Муки-Какси в 1918 году (воспоминания)
|
Они были далеко видны и как будто парили в небе, растворялись в нем. Только кресты указывали, что они все таки-были… Первый снаряд ударил в церковь. Нет, пока не в купола, а в крышу. Шла заутреня. Но звон колоколов радостный, одухотворенный, какой был обычно в то время, сейчас был грустным. Их голос так и рыдал, жалуясь небу, взывая о помощи. Крики, слезы, паника… Второй, рассыпая шрапнель ухнул в пятистенный дьяконский дом. … Вдали от крупных центров, в глубинке Вятской губернии, в которую входила территория нынешней Удмуртии, все перемешалось: в одном селении красные, в другой – белые, а волость одна и та же. Деревня Муки-Какси тогда была Малмыжского уезда, Вихаревской волости. Фронт проходил по речке Вале. В Муки-Каксях был небольшой отряд белых: двадцать винтовок, но три патрона. Он, конечно, был разбит, и деревню занял карательный отряд Кропочева и Вичужанина. Сразу объявили: будет собрание, придти в поповский дом. Дом этот двухэтажный был рядом с дорогой. Он как бы собой перегораживал божий храм, и ему первому досталось. Кому-то помешал – подожгли. На его месте сейчас правление колхоза имени 20 партсъезда. Фундамент – тот же. Так вот, объявили собрание, но обманули: всех мужиков арестовали и давай пороть в две плети, потом повели всех в Вожектем. Там у них был штаб, закрыли в кутузку. На следующий день по какому-то списку отобрали несколько человек во главе с попом и расстреляли на Вожектемском поле – то ли 12, то 18 человек. Поп перед смертью сказал: - Ну ладно, я новой власти не угодил, а этих-то молодых за что? Так он спас от расстрела Матвея Мухачева и Михаила Шабалина. Поп этот был удмурт. Жена его русская – учительница. Были дети: Герка, Вася, Тася. Потом они уехали. Новая власть, что новая метла, - метет по-новому. В Старой Балме подвесили за ноги в колодец одного удмуртаи все требовали: - Отдай золото, вотская морда! Иуды были во все времена: кто-то наболтал напраслину. После этого тот удмурт так и остался бестолковым на всю жизнь. Звали, кажется, Тимофеем. Когда я был лесником, он у меня работал, вешки рубил. Карательный отряд, похозяйничав и забрав остальных арестованных, отправился назад. Было шесть или семь подвод. На каждой ямщик, часовой и два арестованных. Значит, человек 15. Когда от Вожектема под гору спускались, один из арестованных сбежал. Постреляли, постреляли, но напрасно. Так и спасся. Увезли тогда и моего отца. Он только полгода как с Германской пришел. Из огня да в полымя. Нас, малышни, было пятеро. В д.Ключи у них была ночевка. И тут несколько человек каксинских отпустили по домам: Брызгалова Васю, Пекина Васю, Мухачева Матвея, которого не расстреляли тогда, и моего отца. Сам удивляюсь. Я так думаю: в Кильмези-то телеграф был. Народ стал роптать, дошло, видно, до Ленина. Дали на дорогу по 20 р. керенских, по листку бумагу, по коробку спичек и по осьмушке табаку. Остальных увезли в Уржум. Много, говорят, там поубивали. Потом шла молва, что этих начальников, Кропачева и Вичужанина, свои же расстреляли, «за перегиб». А вообще-то, кто его знает. Мне шел тогда девятый год, но я многое хорошо помню. Идет война, а я собираю патроны, разбираю снаряды. Разобрал как-то гранату. Как не разорвалась? Не знаю. …Еще был случай. Один из солдат про того попа, которого расстреляли в 1917 году, говорил: - Я бы его день, два… неделю тыкал ножом, пока бы он не подох. Идут они однажды по деревне. Этот солдат был начальником патруля, с ним еще трое. Он впереди, те сзади. В сенках двери толстые, косые – ходуном ходят. Не придержишь, обязательно стукнут по заднице. У того солдата в правом кармане брюк граната-лимонка. Когда его дверью стукнуло, он: «Ой!» и остановился. Ему бы быстро вытащить гранату и швырнуть во двор. Растерялся. Рвануло так, что кишки его перелетели в соседний двор, и забор-то был высокий. А мужское его достоинство повисло на шпигеле, где висел умывальник (были такие чугунные с двумя рожками). Похоронили его у церкви, которую он проклинал, а тех троих, раненых, отправили на повозке в Кильмезь. Гранаты тогда были без кольца. На бабитовый выступ, как шапка, надевался капсюль. Она, видно, в кармане лежала плашмя и дверью стукнуло по капсюлю. Если бы вертикально – ничего бы не было. Я-то их хорошо изучил, много разобрал пацаном. …Потом пришли опять белые. Это были сибиряки, прямым ходом из Перьми. Они расстреляли Сбоева Спиридона. Увели в пожарку и прямо в лоб. Это бабы на него нажаловались. Если бы он не наврал на мужиков тех, быть может, и отпустили красные. Еще расстреляли Ушакова Антипа Ларионыча за то, что его сыновья Митя и Алексей убежали к красным. Хороший был мужик, работал объездчиком. Каково тогда было жить? Кому-то надо было строиться – лес украли, он даже протокол не завел. К весне 1919 года белогвардейцев окончательно прогнали. В Муки-Каксивошел отряд красных с духовым оркестром. Церковь была закрыта. Два солдата залезли в нее и утащили ризу с кадилом. Один натянул ризу, другой машет кадилом и давай наяривать матерные частушки. День был солнечный, май месяц. Облачко-то было неказистое, маленькое совсем. И откуда что взялось? Вдруг как грянет гром. Те и присели. «Свят, свят, свят», - бегом отнесли все на место. После духовой оркестр стал играть хорошую мызыку: вальсы, краковяк. Мы, мальцы, тут же крутились…
Воспоминания Николая Константиновича Сбоева о событиях в Муки-Каксинской волости Малмыжского уезда (публикация из Сюмсинской районной газеты за 1979 год). |
Назад к списку