумен приказывает вместе с ним идти на обозрение дачных участков. Качаясь от усталости, иду я за ним, грудью вдыхаю сладкий воздух, напоенный ароматом леса, взор пугливо останавливается на светящихся фосфорическим блеском светлячках, качающихся на ветках придорожных кустарников. Рука игумена в тишине безостановочно перебирает четки, или он рассказывает что-либо из быта иноков Софрониевой пустыни, о своих борениях и скорбях, перенесенных им за свою пятидесятилетнюю жизнь. К концу обхода мне уже не хочется спать, душа наполняется каким-то сладостным чувством, и я бодро выстаиваю вечернее молитвенное правило…»

    За свое ревностное исполнение настоятельских обязанностей игумен Геннадий был поощрен высшим церковным начальством: 28 марта  1908 г. получил крест от святейшего Синода, в 1914 г. – орден св. Анны 3 степени. В 1915 г. он был возведен в сан архимандрита.

1917-1919 год стали последними годами жизни Пророчицкого монастыря.  В 1917 г. жизнь в нем текла еще более-менее благополучно. В обители насчитывалось около ста насельников.  С начала 1918 г., когда в Яранский уезд пришла советская власть, положение монастыря ухудшилось. Монастырь теряет постепенно все вклады в банке и недвижимое имущество  – земли, покосы, постройки, едва сохраняя то, что имел в пределах своей ограды, но и на эту скромную, но благоустроенную территорию  у новых властей уже имелись свои планы. В монастырь пришел категорический приказ  к 7 февраля 1919 г. «очистить» его от его же хозяев.  Игумен Геннадий, как хороший хозяин, пытался уберечь от воров как мог имущество монастыря, все, что можно было спрятать, было им укрыто в черте обители и у надежных  крестьян, что и стало причиной его гибели.

   Не смотря на все отобранное, монахи не голодали, живя на подаяния богомольцев и доходы от богослужений. Косвенно об этом писал в 1919 г. один яранский газетчик: «…Житье ихнее обеспечено. Прихожане крестьяне принесут денежек, поросяточек, курочек, мучки беленькой, шерстки и других необходимых ценностей. Они (крестьяне) всей душой верят духовным пастырям».

   В феврале 1919 г. в ворота обители постучался человек, попросивший крова, по документам оказавшийся офицером-белогвардейцем Петровым. Ему не было отказано. Что интересно, наивные монахи пустили в обитель офицера даже без ведома настоятеля, что явствует из отчета этого чекиста. Настоятель монастыря узнал о госте намного позднее.  Увы, то оказалось лишь хитрая провокация. На самом деле «белый офицер» оказался чекистом, который вскоре дал свои показания в деле игумена монастыря (сами монахи так никогда и не узнали, кто он был на самом деле). Такие провокации были излюбленными в Яранской «чрезвычайке». В том же году переодетый чекист был подослан в «банду», скрывавшуюся в глухих лесах уезда. На деле это, конечно, была не банда, а крестьяне, измученные поборами продотрядов. Что бы хоть как-то спастись от них, они ушли в леса, прихватив с собой оружие, принесенное с Германской войны. Благодаря хитрой спец-операции, «лесные братья» были обнаружены и ликвидированы.

   Истинной причиной такой «разведки» в монастырь было разузнать, скрываются ли в нем белогвардейцы, имеются ли в нем ценности и где они спрятаны. «Офицер» без особого труда вошел в доверие к насельникам и выведал все, что нужно. В своем отчете в ЧК после отбытия из монастыря, ее сотрудник добросовестно изложил следующее:

 «Следователю Яранского чрезвычайкома Норкину было заявлено от сотрудника № 2, который был командирован в мужской монастырь Яранский с документами белогвардейского офицера Петрова. 3 февраля 1919 г. я прибыл в мужской Пророченский мужской монастырь, где я сперва познакомился с монахом Кириллом, который, познакомивший со мной и при разговоре со мной он мне сообщил, что им в настоящее время живется плохо, т.к. они получили приказ, что бы немедленно монастырь очистили к 7 февраля 1919 г. и я также сообщил, что если у вас что еще не вывезено из монастыря, то постарайтесь поскорее вывезти и на что он согласился и на мою лошадь положил тулуп и пинжак и книги. И также познакомился с послушником, как например Стефан и Александр, которых я попросил, чтобы они довели до сведения игумена, что в монастыре находится белогвардейский офицер и как только узнал архимандрит о моем пребывании в монастыре, то я был приглашен к нему и когда я вел беседу с игуменом, то он мне пояснил, что у них спрятаны некоторые драгоценности в монастыре, а часть из них увезены в деревни.  И он также пояснил мне Петрову, что у него заготовлено хлеба нелегальным путем 200 пудов и также заготовлено крупчатки 27 мешков, но где именно не указал и он в течение моей беседы с ним все время спрашивал, где находятся белогвардейцы и скоро ли они придут сюда белогвардейцы и также пояснил, что он игумен скрывался в Котельничском лесу 4 месяца, но что его заставило скрываться, он так и не мог сказать, что его заставило скрываться для меня тайна».

     Вскоре после ухода «офицера из обители, в нее нагрянули чекисты. 17 февраля игумен монастыря отец Геннадий был арестован, обвинявшийся по нескольким пунктам – в сокрытии хлеба и укрывательстве белогвардейского офицера. При этом в монастыре был произведен обыск. В ходе него, как писала уездная газета, в келье настоятеля было найдено несколько женщин. Была изъята и личная переписка игумена, подшитая впоследствии в его «дело». 16 февраля игумен был допрошен. На допросе он показал только следующее: «Я показать ничего не могу и также и про крупчатку,   драгоценности монастырские находятся при церкви. Больше показать ничего не могу, в чем и подписуюсь». Также игумен сказал, что о послушнике, давшем на него показания, он знает только имя, не зная ни его фамилии, ни место жительства, ни даже где он сейчас находится; похоже, после своих показаний он покинул монастырь.

   По всей видимости, параллельно с арестом отца настоятеля прошло и закрытие обители (не в 1921 г., как официально считается).  Незадолго до закрытия монастыря монах Макарий писал в частном письме: «… Мы наверно скоро разойдемся все, как и вы, по разным сторонам, так как монастырь наш прикрывается. Через недельку, наверное, никого не будет, молодых послушников берут на службу, церковь прикрывают и не знаем куда идти, на все Господня воля. Ну что поделаешь. Делать нечего!»

    14 марта 1919 г. на  базе монастырского  хозяйства было учреждено хозяйство «Карла Маркса», позднее известное как «Опытное поле».  Новые хозяева присвоили себе все имущество монастыря, но первое, с чего они начали свою жизнь здесь – с поисков хлеба и спрятанных сокровищ. Спустя месяц их поиски увенчались успехом – 8 марта «был обнаружен скрытый хлеб под полом и накатом кузнечной мастерской. При взломе пола в присутствии вышеназванных свидетелей оказалось запрятанным там три кадки с пшеничной мукой (крупчаткой)  и рожь с зерном», как было записано в составленном акте. Всего было обнаружено 235 пудов ржи и 19 ф. крупчатки. Поиски драгоценностей, похоже, были безуспешны, судя по отсутствию актов, но в советское время все тайники были найдены.

        От всего монастыря верующим обители был оставлен только храм, который также находился под вопросом закрытия. В июле 1919 г. приходским собранием был составлен «приговор» об оставлении церкви верующим, после чего она осталась в их ведении. С этим не могли поспорить даже члены «комитета бедноты», присутствовавшие на собрании. В приговоре писали: «…В общем собрании в присутствии нашего деревенского комитета бедноты имели суждение о нижеследующем. Вблизи нашего селенья находится мужской Пророчицкий монастырь в расстоянии 300 сажень, при каковом находится храм, который находим нужным для поддержания религии православия, ввиду чего и просим оставить вышеупомянутый храм в покое, дабы не нарушить нашу веру упомянутой религии православия…»

   Дело игумена Геннадия было передано в Вятский революционный трибунал, а сам он перевезен в Вятку, где содержался в заключении до ноября 1919 г.  13 апреля 1919 г. собранием  прихожан церкви бывшего монастыря было составлено прошение об освобождении игумена из-под стражи (16). Оно оказалось безответным. Секретарем собрания был Иван Захарович Колчин, однофамилец или родственник которого впоследствии еще сыграет свою роль в истории монастыря.

28 октября 1919 г. следователь Вятской Чрезвычайной Комиссии вынес решающее заключение по делу архимандрита Геннадия, по-прежнему основывавшееся на 2 обвинениях – в сокрытии хлеба и в укрывательстве белогвардейского офицера. Приговор: расстрелять. 10 ноября 1919 г. приговор был утвержден.

 «Слушали: дело № 756 Архимандрита Геннадия Панфилова (заложника), обвиняемого в скрытии хлеба 235 пудов, крупчатки 3 пудов и в укрывательстве белогвардейского офицера в течение 6 месяцев.

Постановили: применить высшую меру наказания».

   Здесь, как видим два подлога сразу – «белый офицер», которым был сотрудник ЧК (и там все эти знали) и его пребывание в монастыре 6 месяцев, хотя он сам писал в отчете, что в монастырь прибыл 3 февраля 1919 г. и пробыл несколько дней…

  Данных о казни игумена Геннадия не сохранилось.  Никто из братии монастыря не знал о дальнейшей судьбе своего любимого настоятеля. В 1928 г. последний игумен обители Афанасий (Мухачев) на допросе в ОГПУ высказался о его судьбе так: «…Отправлен в Вятку и там по слухам был расстрелян»… Местные жители рассказывают, что игумен был расстрелян в Яранске. Его мучали, привязав к хвосту лошади, а затем выстрелив после мучений (19). Могила его якобы на монастырском кладбище, недалеко от могилы игумена Нила (Пилякова). Но поскольку о. Геннадий  был осужден и расстрелян в Вятке, все это не подтверждено и кажется маловероятным…