Сергей Костриков вместе со своими сестрами Анной и Лизой и бабушкой Меланьей Авдеевной

 

Анна Мироновна приехала в Памашьял в 1904 году. Бывшая  выпускница  гимназии, она уже успела немного поработать  в своей  местности. И вот…

«Все хорошее, доброе поистине запоминается  на всю жизнь.  Так вот и мне, - вспоминает   один из учеников Анны Мироновны  Иван Неофитович Михеев. – Анну Мироновну  вспоминаю как родную мать.

Припоминаю тот радостный  день 1914 г., когда впервые переступил порог родной школы и сел за парту. Очень  тепло и приветливо встретила  нас Анна Мироновна. И с первых же дней в каждом ученике стала терпеливо  и заботливо воспитывать любовь  к знанию и труду, чувство уважения к старшим…

Не было дня, чтобы она не побеспокоилась о том, чтобы мы, собираясь домой после уроков, были одеты как следует. Проверит, все ли пуговицы застегнуты у пальто, хорошо ли надета шапка или шаль.

Работая  в дореволюционной школе, когда в «моде» был еще методы физического наказания, Анна Мироновна тем не менее не считала нужным применять  его…»

…Бывший  директор Куженерской  средней  школы Н.М.Светлаков записал в своем дневнике так: «В 1927 г. Анна Мироновна Кострикова  была переведена  на работу в другую школу. Провожая  дети, родители  плакали…»

Елизавета  Мироновна Кострикова (Верхотина) приехала в наши края несколько позже. В декабре 1967 г. в газете «Марийская правда»  было опубликовано  письмо сына Елизаветы  Мироновны – Константина  Верхотина, тогда он работал  заведующим  отдела культуры  в газете «Кировская правда».

«Мы жили в Юледуре 12 лет – с марта 1915 г по май 1927 г. Сестра Эмилия  и я окончили  в Юледуре начальную школу, а затем, сперва она, а потом и я переехали в Куженер. Там была девятилетка, я учился в ней в пятом и 6 классах. Отлично помню монастырские  церковные дома, где раньше жили попы и монашки, два замечательных пруда, футбольное поле, раскинувшееся  перед самой школой и окрестным лесом. Из Куженера  я переехал оканчивать  7 класс в село Русские Шои, а сестра поступила в Уржумский педтехникум. И я вслед за ней туда же подался.

Маму при царизму за неблагонадежность исключили накануне экзаменов  из 7 класса Уржумской гимназии, и устроиться на работу было нелегко. Наконец,  ей удалось  поступить вышивальщицей  в отделение фирмы «Зингер» в городе Нолинске. Затем  она уехала в Казань, там я родился в 1914 году.

В Юледур  мама попала так. В деревне Памашьял  работала учительницей  Анна Мироновна Кострикова. Порвав со своим мужем, мама забрала нас с сестрой Эмилией  и приехала к Анне Мироновне. Ей удалось устроиться в Юледурскую  земскую библиотеку имени Ф.Павленкова. В 1925 г. эту библиотеку преобразовали в избу-читальню. В Юледуре мы жили в нескольких домах, по-моему, в 4. Почему-то приходилось переезжать. И только однажды у нас была своя комната, совсем отдельная, это в доме, стоящем  возле церкви. Теперь этого дома уже нет. Жили мы в двух­этажном доме внизу… Дом этот принадлежал  попу – отцу Виктору. Причем, тут и там наше жилье помещалось за библиотечными шкафами.

Жилось нам чрезвычайно  трудно.  В голодные годы (1921 и последующие) мама продала все,  что можно было продать  из нашего небогатого имущества: мебель, утварь, кое-что из одежды. Мы носили  одежду из холста, обувью нам служили лапти. Ели хлеб из лебеды, желудей. Спасла нас от голода купленная мамой корова.

Мне кажется  мама была очень уважаемый человек. К ней постоянно шли люди - крестьяне, учителя, сельские  служащие. И сама она много ходила и ездила по деревням. Тогда были женотделы, она много работала с женщинами, с кем она там была – не помню.

В Юледуре  был хороший драматический кружок.  Он выступал  в помещении школы.  Затем в бывшем доме попа Виктора оборудовали что-то вроде клуба…

Самое главное, на мой взгляд, особой деятельностью моей мамы была близость к народу…. Она учила  неграмотных, занималась аграрным просвещением, мирила поссорившихся супругов, давала медицинские советы, сама лечила людей, как умела, потому что  ни врача, ни даже фельдшера в Юледуре не было.

В 1928 г. мама уехала в Сибирь…»

 

Л.Бессонова. Сестры // Заря (Куженер) – 1990 г. № 151

 

Воспоминания Сидоркиной Елены Емельяновны

… Когда после Февральской революции  нам сказала Елизавета Мироновна – сестра Кирова Сергея Мироновича, что царя свергли и Закон Божий не будет преподаваться в школах, мы ребята ученики 5-6 классов  радовались тому, что этот отец Виктор Фадеев не будет нас учить божеским законам… В школу мне приходилось бегать за 5 километров – пешком летом и зимой, а в сильную стужу или буран приходилось ночевать при школе.  Нас таких девочек и мальчиков ночевальщиков оказывалось человек 10, устраивались  прямо в классе и в повалку в разных углах с мальчиками, спать ложились  без всякого ужина и вставали без горячего завтрака, кусок хлеба  и чашка кипятка вот была наша еда. Не было ни общежития, ни горячих  завтраков, ни буфетов при школах тогда. Несмотря на все, старалась  учиться  без пропуска уроков и училась хорошо. Мне за хорошее  окончание начальной школы подарили  Евангелие  на марийском языке, а за окончание двухклассного училища в с.Юледуре рекомендовали  идти учиться  дальше в Уржумскую смешанную  гимназию. Там меня принимали, но предложили  за учебу платить  по 30 рублей в год. У матери таких денег никогда не было, а отец в это время находился на войне, и мать мне сказала  сиди дома готовь  приданое, шей, вышивай и готовься замуж. Вот такой был удел марийской девушки…

 

ЦГА РМЭ ф.Р-954  оп.1 д.73 лл. 1-2

 

Вера Климова –  одноклассница С.М.Кирова

  Сестры С.М.Кирова Анна и Елизавета Мироновны Костриковы, как известно, написали замечательную автобиографическую книгу о детстве и юности своего брата – «Это было в Уржуме». В книге описывается множество интересных подробностей из жизни города Уржума конца 19-начала 20 века, затрагиваются судьбы других людей, так или иначе соприкасавшихся с будущим «пламенным трибуном». Эта книга, нужно отметить, более подробна и достоверна, чем книга Антонины Голубевой «Мальчик из Уржума», т.к. Антонина Голубева писала ее все же по воспоминаниям других людей, а сестры Костриковы создали, собственно говоря, книгу из своих личных воспоминаний, и в этом ее уникальность.

  И сестры Костриковы, и Антонина Голубева упоминают в своих книгах из всех воспитанников Уржумского «Дома призрения» (детского приюта), живших в нем вместе с Сергеем Костриковым, только двоих – Веру Климову и Василия Новогодова. Вера Климова впоследствии, как пишут они,  стала учительницей, преподавала сначала в Сендинской земской школе Уржумского уезда, а потом уехала в Среднюю Азию. Далее связь с ней прервалась. Васька Новогодов, хорошо описанный в книге А. Голубевой «Мальчик из Уржума» как хулиган  бездельник, таким, по сути, и остался. После ухода из приюта он стал ремесленником, уезжал из города, вернулся. Когда настали смутные времена, стал «бродягой и бездельником¹». 

  Антонина Голубева так интересно описывала, как Васька Новогодов попал в приют: «Через неделю приютской жизни Сережа увидел, что ребята не так уж похожи друг на друга, как ему показалось в первый раз. Тут были и тихонькие и озорные, и ловкие и неуклюжие, и плаксы и веселые. Самым отчаянным драчуном - грозой всего приюта - был Васька Новогодов, тот самый, который прозвал Сережу "головастым" и ударил Зинку.

 Васька Новогодов попал в приют три года тому назад. Его нашли под Новый год на паперти собора. Он стоял, посиневший от холода, в рваном и грязном тулупчике, голова его была обмотана грубым вязаным платком. Длинные концы платка, перекрещенные на груди, торчали сзади наподобие двух ушей.

- Ты о чем, девочка, плачешь? - спросила сердобольная старуха-нищенка.

- Ма-а-амка ушла! - заревел еще громче Васька.

Старуха побежала за городовым. Тот взял его за руку и, ворча и ругаясь, повел Ваську в приют. Когда в приюте Ваську раздели, то он оказался белоголовым мальчишкой в деревенской розовой рубашке, подпоясанной веревкой, и в драных штанах, заправленных в большие старые валенки.

Имя свое он сказал сразу. Зовут его Васька. Лошадь, на которой они ехали из деревни, рыжая и зовут ее Малька, потому что она маленькая. А мать его зовут "мамка".

Больше о себе он сказать ничего не мог. На вид ему было четыре-пять лет, и поэтому его записали в приютской книге Василием, пяти лет отроду, по фамилии Новогодов. Такую фамилию ему придумал приютский поп, которого ребята называли: батюшка, а взрослые - отец Константин.

- Младенец сей был найден в канун Нового года, а потому пусть и называется отныне Василий Новогодов, - рассудил поп²».

   Про Веру Климову А.Голубева не упоминает, возможно, она о ней и не знала, зато ее прекрасно знали сестры Костриковы и оставили о ней некоторые воспоминания в своей книге.

   Благодаря случаю, мне посчастливилось найти внучку  Веры Климовой – Анджелику Танн, живущую в США, и узнать немного о судьбе ее бабушки, а также проследить ее происхождение.  В ходе архивных розысканий удалось установить, что мать Веры Климовой - Матрона Алексеевна Климова  - была крестьянкой из села Буйский завод Уржумского уезда, родила вне брака двух детей - Веру и ее брата Ивана. Вера родилась в Уржуме 7 августа 1883 г. и была окрещена  на следующий день в тюремной Александро-Невской церкви³, брат ее, родившийся в 1888 году  - на родине матери в селе Буйском⁴. Отчество Вере дали по имени ее крестного – уржумского мещанина Нефеда Николаевича Нефедова; второй крестной Веры стала уржумская мещанка Екатерина Антоновна Куклина. Так она стала Нефедовна. Замуж, похоже, их мать так и не могла выйти. Жизнь ее и дальнейшая судьба неизвестны.  В метрических книгах по городу Уржуму она более не упоминалась. Известно, что у Веры Климовой был и родной дядя, брат матери – Антоний Алексеевич Климов, который сочетался браком в селе Буйском 20 февраля 1880 года с девицей того же села Агриппиной Васильевной Чаусовой. Жениху на тот момент было 20 лет, невесте – 22 года⁵.

  Видимо, из-за бедности матери, Вера была отдана в Дом призрения детей-сирот в город Уржум, где она  и познакомилась с Сергеем. В своей книге «Это было в Уржуме» сестры Костриковы хорошо описали приютский быт, поэтому не будем останавливаться на нем. Скажем кратко: основными составляющими воспитания бедных детей здесь были две вещи – вера и труд. Каждый день начинался и заканчивался с чтения «правила», по субботам и воскресеньям воспитанников обязательно вели на богослужение в тюремную церковь. Как пишут Костриковы, в приюте строго соблюдались посты и все постные дни, благодаря чему  приютские благотворители хорошо экономили. И в обычные дни воспитанников кормили нещедро, и они всегда были бледны и худы. Одним из наставников детей был священник тюремной церкви о. Константин Пономарев, да и все воспитатели подбирались очень набожные. Это было в духе того православного века.

  Одной из таких воспитательниц была Юлия Константиновна Глушкова, очень хорошая и благочестивая женщина. Костриковы вспоминали о ней с благодарностью:

  « В Уржуме Глушкова слыла очень набожной женщиной. Она регулярно посещала церковь, истово молилась там, соблюдала все посты. Слово «Бог» буквально не сходило с ее уст. В приюте она, естественно, проводила в жизнь то, во что верила. Она возводила в идеал кротость, смирение, долготерпение, непротивление злу, надежду на всемогущего Бога. В то же время всем своим поведением она подавала Сергею и другим воспитанникам пример честности, искренности, порядочности и расположения к людям. И эти качества воспитывала она в детях, воспитывала последовательно и твердо. Она не давала спуску лжецам, злюкам, эгоистам…»

   Второй составляющей приютского воспитания был труд. Детей с малолетства приучали к работе, и большую часть дня они проводили за изучением различных ремесел.  Обязанностью старших детей было присматривать за малышами, у каждого имелся собственный «воспитанник», за которого он отвечал перед воспитателями. Дом призрения имел собственный сад и участок, как многие школы того времени, возделывавшиеся трудом воспитанников. Костриковы пишут: «…Дети помогали на кухне, сами накрывали стол, мыли посуду, убирали в комнатах, возили воду с Уржумки, очищали двор от снега. Мели и мыли полы, заправляли лампы… Кроме того, в часы ручного труда воспитанники делали матрацы, переплетали книги. Вязали чулки, вышивали, плели соломенные шляпы, сумки, корзины. Мальчики под руководством приютского сторожа чинили обувь».

  Надо отдать должное воспитателям, приютские дети все же не были лишены детства, не целыми дням трудились, учились и молились. Выкраивалось для сирот и время для развлечений. Так, летом воспитатели водили их купаться на Уржумку. Зимой там же приютские катались с крутой горы на чем придется. В плохую погоду воспитанники находились в спальнях, малыши играли самодельными игрушками; шумные игры и беготня не разрешались из-за тесноты помещений. Дети постарше имели право посещать театр, в чем была большая заслуга Юлии Глушковой, которая всеми силами старалась привлечь своих воспитанников к чему-то прекрасному и интересному. Посещал театр и даже помогал артистам в числе других детей будущий вождь советских трудящихся. Детям так нравился театр, что они стали ставить  свои спектакли у себя в Доме призрения⁶…

 Вера Климова оказалась очень одаренной и способной девочкой, что вытекает из того факта, что в женскую гимназию она поступила с пятого класса и спустя несколько лет ее успешно закончила с правом стать учительницей. В архиве ГАКО сохранился ее аттестат за 1902 год⁷ и свидетельство на право стать учительницей за 1903 год⁸. Что интересно, Вера Климова закончила гимназию в один год с Анной Мироновной Костриковой, и аттестаты их сохранились в одном архивном деле.  Горькое сиротское детство осталось позади. Несколько лет Вера Нефедовна работает учительницей в Сендинской школе Уржумского уезда (неподалеку от села Мари-Билямор, на территории современной Марийской республики, но к сожалению, в многочисленных документах не удалось найти о ней  сведений), потом в Казани и Томске⁹.  До 1907 года Вера Климова общалась с С.М.Кировым, но затем переписка прекратилась, и о судьбе ее Костриковы больше не знали.  Они в своей книге так писали о ней: «Хорошо помним Веру Климову. У Сергея была с ней крепкая детская, а затем и юношеская дружба. Вера окончила Уржумскую гимназию и стала учительницей. Работала она в Сендинской земской школе Уржумского уезда. Уехала в Казань, затем в Томск. Сергей переписывался с ней. Они не раз виделись, когда Сергей приезжал из Казани на каникулы. Позднее Вера перебралась, кажется, в Среднюю Азию. Они потеряли друг друга из виду, вероятно, потому что Сергей перешел на нелегальное положение¹⁰."

  Интересно и то совпадение, что одно время сестры С.М.Кирова жили и работали сравнительно недалеко от Сенды – в деревне Помашъял современной Марийской республики, недалеко т села Юледур. От Юледура до Мари-Билямора по прямой расстояние всего 40 с небольшим километров. Возможно, они могли видеться и лично, хотя вскоре Вера Климова уехала отсюда. Первой сюда в 1904 году приехала Анна Мироновна, а в 1915 году – Елизавета Мироновна. Удалось найти уникальные воспоминания о жизни сестер Костриковых здесь. Один из учеников Анны Мироновны,  Иван Неофитович Михеев, так вспоминал о ней:

«Анну Мироновну  вспоминаю как родную мать. Припоминаю тот радостный  день 1914 г., когда впервые переступил порог родной школы и сел за парту. Очень  тепло и приветливо встретила  нас Анна Мироновна. И с первых же дней в каждом ученике стала терпеливо  и заботливо воспитывать любовь  к знанию и труду, чувство уважения к старшим…

 Не было дня, чтобы она не побеспокоилась о том, чтобы мы, собираясь домой после уроков, были одеты как следует. Проверит, все ли пуговицы застегнуты у пальто, хорошо ли надета шапка или шаль.

Работая  в дореволюционной школе, когда в «моде» был еще методы физического наказания, Анна Мироновна тем не менее не считала нужным применять  его¹¹…»

Бывший  директор Куженерской  средней  школы Н.М.Светлаков записал в своем дневнике так: «В 1927 г. Анна Мироновна Кострикова  была переведена  на работу в другую школу. Провожая  дети, родители  плакали¹²…»

Несколько позднее сюда приехала Елизавета Мироновна. Ее сын  Константин Верхотин так вспоминал об этом:

«…В Юледур  мама попала так. В деревне Памашьял  работала учительницей  Анна Мироновна Кострикова. Порвав со своим мужем, мама забрала нас с сестрой Эмилией  и приехала к Анне Мироновне. Ей удалось устроиться в Юледурскую  земскую библиотеку имени Ф.Павленкова. В 1925 г. эту библиотеку преобразовали в избу-читальню. В Юледуре мы жили в нескольких домах, по-моему, в 4. Почему-то приходилось переезжать. И только однажды у нас была своя комната, совсем отдельная, это в доме, стоящем  возле церкви. Теперь этого дома уже нет. Жили мы в двух­этажном доме внизу… Дом этот принадлежал  попу – отцу Виктору. Причем, тут и там наше жилье помещалось за библиотечными шкафами.

Жилось нам чрезвычайно  трудно.  В голодные годы (1921 и последующие) мама продала все,  что можно было продать  из нашего небогатого имущества: мебель, утварь, кое-что из одежды. Мы носили  одежду из холста, обувью нам служили лапти. Ели хлеб из лебеды, желудей. Спасла нас от голода купленная мамой корова.

Мне кажется  мама была очень уважаемый человек. К ней постоянно шли люди - крестьяне, учителя, сельские  служащие. И сама она много ходила и ездила по деревням. Тогда были женотделы, она много работала с женщинами, с кем она там была – не помню.

В Юледуре  был хороший драматический кружок.  Он выступал  в помещении школы.  Затем в бывшем доме попа Виктора оборудовали что-то вроде клуба…

Самое главное, на мой взгляд, особой деятельностью моей мамы была близость к народу…. Она учила  неграмотных, занималась аграрным просвещением, мирила поссорившихся супругов, давала медицинские советы, сама лечила людей, как умела, потому что  ни врача, ни даже фельдшера в Юледуре не было. В 1928 г. мама уехала в Сибирь¹³…»

 Когда Елизавета Мироновна приехала в Помашъял,  Веры Климовой давно уже не было на Вятской земле.  В 1907 году она вышла замуж (по предположению внучки Анджелики Танн, брак был заключен в Петербурге или Таллине). Её муж – Вильгельм Зуди - был балтийский немец из Эстонии. Поэтому впоследствии они уезжают из России - в Эстонию¹⁴.

  В браке Вера Нефедовна родила трех дочерей – Эмили (1908 г.), Люси (1915 г.) и Маргариту (1919 г.).

  В Эстонии Зуди жили до начала Второй Мировой войны, пережив две ее оккупации – советскую и немецкую. Если большевики семью Вильгельма Зуди не тронули, то новые немецкие власти учли его немецкое происхождение и велели переселиться в Германию. Он отказался это сделать и умер в Эстонии в 1942 году, был похоронен в родном селе. В 1944 году  немецкие власти  снова приказали семье, жившей в Таллине, переселиться в Германию. Были ли это забота о семье «истинного арийца» или тут были другие причины, неизвестно. Так семья Веры Климовой оказалась в фашисткой Германии, в Познани (теперь это территория Польши), став свидетелем всего, что там происходило.

 После войны дочери и внучки Веры иммигрировали в США, а она сама осталась в Германии. Она прожила последние годы жизни в доме престарелых, умерла примерно в 1956 г. Её похоронили в известном "кладбище дюн" на немецком острове Лангеог.

   Внучка  Веры Нефедовны  Анджелика Танн также живет в США, любезно предоставив  фотографию и некоторые документы о жизни своей матери. И благодаря этому теперь мы можем знать о ее жизни значительно больше того, что было описано в книге сестер Костриковых «Это было в Уржуме…»

 

Источники:

1. Мальчик из Уржума: Повесть о детстве и юности С. М. Кирова -  Детиздат, 1936; А.М., Е.М.Костриковы. Это было в Уржуме – Горький, 1983 г., с.27

2.  Мальчик из Уржума: Повесть о детстве и юности С. М. Кирова -  Детиздат, 1936 г., с.11

3.  ГАКО ф.237 оп.226 д.60 лл. 318 об.-319

4.  КОКМ Вр. 114 лл. 25 об.-26

5. КОМК Вр. 1755/1

6. А.М., Е.М.Костриковы. Это было в Уржуме – Горький, 1983 г., с.21-27

7. ГАКО ф.1086 оп.2 д.76 лл. 16-16 об.

8. ГАКО ф.1086 оп.2 д.83 л. 14

9. А.М., Е.М.Костриковы. Это было в Уржуме – Горький, 1983 г., с. 27

10. А.М., Е.М.Костриковы. Это было в Уржуме – Горький, 1983 г., с. 27

11. Л.Бессонова. Сестры // Заря (Куженер) – 1990 г. № 151

12. Л.Бессонова. Сестры // Заря (Куженер) – 1990 г. № 151

13. Л.Бессонова. Сестры // Заря (Куженер) – 1990 г. № 151

14. Здесь и далее: по сведениям внучки В.Н.Климовой Анджелики Танн .

 

 

Назад к списку