Ушаковы 

                                                                    Часть первая.

 

                      Молодые годы Григория Ушакова.

 

                                     Мятежный предок.

… Автобус, бегущий по ленте дороги, устремившейся вглубь Зуевского района, в сторону села Косы, неожиданно сделал крутой поворот влево, и взору моему предстала красивейшая панорама – бесконечные поля, многочисленные возвышенности и редкие перелески, чередовавшиеся с островками деревень. Жёлтое море полей тянулось до большого села, привольно раскинувшегося на небольшой возвышенности, под которой несла свои тихие воды речка Коса, окружало его со всех сторон и уходило дальше, до самого горизонта. О названии села, к которому мчал меня мой автобус, свидетельствовала надпись на полинявшем от времени указателе – «Мухино». И сердце моё радовалось тому, что Господь привёл меня сюда. Живописные местные пейзажи стали моими первыми впечатлениями при приезде в село Мухино, в котором когда-то очень давно появился на божий свет «всенародно любимый» батюшка Григорий Ушаков, откуда он уехал навсегда ещё мальчиком, с земли, на которой прослужило несколько поколений его предков.

Мухино весь XIX век было родовым гнездом священников Ушаковых, потомки которых жили в селе ещё перед революцией, а может и позднее. Правда, в ещё 1812 году никто здесь и слыхом не слыхивал об Ушаковых – первым в Мухино приехал в 1810-х годах «иерей Корнилий Филиппов сын Ушаков». Откуда происходил этот человек, мне установить не удалось, но я интересовался происхождением самой фамилии Ушаковых и искал в писцовых книгах того времени, когда Вятка ещё только-только заселялась русскими, имена её первых обладателей. Фамилия эта происходит от тюркского (татарского) слова «Ушак», что значило: марослый, мелочный, клеветник. Параллельно с этим словом существовали ещё русский глагол «ушатить» - уходить, слово «ушат» - род посудины с ушами-ручками, но к происхождению фамилии они, скорее всего отношения не имели. Как личное имя или прозвище Ушак встречается в грамотах (не вятских) уже в XV – XVI веках чрезвычайно часто. Тюркские имена в качестве дополнительных к церковным в течение многих веков были весьма популярны среди русских. Среди них были и имена, позднее превратившиеся в фамилии, обрусевших татар, а также имена, возникшие благодаря обычаю побратимства, когда русский менялся именем с другом-татарином. Любопытно, что в Турции есть даже город, который называется Ушак. Так произошла и фамилия нашего знаменитого адмирала Ушакова, который тоже происходил из духовной семьи, но к вятским священникам Ушаковым он отношения не имел.

С массовым расселением  русских по Вятке в XV – XVI веках пришло личное имя Ушак (фамилии тогда имели только царственные особы) и на её широкие просторы. Рискну предположить, что далёкий предок о. Григория был обрусевшим татарином. Первоначально первые Ушаковы жили на территории будущего Малмыжского уезда, о чём можно найти упоминание в писцовых книгах XVII века. Здесь и сегодня живёт очень много татар, далёкие предки которых пришли когда-то сюда, очевидно, из пределов Казанского ханства. В этих книгах можно найти упоминание о селе Ушак Кулиги тоже Малмыжского уезда и имя городового Малмыжского воеводы за 1629 год Кузьмы Максимовича Ушакова¹.

Постепенно личное имя-фамилия Ушаковы расходится по обширной Вятской земле. Из Малмыжского уезда она приходит в соседний Нолинский, а оттуда проникает ещё дальше на север – в Слободской уезд. Так, в «Книге писма и меры И.Б. Доможирова да подъячего Ивана Кокушкина» за 1628 год упоминается на Слободской земле «за Игнашкою Сахариным Ивановская пожня Ушакова против Перерезовского песку²…» Как видим, не было редкостью, когда личное имя-фамилия превращалась в название целых населённых пунктов, хотя в писцовых книгах XVII века Ушаковы упоминаются достаточно редко, и то только на территории трёх упомянутых уездов.

Однако, самым известным представителем данной фамилии в XVII столетии стал Афонка Ушаков, который упоминается в царской грамоте за 1677 год в числе бунтовавших крестьян Вятского Успенского монастыря. А дело заключалось вот в чём. 28 января 1675 года мирно почил в бозе царь-государь Алексей Михайлович, отец Петра I, и на Российский престол вступил новый самодержец Фёдор Михайлович. Как было принято в те времена, началась поголовная присяга на верность новому «помазаннику Божьему» - от бояр до мужиков-крепостных. А вот крестьяне Кырчанской вотчины (теперь Нолинский район), вместе с землёй являвшиеся собственностью Вятского Успенского монастыря, отказались присягать на верность новому царю, на что повлияло, очевидно, восстание Сеньки Разина. Под этим благовидным предлогом крестьяне взбунтовались, к ним присоединились беглые крестьяне и разбойники. Предводителем взбунтовавшихся выбрали Илью Рохина, а тот, в свою очередь, сделал своим помощником нашего Афонку. Царская грамота сообщала о том бунте: «Собрался скопом и заговором большим, учинили бунт и мятеж великий³». Крестьянское море заволновалось, а у владык Вятской земли захватило сердце – мало кому хотелось, чтобы этот мятеж перерос в новую крестьянскую войну, навроде Разинской.  Конечно, причиной для мятежа послужило вовсе не вступление на престол нового царя, а, скорее всего, непомерная тяжесть монастырских поборов и повинностей, и отказ от присяги стал попросту предлогом для тех бедных, задавленных нуждой людей, возможностью облегчить своё поведение, но то, о чём мечтали они – освобождение от монастырской кабалы – было, конечно, невозможным. Так, в сердце Вятской земли вспыхнул Великий крестьянский бунт.

Удивительно, но Вятское самоуправление не предприняло никаких попыток к подавлению этого мятежа, как не подавлялись им и другие крестьянские бунты. Причина была проста – на Вятке не имелось регулярных воинских частей, говоря по-современному, и для подавления народных волнений высылались стрелецкие полки из Москвы. Чтобы хоть как-то «стабилизировать» обстановку до прихода стрелецкого полка, в Кырчаны лично прибыл из Вятки  с небольшой свитой, но совсем без охраны архимандрит Иоль дабы увещевать «мятежников, воров и прежних челобитников» подчиниться и присягнуть новому царю, но крестьяне, видимо, доведённые уже до последнего отчаяния, пленили архимандрита и собирались его «побить кольем». Собирались, но, скорее всего, не желали этого, попросту взяв, видимо, Владыку в заложники, что выглядит уже совсем современно, угрожая расправиться с ним, если не будут выполнены их условия. Однако, не произошло ни того ни другого: на помощь пленённому архимандриту подоспел казачий отряд из села Лебяжья во главе с приказным Михайло Скориковым и освободил его. Проиграв сражение с хорошо вооружённой казачьей дружиной, мятежники разбежались по полям, по лесам, и в царской грамоте ещё два года спустя указывалось их «сыскать и бить кнутом».

Кто знает, может быть мятежного Афонку и можно считать прапращуром священников Ушаковых, ведь фамилия эта в XVII веке была не такой уж и распространённой? Осмелюсь предположить, сильно, ох, сильно потчевали дубинами пойманного Афоньку царские холуи, после чего он ослеп (а могли ещё и выколоть глаза – таковы были нравы того жестокого века), и впоследствии все Ушаковы к старости стали страдать болезнью слепоты, передававшейся как фамильное проклятие по наследству из поколения в поколение, из рода в род. Конечно, это всего лишь предположение, но не являлось ли это отголоском того далёкого-далёкого бунта?

 

                                    Мухинские священники.

Очень могло быть так, что позднее кто-то из детей или внуков мятежного Афонки, а может и не его самого, а детей его сестёр и братьев, решил посвятить себя Богу и стал первым священником Ушаковым на Вятской земле. Так или иначе, но факт, что 113 лет спустя после упоминавшихся событий, 13 января 1790 года знаменитым Вятским Владыкой Лаврентием Горкой был произведён в иереи Корнилий Ушаков и направлен на служение к Березинской церкви Слободского уезда⁴. Было ему в ту далёкую, ещё Екатерининскую, пору всего лишь 25 лет. С этого времени (а может и с 1765 года, когда будущий батюшка появился на Божий свет) и можно начинать отчёт истории священнической семьи Ушаковых, потомки которой, слава Богу, здравствуют и поныне.

Здесь в Березино батюшка Корнилий прослужил Господу более двух десятков лет и снискал себе славу тем, что во время Отечественной войны 1812 года занимался сбором добровольных пожертвований по приходу для нужд действующей армии и раненых солдат, за что ему высочайше пожалован был наперсный крест. Вот уже когда себя проявило то знаменитое благородство и великое человеколюбие семьи Ушаковых, которое особенно себя проявит во всей красе ровно столетие спустя…

Вскоре после этого прекрасного события, возможно в знак поощрения, отец Корнилий был перемещён в соседний приход села Мухино, тогда ещё совсем крохотного, ну почти что починка с небольшой каменной Благовещенской церковью; ещё в 1857 году в нём насчитывалось … 4 двора⁵! Подобные крохотные сёла  не являлись редкостью на Вятской земле даже в начале ХХ века. В селе Мухино о. Корнилий имел собственный деревянный дом, который позднее перешёл по наследству к его сыну. В 1823 году он вышел в заштат по преклонности лет (ему было уже 58 лет) и здесь же закончил свои земные дни.

В тот памятный год, когда батюшка Корнилий получил наградной наперсный крест, его сыну Андрею, деду о. Григория, обучавшемуся на богословском курсе Вятской духовной семинарии, минуло ровно 20 лет. После успешного окончания семинарии в 1817 году он посвящается Преосвященным Амвросием во священника к церкви с. Заевского Слободского уезда, а в ноябре 1823 года, после выхода отца в заштат, молодой батюшка по собственному желанию был перемещён в с. Мухино, в котором и прослужил всю свою жизнь. В ежегодных «послужных списках» отца Андрея сообщалось, что он «знает одну проповедь, поведения хорошего». В «клировых ведомостях» о Благовещенской церкви с. Мухино за период служения в ней о. Андрея Ушакова сообщалось, что церковь сия построена в 1780 году тщанием прихожан, зданием каменная с таковою же колокольнею, крепка, с тремя престолами; причта положено издавна по штату два священника, один диакон, по два дьячка и пономаря⁷.

Впоследствии церковь эта будет разобрана по ветхости при сыне о. Андрея о. Гаврииле. «Земли при сей церкви усадебной примерно 3 десятины, - сообщала «клировая ведомость» за 1840 год – пашенной, сенокосной, данной от прихожан 33 десятины. Плану и межевой книги нет. Дома у священноцерковнослужителей собственные деревянные, на церковной земле построенные, числом коих семь. На содержание священноцерковнослужителей постоянных окладов не получается. Содержание их по согласию прихожан по добровольной руге посредственно⁸».

Про батюшку Андрея в такой же «ведомости», но за 1827 год, сообщалось: «Иерей Андрей Корнильев сын Ушаков, 36 лет. Жена его Матрёна Феодорова, священническая дочь. Заштатного священника Корнилия Ушакова сын. Имеет земли пахотной и сенокосной из числа 33 десятин, нарезанных для церкви, на свою часть 8 десятин, состоящих в добром порядке, которые обрабатываются наёмными людьми. К домашней экономии и земледелию рачителен⁹». Из этого отрывочка, содержащего в себе немало прелюбопытных фактов о жизни семьи Ушаковых в первой половине XIX века, мы можем узнать и то, что в 1827 году батюшка Корнилий пребывал ещё в добром здравии. Нетрудно представить, как убелённый сединами старец с внушительной окладистой бородой водился со своим годовалым внуком Гавриилом, которому первому из Ушаковых предстояло прославить на Вятской земле сию замечательную фамилию…

Кроме Гавриила, в семье о. Андрея и матушки Матрёны выросло и получило прекраснейшее воспитание вкупе с любовью к Господу и Церкви ещё двое детей – Илия и Анна. Все дети Ушаковы учились в первой Мухинской школе, появившейся в селе  в 1850 году¹⁰, в которой первым учителем был их отец, и пошли по одному жизненному пути, посвятив себя служению Господу, подобно своему отцу и деду. Да и мог ли быть у детей духовенства ещё какой-нибудь выбор, если до Павла I даже священнические места  в приходах закреплялись по наследству?

Старшему сыну о. Андрея  Гавриилу Господь готовил многие годы духовного служения в Мухино. Его сестра Анна впоследствии вышла замуж за иерея с. Васильевского Нолинского уезда Николая Верещагина¹¹. Венчание их в Благовещенской церкви произошло в последний год земной жизни о. Андрея. Оно стало одним из последних светлых событий в его жизни перед праведной кончиной. По глубочайшему промыслению Божьему Николаю Верещагину предстояло ещё вернуться на Мухинскую землю, а дочери его и Анне Андреевне не только вернуться, но и прожить как матушке здесь долгие годы…

Илия Андреевич очень недолго служил  в 1850-х годах в сане диакона в Преображенском соборе г. Слободского¹². Судьба его мне неведома, но на страницах «Вятских епархиальных ведомостей» за вторую половину XIX  века я находил упоминания о представителях ещё одной второй священнической семьи  по фамилии Ушаковы; весьма возможно, это и могла быть ветвь отца Илии, но к началу ХХ века всякие упоминания  о ней исчезают, и в Вятском крае осталась лишь одна священническая фамилия Ушаковых.

Преображенский собор когда-то стоял в Слободском сравнительно недалеко от Николаевской церкви, в которой по промыслению Господнему 60 лет спустя начнёт своё служение Богу племянник Илии – Григорий, сын Гавриила…

 

                                                 Отец.

Для отца Григория его отец всегда являлся главным жизненным примером, которому стоило подражать, отчасти потому, что он лишился его рано – в возрасте 9 лет, и отчасти потому, что для своего века о. Гавриил был самым известным и самым выдающимся мухинским священником из рода Ушаковых, который сделал так много хороших дел для своих прихожан, да и не только для них, в первую очередь – на ниве народного образования. Нисколько не сомневаюсь, он был горячо любим своими прихожанами, и после его преждевременной кончины благодарная память о батюшке Гаврииле ещё долго теплилась в людских душах. На нём же и закончилась священническая династия Ушаковых в Мухино, если не считать его племянников и детей дочерей, живших в селе до самого 1917 года, но носивших уже другие фамилии.

Рано лишившись отца, Григорий Гаврилович  принёс свою оставшуюся невостребованной к нему любовь и глубокое уважение через всю свою жизнь. Незадолго до своей собственной кончины батюшка Григорий писал такие слова о своем отце в одном из писем дочери, которые являются для нас бесценными как живое свидетельство о жизни о. Гавриила:

«… Радуюсь и горжусь своими детьми, достойными внучками своего папы. А дедушка твой (мой папа) по своему времени был и значительнейшим певчим и музыкантом на скрипке; в духовной семинарии был он и капельмейстером и сочинителем маленьких сонат для оркестра. Мы – дети его, - два сына и три дочери – все унаследовали от отца музыкально-вокальные способности и две скрипки (даже заграничной работы), только не умели развить этих способностей, или правильнее сказать, - не имели возможности к этому, потому что от отца умершего 44 лет отроду, я с братом Азарием остались малолетними сиротами¹³». Какое великое уважение сына к отцу слышится в этих строках!

Проследим же жизненный путь этого замечательного и выдающегося человека. В свои 23 года Гавриил Андреевич уже священник села Ильинского Нолинского уезда. Позади, в прошлом у молодого батюшки остались Вятская духовная семинария, которую он закончил 15 июля 1846 года с аттестатом 2-го разряда, и преподавание в приходском училище г. Нолинска, одном из первых на Вятской земле, появившихся после выхода царского манифеста об открытии школ для народа. От этой должности будущий священник был уволен с одобрительным аттестатом 31 августа 1848 года. В это же время он сочетается браком со священнической дочерью Ольгой Александровной, и уже в следующем 1849 году в первый день ноября в Ильинском на свет появляется их дочь, первая из пяти детей этой пары, которую нарекли во святом крещении Александрой. Во Введенской церкви села Ильинского молодой батюшка прослужил с 1849 года по 1853 год, и здесь также был наставником только что открывшегося приходского училища, преподавая крестьянским детям основы грамоты и Закон Божий. Кроме этой должности, о. Гавриил был ещё и опекуном над сиротствующим семейством Зориных, проявив к этим бедным детям поистине отеческую любовь и заботу¹⁴.

В морозный день 13 февраля 1853 года, после праведной кончины отца, отец Гавриил был перемещён по собственному желанию на родную Мухинскую сторонку, в старый родительский дом, притаившийся в тени белокаменной церкви. Было ему 27 лет. Здесь он, подобно своему отцу, и прослужил весь свой остаток земной жизни, которого ему было отпущено Господом всего лишь 17 лет, но какими полными событий оказались эти годы¹⁵…

В марте 1853 года о. Гавриил был определён благочинным над церковным округом, в который входил его приход, и пробыл на этой должности удивительно много лет – до 1869 года (16 лет!). Это может говорить о том, что батюшка, несмотря на молодость, был очень уважаем духовенством своего благочиния и епархиальным начальством за «ревностное» исполнение своих обязанностей. Проводя параллели двух схожих  судеб отца и сына Ушаковых – о. Гавриила и о. Григория, следует заметить, что последний пробыл на таковой же должности 11 лет с перерывом. Именно при о. Гаврииле в Мухино и была построена новая каменная церковь, сохранившаяся до наших дней. Мухинские прихожане просили построить новую церковь в селе ещё 16 марта 1786 года, но она была построена лишь в 1864 году, когда в сводах старого тёплого храма, по словам современника, «неизвестно от чего появилось немало трещин¹⁶». Только это подвигло епархиальное начальство дать разрешение на строительство в селе нового храма. Его строительство обошлось очень дорого, что вызвало даже недовольство крестьян, но он вышел таким великолепным к невиданной радости и духовенства, и прихожан, что сам Вятский Владыка был немало поражён сим архитектурным чудом. В своём донесении вятскому губернатору Епископ Вятский и Слободской писал такие слова о Мухинской красавице-церкви: «Духовенство села Мухинского за короткий срок сумело возвести такой храм, который по своей громадности и внутреннему благолепию мог бы послужить украшением для города¹⁷». И таких церквей было немало на Вятской земле, затерянных в сельской глуши красавцев-храмов… Отчасти элементы своей былой красоты Благовещенская церковь, возведённая стараниями отца Гавриила  и уже полвека как превращённая в школу, сохранила и по сей день – то и чудной красоты лепнина на церковных стенах и кусочек ажурной оградки, когда-то окружавшей храм, и просторный молитвенный зал с колоннами, теперь – школьный коридор. Сколько этот зал перевидал богослужений, крестин и венчаний за свой долгий век !

Кроме великолепнейшего храма, старанием батюшки Гавриила близ села была выложена часовенка в память чудесного избавления Государя-императора от гибели в 1866 году, на месте прежней разрушившейся. На кладку её пошёл кирпич, оставшийся от строительства церкви. По странному совпадению часовенка была достроена  за несколько лет до кончины батюшки, став воплотившейся в камне памятью об этом замечательном человеке¹⁸.

Особенно заботился о. Гавриил, как истинный сын своего, пореформенного века о развитии образования в своем округе. Первые школы появились в крае  в 1837 и 1839 годах¹⁹, в Мухино, как уже говорилось в 1850 году. А при отце Гаврииле  Ушакове только в одном его, отнюдь не малолюдном  благочинии действовало 27 сельских училищ и все их  наставники, по словам современника, «обучали безвозмездно и притом собственными своими средствами²⁰». Такая картина в обширной Вятской губернии в то время была исключительной редкостью: во многих благочиниях в лучшем случае действовало всего несколько школ, появившихся благодаря усердию местных батюшек. В самом Мухинском училище в 1865 году обучались 61 мальчик и 10 девочек. Их обучением занимались студент семинарии Василий Княгин и его жена Афанасия Тимофеевна «с особенной ревностью», за что заслужили благодарность Вятского Владыки²¹. Примечательно, что в этой школе обучались дети самого благочинного. Не менее усердную заботу проявлял батюшка Гавриил и в делах благодеятельности. Так же как его дед Корнилий, о. Гавриил занимался сбором средств по Мухинскому приходу для нужд армии и раненых солдат во время Крымской войны 1855 – 1856 гг, за что 30 апреля 1858 года был торжественно удостоен ношения наперсного креста на Владимирской ленте. Впоследствии примеру отца и деда во время Русско-Японской войны последует и о. Григорий Ушаков, за что будет удостоен ношения серебряной медали.

В 1864 году, когда в губернской Вятке открылось училище для девиц духовного звания, о. Гавриил жертвует крупную по тем временам сумму в 15 рублей «на устройство позлащенной резьбенной рамы к образу Матери Божией, которым Его Преосвященство благословил училище при открытии оного²³». Батюшка знал, что в этом училище в свое время будут учиться его собственные дочери и внучки. Так и случилось. И ещё два прелестных примера благодеятельности о. Гавриила. В 1865 году он жертвует от подчинённого ему духовенства и прихожан ещё более крупную сумму в размере 20 рублей на устройство церкви в польском городе Вильно²⁴, а затем ещё 4 рубля 65 копеек на учреждение русских школ в царстве Польском²⁵. Любопытно, что спустя 70 лет внук о. Гавриила сочетался узами брака с дочерью уроженца г. Вильно. Что это – совпадение, парадокс истории или, что вернее всего, промысел Господень, трудно сказать…

За свою полезнейшую деятельность батюшка не единожды высочайше награждался церковными наградами. В «послужных списках» о. Гавриила ежегодно отмечалось, что он знает три проповеди и 21 катехизическое поучение собственного сочинения, а поведения «похвального²⁶».

 

Ветер Мухинского детства.

 

И вижу я себя ребёнком,

И кругом родные всё места…

                                              М. Лермонтов.

Рождение ребёнка – всегда огромная радость для семьи, а в особенности для семьи духовной. В семье батюшки Гавриила и матушки Ольги было пятеро детей: три дочери и два сына – Александра, Екатерина, Елизавета, Азарий, Григорий. Все они, подобно своим дядям и тёте, детям о. Андрея, пошли по одному, уже проторенному поколениями предков пути. В тот день 3 января 1860 года в семье Ушаковых вновь царило то необыкновенное оживление, какое обычно бывает при рождении нового ребёнка. Виновник всей суматохи, хорошенький мальчик, лежал в новенькой зыбке и ласково протягивал к хлопотавшим над ним матери и няньке маленькие ручонки. Крещение нового Ушакова произошло только спустя неделю после его рождения, 10 января, и наречён он был Григорием. Крёстными его стали инспектор Вятского семинаристкого собораИгнатий Феодорович Фармаковский и священник села Косы Терентий Годяев, оба друзья отца новорождённого²⁷. Крещение происходило ещё в старой Мухинской церкви, которая будет разрушена через несколько лет. Ах, если бы мог счастливый отец знать, какая великая и интересная судьба подобно большой светлой дороге лежала впереди у этого маленького человечка…

Здесь, в Мухино пролетело, как вешний ветер, детство будущего пастыря Христова. Никаких свидетельств о нём не дошло до нас, но ведь представить его несложно. Будний день мальчик проводил в местной школе, где преподавали заботливые учителя Василий Княгин и его жена, а Закон Божий – сам отец. Система обучения, правда, в те годы была довольно примитивной. Вместо учебных пособий служили «псалтирь» и счёты, а за малейшую провинность учеников надлежало пороть розгами. Начинались и заканчивались учебные занятия с молитв; в «классе» висели большие образа Господа, Пречистой Девы и других, под которыми учитель зажигал лампадки. Ученики сидели за длинным столом на скамейках, учились по букварю и часослову писать буквы и слова с прописей, писали карандашом, иногда гусиным пером. В течение одной зимы самые способные успевали научиться всему, а другим требовалось две-три зимы. Учёба шла с утра до вечера с перерывом для обеда. Впрочем, дети духовенства, в том числе и наш Григорий, постигали азы грамоты ещё дома.

По воскресеньям ученики обязаны были посещать храм Божий, а наш Гриня ещё и помогал с малых лет отцу  по службе, как сын священника, начиная с простого – зажигания подсвечников, прислуживания в алтаре, а позднее и пения на клиросе. Последнее очень вероятно, ведь о. Гавриил был от Бога одарённым музыкально человеком и передал это своим детям. В свободное от учёбы время отец мог брать своих детей в поездки в Слободской или Вятку, и уже в малом возрасте будущий священник мог побывать в Вятке и Слободском. По летам братья Ушаковы вместе с крестьянскими ребятами пропадали на речке Косе, рыбачили, купались, катались на лодке, приходя домой уже затемно. В детстве окружающий мир кажется нам таким огромным и интересны, но как же короток этот отрезок жизни…

Уже в возрасте 8-9 лет жизнь маленького Григория резко изменилась и, можно сказать, с этого времени Григорий Ушаков начал своё духовное служение. А произошло это благодаря тому, что мальчик с прекрасным певческим голосом обратил на себя внимание Вятского протоиерея Арсения Попова, ключаря Архиерейского дома и библиотекаря Вятской семинарии²⁸. Кроме этих должностей, о. Арсений был первым членом временного ревизионного комитета для проверки экономических отчётов по семинарии и членом «комитета для рассмотрения и обсуждения сведений и соображений по предмету украшения быта духовенства Вятской епархии», а проводил духовное служение в Вятском Кафедральном соборе^29.  . Отец Гавриил, как уже упоминалось, был в большой дружбе с семинаристским начальством, поэтому нетрудно представить, как произошло знакомство этих двух великих людей – 48-летнего ключаря и 8-летнего мальчика из сельской духовной семьи. Произошло ли это во время приезда о. Арсения в гости в Мухино или посещения о. Гавриилом с сыном «Богоспасаемой», как тогда называли Вятку. Пение маленького Григория очень понравилось Вятскому протоиерею, и он предложил отцу принять его в число малых певчих в Архиерейский хор самого Владыки, чему о. Гавриил был только рад. Так, ещё до поступления в духовное училище маленький Григорий оказался в архиерейском хоре в г. Вятке. Произошло это событие за несколько лет до смерти отца.

Хочется сказать, наконец, несколько слов о том крае, в котором появился на свет наш герой и в котором жило и молилось господу несколько поколений его семьи. Село Мухино со строящейся в ней церковью в 1860-е годы оставалось по-прежнему небольшим, но население его увеличивалось за счёт естественного прироста. Так, если в 1857 году в нём насчитывалось 4 двора с населением 13 человек³⁰, то к 1874 году в шести дворах проживало 33 мужчины и 38 женщин³¹. Край этот, который входит в наши дни в состав Зуевского района, в те далёкие годы был сущей глушью Вятской губернии – болотные топи да бесконечные леса, под сенью которых таились маленькие деревушки из приземистых домиков, да на берегах рек такие же небольшие сёла, в большинстве своём украшенные каменными храмами, с колоколен которых звучали по утрам  и вечерам и плыли над бескрайним лесным морем малиновые благовесты. Это был тот самый край, про который можно было бы выразиться знаменитыми словами Н.В. Гоголя – до любого ближайшего города скачи – не доскачешь, и действительно, и от Вятки, и от Слободского, и от Глазова Мухино отделяли многие версты пути. Несмотря на глушь, по воспоминаниям современников, девственная природа была здесь очень живописной; впрочем остатки её сохранились и по сей день, о чём я упоминал в самом начале книги. В старину окрестные леса, состоявшие из могучих вековых деревьев, изобиловали зверьём и птицей, а небольшие речки, прорезавшие их, - рыбой. На множестве лесных болот во множестве водились кулики – бекасы и зуйки, по названию которых впоследствии и получила своё название эта часть Вятской губернии. Уже став взрослым, Григорий Гаврилович любил заниматься охотой на птиц, имел ружьё и бекасник³². Не исключаю, что и то, и другое он мог перенять у своего отца, приход которого находился в самом что ни на есть лесном краю, где многие промышляли охотой. Даже само название села Мухино, скорее всего, произошло от того, что когда-то оно находилось в болотистой местности, в которой в изобилии водились комары и мухи.

Кроме охоты крестьянское население края занималось земледелием и скотоводством, разводило коров, овец, лошадей и птицу. Почти в каждой деревне стояла кузница или маслобойня, но кустарные промыслы здесь практически не были развиты. Ещё в конце XVIII столетия через село Сезенево был проложен тракт Вятка – Пермь, и оно стало своеобразным торговым центром всей округи. По этому тракту везли товары из Слободского и Глазова в Вятку и завозили их в числе других волостей Слободского уезда и в Мухинскую волость. Несколько раз в год в Мухино шумели большие ярмарки: Благовещенская (24 марта), Богородская (среда и четверг Троицкой недели) и Модестовская (17 декабря).

Очень хорошее представление о том, что представляло собой Мухино в царское время, может дать газетная заметка из Зуевской районной газеты «Печатное слово в селе Мухино» И.А. Болдырева, написанная прекрасным слогом в середине ХХ века, и в смысле своего содержания являющаяся для нас поистине бесценной. Вот как описывал Болдырев Мухинскую жизнь начала ХХ века:

«До Великой Октябрьской революции село Мухино было торговым селом. Раз в неделю по субботам с окрестных деревень сюда съезжались люди на базар, кто продать что, кто купить, а кто просто приезжал покутить. Шум на базарной площади стоял невообразимый. Здесь меняли, продавали, покупали коней, коров и другую домашнюю живность, торговали мясом, овощами, зерном, мукой, лепёшками, коврижками, семенами, орешками и всякой другой снедью, баварским квасом, пивом и другими напитками. Здесь же на базаре были палатки приезжих и местных купцов с красным товаром – мануфактурой и прочими промышленными изделиями. Разложили свой товар и местные кустари, столяры, бондари, кузнецы, сапожники. И каждый продавец из кожи лез, нахваливая свой товар и зазывая к себе покупателей. Они клялись землёй и небом, своими родными и близкими, наотмашь крестясь и указывая на церковь, что лучше его товара и на свете нет.

Но ещё потешнее была картина на конюшенном и коровьем базаре, особенно было шумно около коней. Здесь слышались площадная нецензурная брань, проклятия, свист бичей, муштра коней, которые продавались или менялись. Но страшнее всего было около пивнушки и кабака, которые находились рядом с базаром и недалеко от церкви, волостного правления. Там раздавались хриплые бесшабашные голоса разгулявшихся мужиков, которые приехали сюда на базар специально покутить. А для этого они привезли с собой на базар обоз овса или сена и кутили, а около них с визгом визжали жёны, уже довольно растрёпанные и раскосмаченные. «Пей, гуляй растуды твою Матрёну! – кричал мужик – Я любому богачу  рыло на бок сворочу. Я царь, я Бог, я деньги делаю!».

А по рядам базара, как бы для порядка, неторопливо проезжал на коне в белом кителе краснощёкий усатый полицейский и, лихо подкручивая усы, самодовольно поглядывал по сторонам, как бы любуясь всей этой привычной уже для него картиной базарного дня. А вот если он услышит крик кого-либо «держите вора!» - тогда он в ту сторону пришпорит коня³³…»

К 1867 году в селе Мухино вознёсся куполами к небесам новенький Божий храм, а из оставшегося кирпича строилась часовня. Надломив здоровье под тяжестью ответственности за долгие годы должности благочинного, батюшка Гавриил стал всё чаще болеть и вынужден был уволиться с этой должности. Пробегало беззаботное детство маленького Григория, но таким ли беззаботным оно стало с 8 детских лет?

 

Вятка - город юности.

- Значит было время,

Что люди жили так…

                              Из разговора.

Детство кончилось в один день 30 июня 1870 года. Это было несправедливо: на дворе стоял солнечный летний день, и сама природа, казалось бы, радовалась жизни, но для семьи Ушаковых да и всего Мухинского прихода свет солнца словно померк в тот день, и лето уже не радовало ни зеленью древ, ни пением птиц, ни свежестью природы после дождя. Если бы мы могли посетить село Мухино в тот далёкий день, то могли бы увидеть такую картину, как огромное скопление народа, духовенства и мирян в ограде только что построенной церкви, около гроба, в котором возлежал совсем ещё не старый человек в парадном облачении священника с покровцем на лице и Евангелием на груди. Человек тот был отец Гавриил, любимый всеми батюшка, с телом которого под мерные металлические раскаты колокола прощались его домочадцы, друзья, прихожане. Я часто думаю об этом грустном моменте в жизни Григория Гавриловича. О чём он думал, тогда ещё девятилетний мальчик, стоявший в окружении любящих родственников над свежевырытой могилой отца в ограде церкви, которая была выстроена исключительно благодаря его неустанным работам, бежали ли по его личику слезы, или он был сдержан, как настоящий мужчина? Воспитанный в глубоко набожной семье, он мог понимать, что здесь, на земле они прощались лишь с телом батюшки, а уже там на небесах Господь принимал его пресветлый дух в Обители свои, чтобы утешить и обрадовать. И они, отец и сын, вновь воссоединятся в Царствии Небесном спустя 62 года, после кончины земной жизни Григория Гавриловича, такой широкой и интересной³⁴…

Приехав на похороны отца из Вятки, Григорий вновь уехал в этот большой и шумный город вместе с братом Азарием, который учился в то время в среднем отделении духовного училища. Его ждал Архиерейский хор, да и надо было готовиться к поступлению  в духовное училище. Старый дом же Ушаковых в Мухино в этом году почти совсем опустел, ставший после кончины отца таким холодным и пустым. Надо отдать должное матушке Ольге, которая, чтобы облегчить сложившееся нелёгкое материальное положение своей семьи, в течение ближайших месяцев постаралась пристроить по жизни своих детей – кого постарше сочетать узами брака, а младших отдать в учение на казённый кошт.

Спустя 2 месяца после праведной кончины батюшки Гавриила, в августе месяце, когда в пожелтелых полях зазвенели крестьянские серпы, в Благовещенской церкви состоялось венчание его старшей дочери Александры 21 году и 25-летнего учителя Глазовского духовного училища Василия Мальгинова, окончившего Вятскую духовную семинарию с золотым отличием – аттестатом первого разряда. Сочетавшись браком, молодой семинарист мог стать священником, и уже 17 августа состоялось его рукоположение в священный сан к сей церкви Владыкой Апполосом. Увы, браку этому не суждено было стать долгим и счастливым: спустя 5 лет о. Василий отойдёт ко Господу во цвете лет, оставив матушку Александру  вдовой с двумя детьми на руках³⁵, но, несмотря на молодость, замуж она больше так и не выйдет.

9 ноября 1870 года, когда Вятскую землю уже давно покрывал белым полотном снег (Вятка в тот год рано покрылась льдом – 7 ноября), под широкими сводами Мухинской церкви состоялась ещё одна свадьба Ушаковых, на этот раз средней дочери 19-летней Екатерины и псаломщика Вятской Знаменской церкви Алексея Ашихмина, с которым по некоторым данным были знакомы братья Ушаковы, и благодаря этому он смог познакомиться со своей будущей женой³⁶. Сын дьячка Алексей являлся представителем одного из древних Вятских священнических родов; фамилия эта и поныне распространена в Зуевском районе. Ещё его дед Лука Ашихмин в 1866 году упоминался на страницах «Вятских епархиальных ведомостей» в списке священников епархии, прослуживших беспорочно 35 лет, и потому заслуживший более чем солидную пенсию в размере 70 рублей в год³⁷, а многочисленные другие представители этого славного рода служили в различных приходах Вятской епархии. Не ударит в грязь лицом, не посрамит чести своего древнего рода и «младшенький» из них Алексей Ашихмин: в январе 1871 года он будет рукоположен в сан диакона , а впоследствии станет настоятелем церкви села Уни, в котором при нём будет выстроена великолепнейшая двухэтажная церковь.

Той снежной осенью дома в Мухино из 5-ти детей Ушаковых вместе с матерью осталась лишь 8-летняя Елизавета, но и она ровно через год будет принята в числе воспитанниц Вятского Епархиального женского училища на казённое содержание. Только 18 января 1871 года по определению Святейшего Синода вдове Ушаковой было определено единовременное пособие в размере 70 рублей в год³⁸.

Так в губернской Вятке оказались вместе две сестры и два брата Ушаковых, вдали от родного Мухино, затерянного в глухих лесах Слободского уезда, и в дальнейшем вся их последующая жизнь  протекла далеко от этого родового гнезда Ушаковых, и лишь по летам братья и сестры Ушаковы  навещали старый родительский дом, который просыпался и словно оживал после долгой зимней спячки от их уже недетских голосов. А там, в ограде церкви, на могилке отца под сенью берёзок распускались чудные цветы… Подходило к концу лето, и их снова ожидала шумная городская жизнь, несравнимая с жизнью в маленьком селе, а матушку Ольгу – одиночество. После кончины мужа и дочь Александра покинула Мухино, но, может быть, она лелеяла в душе надежду, что окончив учёбу, её дети вернутся на землю предков, и они снова будут все вместе, но надежде этой не суждено было сбыться.

В последующие годы у Григория Гавриловича, ставшего священником, была прекрасная возможность, да и не одна, вернуться на служение в родное село, как это сделали в своё время его дед и отец, но он, видимо, не хотел. Истинную причину этого мы уже никогда не узнаем, но, думаю, причиной могли послужить 10 долгих лет, проведенных во время учёбы в Вятке, и после этого градского десятилетия он очень редко стал приезжать в родное маленькое село, отвыкнув от него, несмотря на то, что там жила его родная мама. Примером младшему брату служил старший, Азарий, который за свою короткую жизнь мог послужить Господу во множестве приходов, но так и не вернулся в Мухино. Григорий Гаврилович, впервые прибыв в Вятку восьмилетним - девятилетним мальчиком, покинул её совсем взрослым двадцатилетним человеком. Вятка стала городом его юности: здесь с 1870 по 1875 годы он учился в Вятском духовном училище, а с 1875 п 1881 годы – в Вятской духовной семинарии³⁹. Хотя и был тогда этот город совсем небольшой по размерам, но поначалу он должен был испугать нашего героя как и любого другого провинциала, приехавшего впервые  из деревни в крупный губернский город, подавить и поразить своими размерами, фасадами больших домов, непривычным шумом городской жизни и отличными от деревни нравами. Попытаемся же представить, что представляла из себя губернская Вятка в те далёкие 1870-е годы.

По тем временам это был сравнительно небольшой, но красивый городок, ещё не соединённый с Европейской частью России нитями железной дороги, но уже целое десятилетие имевший оживлённое пароходное сообщение. По размерам это был примерно такой же городок, какими являются в наше время маленькие вятские города, такие как Уржум. Советск, Нолинск или был даже меньше их, состоявший из нескольких десятков широких улиц с несколькими площадями, застроенный рядами одноэтажных деревянных домов, обшитых тёсом, со стенами, сплошь покрытыми выпилованной резьбой и выкрашенными преимущественно в одинаковые цвета – жёлтый, светло-серый, светло-зелёный, увенчанных крышами зелёного и красного цветов. Совсем немного в Вятке той поры насчитывалось двухэтажных и полукаменных домов, а каменных и того меньше – на пять сотен деревянных домов приходилась едва ли сотня каменных, расцвет строительства которых ещё только-только начинался. Население города по тем временам было казалось бы значительным, составляя в 1870 году 21249 человек⁴⁰, но эта цифра была поистине ничтожной по сравнению с числом населения в других городах Европейской части России, от которых наша провинциальная Вятка далеко отставала. Ещё в 1899 году посетивший Вятку художник А.А. Рылов составил о ней такое трогательное описание: «После Парижа, Дрездена, Вены, после серых солидных домов и готических соборов Вятка мне показалась смешной, пестрой, как вятские игрушки, что продают на «свистунье». На площади, покрытой зелёной травой, перед нашими окнами красят церковь светло-бирюзовой краской, оставляя лепные украшения белыми. На зелёных куполах жёлтые луковки. Точно девицу одевают на бал. Домики розовые, зелёные, жёлтые, белые. Ставни окон другого цвета. Железные крыши обязательно зелёные, а деревянные – красные. У каждого домика своё выражение лица; то улыбка, то вытянутая недовольная физиономия; иной выглядывает за тротуаром, как из-под одеяла, одним глазом, другие закрыты ставнями – спят ещё…».

Несмотря на всю свою вышеописанную прелесть, Вятка 1870-х годов была ещё довольно грязным мало озеленённым городом, практически без освещения, которое имелось лишь в самой его центральной части, и водоснабжения, и в этом она мало чем отличалась от уездных городков. Озеленение города и вывоз нечистот с его улиц начнётся лишь с последней четверти XIX столетия, а питьевую воду горожане брали из реки Вятки и колодцев. В дождливую погоду на немощёных улицах Вятки было грязно, а в сухие летние дни пыльно. К концу XIX века Вятка всё больше стала приобретать вид крупного губернского города, однако преобладание одноэтажной деревянной застройки и неблагоустроенность придавали  ей захолустный, почти сельский вид. Ещё только-только начиналось мощение главных улиц и прокладка первых деревянных тротуаров, очень непрочных и очень недолговечных, по которым прогуливалась разномастная публика – нарядные дамы, какие-нибудь купчихи или дворянки, вальяжные чиновники в мундирах, рабочий люд, крестьяне, одетые попроще. Громко расхваливая свой товар, неторопливо двигался средь этой людской суеты пирожник со своим товаром – румяными пирожками – на подносе, и искоса косился на него рослый детина в картузе и фартуке, подметавший пыль с порога господского дома, - этакий вятский Герасим.

Иногда можно было заметить в толпе мелькающий подрясник какого-нибудь батюшки или клобук игумении. Неспешно прогуливаясь по улицам своего города, вятский обыватель мог слышать и красивые обороты французской речи, лившейся из уст нарядных дам, и неторопливую мужицкую речь. О чём могли говорить в те времена? О грядущей военной реформе, о действиях первых революционеров, о никогда нисходящих с уст человеческих слухах о начале какой-нибудь войны, о том, что через Вятку хотят строить «железку» на Сибирь или может быть о том, что под берегом Раздерихинского оврага был обнаружен древний подземный ход, который будто бы шёл к «свободным домам» и Предтеченской церкви, а на Яранском тракте объявилась шайка кровожадных разбойников, которая не щадила ни старого, ни малого. Да, не было ещё на свете тех чудесных магнитных лент, которые могли бы увековечить эти умершие голоса…

А на пыльных немощёных улицах царило неменьшее оживление, чем в наши дни, состоявшее из спешивших, обгонявших друг друга множества ехавших в разные стороны торговых возков, роскошных фаэтонов, пролёток, кучерских колясок крестьянских телег; иногда средь этого оживления можно было увидеть фигуру одинокого всадника, какого-нибудь жандарма или офицера, а из полосатой будки зорко оглядывал суету сует вятских улиц усатый городовой, везде ли царили порядок и покой. Вот наблюдал он, опрокинулась перегруженная телега какого-нибудь незадачливого мужика, из которой прямо к порогу нарядной лавки вывалилась добрая поленница дров, которые тот вёз на продажу, и под брань хозяина лавки мужичонка пытался поскорее убрать дрова обратно в телегу, достойно парируя град выпавших на его голову оскорблений. На крики, оглашавшие полулицы, сходились любопытные зеваки, хотя такие происшествия в Вятке  той поры были обыденным делом, потому и нашего городового эта «авария» мало заинтересовала. Что дрова, вот если б этот бедолага опрокинулся с бутылками сивухи… И в суматохе тех праздников и в суете череды будних дней жили люди, которых вскорости спишут со страниц истории, и жили те, кому суждено было прославить себя на все грядущие времена…

Несмотря на малые размеры тогдашней Вятки, в какие бы стороны, по какой бы улице города мы бы не пошли, на каждый встретили хотя бы по нескольку церквей, которых в ней насчитывалось огромное количество (от чего она и получила название «Богоспасаемой»), наполнявших в утренние и вечерние часы город и его окрестности мелодичным колокольным звоном, и огромное множество лавок и магазинов, которых в те годы насчитывалось больше 200. Высоко возносились к небесам над городскими улицами купола великолепнейшего Александро-Невского собора, чудесный вид на который открывался со всех точек города, а любимым местом гуляний состоятельной публики давно уже стал Александровский сад, к которому с 1865 года присоединился младший «собрат» - тенистый скверик на Театральной площади. И на фоне этого огромного числа храмов, торговых лавок, 12 заводиков, 8 ремесленных цехов в городе и его окрестностях насчитывалось всего лишь 15 начальных школ и несколько высших учебных заведений. Город непрерывно строился, как раз в моду входил так называемый «кирпичный» стиль, во всю строились каменные здания без наружной штукатурки с применением облицовочного кирпича, как просто жилые дома, так и школы, «магазейны», лавки и мастерские. Сохранившиеся подобные здания в нынешнем Кирове являют нам собой воплотившееся в камне наследие той далёкой поры. По внешнему виду домов горожане тех лет могли судить и о тех, кто в них проживал. Так, в деревянных одноэтажных домах на три-пять окон по фасаду, без особых украшений проживали ремесленники, мелкие торговцы и чиновники, а вот в двухэтажных каменных домах с 7-ми фасадными окнами да мансардами жили богатые купцы.

С 1862 года в Вятке существовали первая почтово-телеграфная контра и первый банк (строилось ещё несколько, в том числе отделение Государственного банка), несколько публичных библиотек, из которых самыми значительными по книжным фондам являлись «Герценка» (правда, в то время она находилась в таком сильном упадке, что часть её сдавалась под квартиры), епархиальная (с 1870 года), семинаристская. С весны 1872 года в городе начал работать известный ночлежный приют, содержавшийся на проценты с капитала, пожертвованного купцом Прозоровым, в котором вместе с мещанами, отставными чинами и чиновниками квартировали  и учащиеся вятских училищ. Но, я думаю, вряд ли в нём проживали и наши мухинские семинаристы, жившие в Вятке на полном содержании Архиерейского дома. Правда, безусловно они могли частенько бывать в этой «ночлежке», в которой вместе с самым разнообразным людом жило и немало их сокурсников.

В 1876 году в Вятке открылся большой гостиный двор, а в следующем году деревянный театр на Театральной площади, был построен дом С.О. Якубовского с кондитерской, завоевавшей у горожан сразу большую популярность. По-прежнему, с 1860-х годов были очень популярны в среде городской публики различные клубы, благотворительные балы, народные гуляния и литературно-музыкальные вечера, резко пошедшие на спад с началом новой Русско-Турецкой войны.

Таким вот был город, в котором учился будущий священник Григорий Ушаков. Город его юности. Добротное здание духовного училища, в котором он учился, сохранилось в несколько изменённом виде до наших дней; ныне в этом здании на Урицкого размещается ВГТРК «Вятка». Подобные училища, в которых учились  мальчики 9-14 лет, давали низшее духовное образование, по окончании которых в лучшем случае можно было стать псаломщиком. Для того же чтобы стать диаконом и священником, надо было учиться дальше – в семинарии. Благодаря сохранившимся аттестатам выпускников Вятского духовного училища, можно иметь представление, какие предметы преподавались в нём в те годы: священная история Ветхого и Нового завета, пространный христианский катехизис, изъяснение богословия с церковным уставом, русский язык с церковнославянским, греческий и латинский языки, арифметика, география, чистописание и церковное пение. В целом это была ещё не очень большая учебная программа, по сравнению с тем обилием предметов, которые изучались в духовной семинарии, но для бывшего ученика земской или церковно-приходской школы и это являлось значительной нагрузкой и неплохой подготовкой для поступления в семинарию.

Изучая учебные дисциплины в училище в свободное время братья Ушаковы пели в Архиерейском хоре самого Владыки в Кафедральном соборе. Чтобы дойти до этого собора от духовного училища, мальчики поднимались вверх по улице Казанской (теперь Большевиков), проходили мимо Спасского собора, оставляя в стороне Трифонов монастырь, и доходили до угла с улицей Московской, которая до 1935 года не доходила до Набережной Грина и как раз упиралась в Кафедральный собор, который крытой стеклянной галереей был соединен с красным зданием необыкновенной красоты – Архиерейским домом; по этой галерее Вятский Владыка мог пройти в собор, не выходя для этого на улицу.

Кафедральный собор г. Вятки находился в центре великолепнейшего архитектурного ансамбля – Вятского кремля, по одной стороне которого высились древние крепостные башни, а по другой белели стены женского монастыря. Огромные размеры храма придавали особую величавость всему кремлёвскому комплексу. Кафедральный собор по праву мог считаться одним из самых красивейших храмов старой Вятки. Он был выше и стройнее других соборов, а колокола его звонили громче всех остальных вятских церквей. И внутри собор поражал своим внутренним изяществом и великолепием, украшенный богатейшими иконостасами. Всё это великолепие будет безжалостно уничтожено спустя 4 года после кончины Григория Ушакова, одного из его певчих…

Сохранились 2 прекрасные фотографии того времени, на одной из которых запечатлелись ещё детьми братья Азарий и Григорий Ушаковы в облачениях архиерейских певчих; на ней Григорию Гавриловичу, ещё намного уступающему в росте старшему брату, можно дать не более 9-10 лет, т.е. этот снимок как раз может датироваться тем печальным годом, когда отошёл ко Господу  о. Гавриил. На другой фотографии наш Гриня запечатлелся в уже более старшем возрасте (лет 12 – 13) в окружении трёх мальчиков, тоже архиерейских певчих, и своего надзирателя лет 20 – 30, сидящего на кресле чудной работы; все одеты в гражданскую форму. Подпись этого снимка гласит: «Малые архиерейские певчие Алексий, Петр. Романов, Александр Владим, Верещагин, Григорий Гавр. Ушаков и Владимир Яковл. Свечов с надзирателем  своим Петром Васильевичем Наумовым». Интересно, что оба снимка были сделаны в одном помещении с кафельным полом, декоративным парапетом изящной работы и даже одним и тем же креслом, или, по крайней мере, похожим. Не исключено, что это помещение могло находиться когда-то в Кафедральном соборе⁴¹.

К сожалению, никаких сведений ни о надзирателе Наумове, ни о двух упомянутых на обороте старинного снимка мальчиках мне найти не удалось, зато благодаря чистой случайности мне удалось узнать, что в братии Вятского Архиерейского  дома в 1878 году состоял послушником … Александр Владимирович Верещагин. ⁴² Безусловно, этот мальчик был в прекрасных дружеских отношениях с Григорием Ушаковым. Очень возможно, этот мальчик мог приходиться ему даже родственником – вспомним о Николае Верещагине, зяте о. Андрея Ушакова. По предположению родственников, как раз из этого рода мог произойти известный художник Василий Васильевич Верещагин.

Содержание Архиерейского хора вместе с содержанием собора и зданий Архиерейского дома  обходилось казне недешево. Например, в 1880 году общая сумма затрат составила 6351 рубль. Входило в эту сумму и содержание малых певчих, обучение их в духовном училище⁴³.

Будучи певчим в самом главном храме не только города Вятки, но и всей земли Вятской, Григорий Ушаков был лично знаком со всеми её духовными иерархами, в том числе и самим Владыкой Апполосом, знавшим ещё  его отца. Каким-то образом в руки мальчика  попала памятная фотография, на которой запечатлелись три Владыки из различных частей России: Парфений Иркутский, Иннокентий Митрополит Московский и Вениамин Посольский. Из всех этих замечательных пастырей первым отошёл ко Господу в 1879 году митрополит Иннокентий, ныне прославленный в лике святых. Значит, эта фотография попала в руки Григория Гавриловича как раз в описываемое время, но вот каким образом – загадка…

 

В семинарии.

В учении и служении в Архиерейском хоре незаметно пролетело 5 лет. В июне 1875 года 14-летний «училищный воспитанник» Григорий Ушаков заканчивает духовное училище с получением аттестата об его окончании с предоставленными при этом льготами, например, при отправлении воинской повинности, введённой в прошлом году. Аттестат был подписан смотрителем-протоиереем, его помощником и членами правления училища от духовенства.

Спустя 2 месяца, когда двинулся в очередное шествие по епархии Низовый крестный ход, выходивший с чудотворными образами из Кафедрального собора г. Вятки, Григорий Ушаков вместе с братом Азарием поступает в первый класс Вятской духовной семинарии на полное казённое содержание. Подписывая бумагу на поступление на это содержание, будущий семинарист обрекал себя на ловушку, устроенную законами духовной семинарии, в которой оказывался после её окончания – за бесплатную учёбу надо было отработать несколько лет народным учителем. Оказаться в этой кабале суждено было и новоиспечённому семинаристу Ушакову.

Поступив в семинарию, Григорий Ушаков продолжает петь в Архиерейском хоре, но, как писал сам позднее в одном из своих писем, при этом он не постарался предпринять каких-либо попыток к совершенствованию своих музыкальных способностей, и после окончания семинарии избрал для себя священническую стезю, а не музыкальную профессию, о чём очень жалел впоследствии, особенно в зрелом возрасте. Вот что писал об этом сам батюшка Григорий: «… Но прошли они – эти золотые годы для меня бесплодно: не было доброго человека, который надоумил бы меня воспользоваться тем временем для музыкального образования. Всё последующее время сожалел я о том невозвратном периоде моей молодости». Солидные каменные корпуса духовной семинарии, также сохранившиеся до наших дней (ныне в них размещается КВАТУ), размещались за городом на речке Лелюченке, на бывшей Филимоновской архиерейской даче. Это было одно из самых престижных учебных заведений того времени, состоявшее из 6-ти классов с одногодичным курсом обучения. В 4-х первых классах завершалось общее образование, начатое в духовных училищах, а в двух высших давалось исключительно богословское образование. Семинарист, закончивший только первые 4 класса, с трудом мог получить священный сан, разве только благодаря своей одарённости, и нередко в духовном мире была такая картина, когда бывший семинарист, уже прослуживший несколько лет при храме, вновь возвращался в стены семинарии, чтобы доучиться и получить после этого священнический сан. Прекрасным примером был Азарий Ушаков, «вылетевший» уже из первого класса и определённый церковником к Слободскому Преображенскому собору с получением оклада псаломщика⁴⁴. В последствии он был рукоположен в сан диакона, но до конца своей жизни так и не смог  стать священником, в отличие от брата.

Положение в семинарии в те годы был нелёгким. Вследствие бедности приходского духовенства, семинаристское начальство вынуждено было  принимать на казённый кошт много бедных учеников сверх штата, и вследствие этого сокращалось то, что шло на содержание штатных бурсаков. Многие казенноштатные голодали, испытывая ужасную нужду, в отличие от обеспеченных семинаристов, к которым прямо в классы заходили продавцы с выпечкой⁴⁵. Только незадолго до описываемого времени в семинарии были отменены  телесные наказания. Однако мало кто из семинаристов решался порывать с семинарией, всерьёз помышляя о духовной стезе. При Григории Ушакове в семинарии обучалось до 800 учащихся – весь цвет будущего Вятского и Российского духовенства.

Все вопросы учебной и воспитательной жизни семинарии контролировались учебным комитетом, но он не мог, конечно, уследить за всем, например, за действиями существовавшего в среде семинаристов народнического кружка. А начало «крамольным веяниям» положило увлечение учащейся молодёжью общественной и естественнонаучной литературой. П.А. Голубев писал в своих воспоминаниях: «… Мы читали Писарева, Бокля, Милля, Лаврова, Дарвина и других. Эти писатели были любимцами тогдашней молодёжи… Не быть знакомым с «историческими письмами», не читать «о происхождении видов» - считалось верхом невежества. А о всеобщем увлечении Писаревым и говорить нечего… Его не читали, а проглатывали; перед ним благоговели, хотя у него же воспитывались в неуважении к авторитетам». Кроме того, из писателей нигилистически настроенная молодёжь ставила на первое место Чернышевского, Некрасова, и писателей-народников⁴⁶.

Участники кружка в семинарии придерживались двух направлений: одни высказывались за призыв Н.А. Добролюбова «к подготовке условий для активизации народа», другие задумывались над статьями Д.И. Писарева, над его выводами, что «народ ещё не готов к восприятию идей, выработанных разночинно – демократической интеллигенцией». Об этих двух направлениях вспоминал А.М. Васнецов: «В кружке существовало два течения – «идти в народ»: к рабочим и землепашцам, другое – в учителя, учить народ». Очевидно, под первым он подразумевал революционную пропаганду, а под вторым просветительскую работу, которую выбрал и сам подобно большинству семинаристов, «стал горячим сторонником  последнего… решил идти в народные учителя». Осмелюсь предположить, не избежал увлечения народничеством и семинарист Ушаков, который после окончания семинарии был народным учителем 5 лет. Но всё то были ещё цветочки, а настоящую смуту Вятская духовная семинария переживёт  в начале ХХ столетия при детях тогдашних семинаристов, которые будут бить стекла в окнах и громить кабинеты своего начальства…

По летам семинарист Ушаков приезжал в родное Мухино навестить мать, гостил у родственников, живших в других местах губернии, - например, у брата в Слободском, у сестры в Унях, и, подобно многим русским людям того времени, мог ездить по Святым местам Вятки и России. Об этом факте может говорить очень старая пожелтелая фотография, любезно предоставленная автору этих строк родственниками батюшки, на которой запечатлелась группа семерых молодых людей в подрясниках в окружении 14 черноризцев, однако Григория Ушакова среди них, по всей видимости, нет. Фотография не подписана и остаётся лишь строить догадки, кто на ней запечатлелся, и где она была сделана.

Приезжавший домой из губернской Вятки уже не мальчик – юноша Григорий Ушаков находил перемены, произошедшие в жизни родной семьи за долгое время его отсутствия. Матушка Ольга жила по-прежнему в их старом доме, сдавая его под квартиру местному священнику, за что имела доход в год 60 рублей⁴⁷.

Сестра Екатерина в это время жила в с. Унях, став матушкой после рукоположения в сан иерея Алексея Ашихмина. У них же жила и сестра Елизавета, превратившаяся к тому времени в прелестную девушку. После окончания вятского женского епархиального училища она учительствовала в Унинском земском училище и, несмотря на возраст, замуж выходить не торопилась⁴⁸.

Третья сестра Ушакова – матушка Александра – после праведной кончины о. Василия Мальгинова жила в своём доме в Мухино, получая пособие по 10 рублей в год и 50 рублей за сдачу в наём квартиры со священника о. Александра Двинянинова⁴⁹, который был родственником семьи Ушаковых и приехал в село на служение вместо безвременно почившего о. Василия. Григорию Гавриловичу он приходился двоюродным дядей, будучи женатым на дочери его тётки Анны Андреевны Верещагиной Мариамне Николаевне, появившейся на Божий свет в этом же селе в 1853 году, незадолго после кончины батюшки Андрея, ещё успевшего повенчать её родителей и уехавших затем из Мухино. Поистине по промыслу Божьему спустя 17 лет Мариамна Николаевна вернулась в Мухино, уже как матушка и прожила в нём долгую жизнь.

Удивительной была встреча этих двух молодых людей – Александра и Мариамны. Произошла она в Нолинском уезде, в котором один - Александр Двинянинов проходил должность наставника в открытой своими стараниями школе  села Ошетского, за что не раз получал денежные награды от земских собраний и министерства народного просвещения, ну а другая после окончания Вятского женского епархиального училища преподавала  в женской школе с. Ошлань, что находится совсем недалеко от Ошети, и тоже поощрялась «за полезное и деятельное прохождение учительской должности» денежной премией 2 раза. Не трудно представить, что однажды встретившись, два молодых учителя полюбили друг друга и решили соединить свои судьбы, вступив в священный союз перед Богом. В один день 1 мая 1875 года они оба оставляют учительство, а спустя 22 дня Александр Двинянинов, уже сочетавшийся узами брака, определяется священником к Благовещенской церкви села Мухино, в которой прослужит всю свою жизнь подобно предкам своей жены – священникам Ушаковым. Печально лишь то, что брак этой пары был бездетным⁵⁰.

Но вернёмся же к нашему семинаристу. Наступил тот счастливый 1881 год, когда семинаристу Ушакову суждено было покинуть постылые стены семинарии и сменить шум городских улиц на тишину деревни; незадолго до этого он оставил и пение в Архиерейском хоре. В торжественный и радостный день 27 июля ему был выдан аттестат об окончании семинарии. 11 учебных лет были позади. Привожу здесь примечательный текст этого аттестата.

Свидетельство.

Воспитанник Вятской духовной семинарии, сын умершего священника с. Мухино Слободского уезда В.Г. Гавриила Ушакова, Григорий Ушаков. Родился в 3-й день месяца января 1860 года. По окончании курса учения в Вятском духовном училище поступил в месяце августе 1875 года в вятскую духовную семинарию, в которой обучался по июнь месяц 1881 года и при поведении отличном (5) оказал успехи:

по изъяснению Священного писания                                хорошо (3)

- общей церковной истории                                    очень хорошо (4)

- истории русской Церкви                                       очень хорошо (4)

Богословия: основного                                            очень хорошо (4)

                    - догматического                                  очень хорошо (4)

                   - нравственно-видового                        хорошо (3)

практическому руководству для пастырей:

- гомилетике                                                             хорошо (3)

- литургике                                                               хорошо (3)

- русской словесности                                              хорошо (3)

- истории русской литературы                                хорошо (3)

- всеобщей гражданской истории                            хорошо (3)

- русской гражданской истории                              хорошо (3)     

- алгебре                                                                   хорошо (3)

- геометрии                                                               хорошо (3)    

- тригонометрии и пасхалии                                    хорошо (3)

- физике с космографией                                          хорошо (3)

- логике                                                                     хорошо (3)

- психологии                                                             хорошо (3)

- обзору философских учений                                очень хорошо (4)             

- педагогике                                                              очень хорошо (4)

языкам:

- греческому                                                              хорошо (3)

- латинскому                                                              хорошо (3)

- французскому                                                         хорошо (3)

- немецкому                                                               хорошо (3)

- еврейскому                                                              хорошо (3)

- черемисскому                                                          хорошо (3)

церковному пению                                                     отлично (5)

учению о русском расколе                                        отлично (5)

По окончании полного курса учения в семинарии  Григорий Ушаков причислен педагогическим собранием  Семинаристского Правления, с утверждения епархиального Архиерея, ко второму разряду воспитанников оной со всеми преимуществами, присвоенными окончившим полный курс учения в семинарии № 191 Высочайшего утверждённого 14 мая 1867 года Устава Православных духовных семинарий. По отправлению воинской повинности он пользуется льготами, представленными воспитанникам учебных заведений  2 разряда (устав о воинской повинности № 56 п.2). В удостоверение чего и дано ему, Григорию Ушакову, сие свидетельство от Правления Вятской духовной семинарии за надлежащим подписом и с приложением печати Правления. Город Вятка 1881 года месяца июля 27 числа.

Подлинное подписали: и.д. ректора протоиерей Павел Кибардин, и.д. Инспектора преподаватель Сергий Покровский, преподаватель Алексей Израилев, члены Правления духовенства протоиерей Михаил Любимов, секретарь Николай Максимов.

С подлинным верно.

                                                                            Секретарь Николай Максимов.

Предъявитель сего свидетельства окончивший курс семинарии Григорий Ушаков согласно требованиям № 13 семинарии в случае непоступления его на священно-церковно-служительское место за казённое содержание в семинарии  в течение двух лет обязан прослужить  на учебной службе в начальных народных школах 1 год; в случае же выхода Ушакова на другую службу ранее назначенного срока, он обязан возвратить сумму, употреблённую на его содержание по расчету недослуженного времени или же согласно № 181 устава семинарии уплатить всю сумму сполна в количестве 180 рублей серебром в случае непоступления его на учительскую должность и выхода из духовного ведомства в гражданское⁵¹.

Сохранилась памятная фотография тех лет, на которой среди группы 22-х выпускников Вятской духовной семинарии затерялся аккуратный студент Григорий Ушаков в пиджачке и с «бабочкой» на груди. Вместе с ним получили аттестаты об окончании семинарии его сокурсники Василий Домрачев, Василий Москвин, Николай Кошурников и Алексей Беляев. Судьбы пятерых этих молодых людей по промыслению Господнему  вновь пересекутся через несколько десятков лет, когда все они, уже в священном сане, будут служить в разных приходах Лажского благочиния Уржумского уезда, но до этого у семинариста Ушакова был ещё долгий путь.

 

Учитель Ушаков.

Милость и правда

Да царствуют в России!

                        Александр II.

Обычно после окончания духовной семинарии её выпускникам, учившимся на казённом содержании, полагался отпуск, примерно в три месяца, по окончании которого они обязаны были приступать к прохождению учительского труда в народных школах, и хотя по уставу семинарии предписывалось «в течение двух лет прослужить по учебной службе один год» (в противном случае, как уже упоминалось, семинарист обязан был «возвратить всю сумму, употреблённую на его содержание» - это была та самая ловушка, о которой я писал в прошлой главе), большинство из них предпочитало не тянуть с этим долго, чтобы затем поскорее начать духовное служение и получить священный сан, и уже по осени разъезжались по народным школам губернии, куда их определяли. Однако, чтобы получить это самое определение, будущему пастырю нужно было пройти целый ряд бюрократических инстанций, а, как известно, со времён Николая I «бумажная волокита» расцвела в России бурным цветом. Испытал на себе все её прелести и бывший семинарист Григорий Ушаков, который осенью того памятного года жил в Унях у сестёр.

Торопясь как можно быстрее приступить к исполнению учительских обязанностей, да ещё и, возможно, обуреваемый по молодости народовольческими идеями, молодой двадцатилетний человек строчит одно за другим ходатайства в уездную управу на имя господина Инспектора народных училищ первого района Вятской губернии об определении  его учителем в одну из школ родного уезда, но Инспектор оставляет эти прошения без ответа по той причине, что в данном уезде нет свободных учительских вакансий, заставляя нервничать молодого человека, который так жаждет получения этого ответа. Известно, молодость всегда торопится. И мечтает. Позднее Григорий Гаврилович упоминал в прошении в Слободскую уездную управу, датированным ноябрём того года, что «он выиграл время, пропущенное по вине Инспектора⁵²», подразумевая под этим, очевидно, то, что он просидел без дела больше положенного времени, но не по своей вине. Его сокурсник Алексей Беляев  был назначен  на учительскую должность ещё 27 апреля, а другой «знакомец» по семинарии Василий Москвин 1 октября того же года⁵³, и лишь Григорий Ушаков томился в Унях без места и должности.

Наконец, повезло – в одной из земских школ Слободского уезда освободилось учительское место, образовавшееся после перевода её учителя на другое место. Возможно, это было сделано после получения управой очередного прошения настойчивого семинариста. 9 ноября 1881 года, на следующий день после того как под г. Вяткой река Вятка прочно покрылась ледовым панцирем, министр внутренних дел сообщал в Слободскую уездную управу за номером 3206.     

                                              Заведующему Слободского уезда

                                              Господину Инспектору  народных училищ

                                              1 района В.Г. Канаеву.

Кончивший курс в Вятской духовной семинарии Григорий Гаврилович  Ушаков, проживающий в с. Унях Глазовского уезда, обратился в уездную управу с ходатайством об определении его учителем в одну из земских школ Слободского уезда. За переводом учителя Сунцова из Заозерницкого в Низеевское училища, должность учителя в первом училище остаётся праздною, которую управа и намерена заметить Ушаковым, а потому земская управа с препровождением свидетельства Ушакова за № 450 об окончании им курса имеет честь испрашивать согласия Вашего Высокоблагородия на определение его учителем в Спасо-Заозерницкое земское училище.

                                                                              Министр внутренних дел⁵⁴.

Получив подобную бумагу, Инспектор народных училищ подал только 17 ноября (видимо, после долгих раздумий) представление на имя Вятского губернатора Чарыкова А.И. об определении на должность учителя Григория Ушакова. Губернатор ещё некоторое время спустя отписал Инспектору следующее утверждение:

                                          Господину Инспектору народных училищ

                                          1 района В.Г.

На представление Ваше от 17 минувшего ноября за № 489, имею честь уведомить Вас, Милостивый Государь, что я со своей стороны не встречаю препятствий к определению на должность учителя в Спасо-Заозерницкое начальное училище окончившего курс в Вятской духовной семинарии сына священника Григория Гавриловича Ушакова.

                                                                                      Подпись губернатора⁵⁵.

Много же времени понадобилось Его Высокоблагородию, чтобы соизволить себе отписать столь короткую резолюцию, хотя в поздних «послужных списках» священника Ушакова сообщалось, что на учительскую должность он был определён ещё 1 ноября…

Так, в середине ноября 1881 года в крохотное заснеженное село Спасо-Заозерницу, привольно раскинувшееся на севере Слободского уезда вдоль берега речки Озерницы и насчитывавшее в себе в те годы под сенью каменного храма всего лишь три двора  с 14 людьми населения, прибыл новый учитель⁵⁶. Он был молод и полон сил, но, увидев место своего назначения, возможно, упал сердцем – этого ли он добивался, строча настойчивые прошения в уездную управу, но утешил себя тем, что это не более чем на год. Приход здесь был тоже маленький, малолюдный, насчитывавший в себе 36 селений, поэтому немного учеников посещало и единственную в приходе школу, и то большею частью из мещан, а не из крестьян, а значит и вторая учительская вакансия здесь попросту  не требовалась. Один учитель на целый приход… Возможно, Григорий Гаврилович не раз с грустью вспоминал приход своего отца со множеством действовавших школ.

Сама школа находилась в просторном приспособленном здании, в трёх комнатах которой размещались и классы, и общежитие для учеников. Здесь ученики и учились, и кушали, и спали, причём в школе не имелось приспособлений ни для ночлега, ни для приготовления пищи, а ночевало в школе примерно 20 человек детей. Нетрудно представить, какое живописное зрелище заставал входящий в полутёмные классы по утрам молодой учитель – разбросанные вперемежку книги, глобусы, котомки, тарелки, одеяла, и сонное дыхание некоторых ещё спящих учеников под столами и на скамьях сливалось в единое целое  вместе с приторным запахом пригорелой пищи, и потому в классах царила неповторимая атмосфера. Ещё в начале ХХ века в некоторых училищах вся «школьная библиотека» умещалась в сундуке, стоявшем в углу и заваленном верхнею одеждою учеников.

Поэтому нисколько не удивителен тот факт, что уже в начале следующего года учитель Спасо-Заозерницкой школы направил в Слободскую земскую управу отношение к предложениям местного священника сдавать половину нижнего этажа занимаемого им казённого дома под общежитие для учеников, однако, управа, получив новое прошение от своего старого респондента, оставила его без ответа. До учителя Ушакова местное училище было только мужским; он же впервые содействовал тому, чтобы в нём стали учиться и девочки, притом из крестьян. Этот факт прекрасно виден из нижеприведенного архивного документа. А где и как жил сам учитель Ушаков, сведений к сожалению не сохранилось.

Благодаря одному из сохранившихся ежегодных отчётов – «сведений о Заозерницком начальном народном училище за 1882 год , гражданский год», составляемым учителями школ, в нашем случае учителем Ушаковым, теперь мы можем иметь  более чем подробное представление о той школе, в которой он впервые  стал преподавать. В последствии училищ в его жизни будет немало.

Сведения о Заозерницком начальном народном училище

за 1882 гражданский год.

О преподавателях и других должностных лицах.

Попечитель крестьянин деревни Маслениковской Верхнего общества Сезеневской волости Терентий Никитич Горбушин, кончил курс в приходском училище.

Законоучитель местный священник Александр Петров Овчинников, сын диакона, окончил курс в вятской духовной семинарии  на должности  с октября 1871 года.

Учитель Григорий Гаврилович Ушаков, сын священника, окончил курс в Вятской духовной семинарии, поставлен на должность 21 ноября 1881 года.

Об учащихся.

Состояло учащихся к 1 января отчётного 1882 года:

          мальчиков                                           девочек

               35                                                       -

Вновь поступило в течение отчётного 1882 года:

                 мальчиков                                девочек

                       8                                                2

Из них выбыло по окончании курса – 6, выбыло до окончания курса – 6, состоит к 1 января будущего 1883 года:

                       мальчиков                                        девочек

                          31                                                       2

Из них православных:

                           31                                                      2

Мещанского сословия:

                           31                                                       -

По возрасту:

7-летнего возраста:

-

                   8-летнего возраста:

                                              6                                                           1

                  9-летнего возраста:

                                             10                                                          -

                   10-летнего возраста:

                                              5                                                           1

                   11-летнего возраста:

                                             6                                                             -

                    12-летнего возраста:

-

                    13-летнего возраста

                    14-летнего возраста

По отделениям:

в младшем отделении:

                              8                                                           2

в среднем отделении:

                              14                                                          -

в старшем отделении:

                               9                                                           -

Из того селения, в котором находится училище:

                              -                                                              -

Из селений на расстоянии 1 версты:

                                5                                                           -

2-х верст:

1

         3-х верст:

-

         от 4-х до 6-ти верст:

                                             9                                                          1

         7-ми – 9-ти верст:

                                            8                                                           -

         10-ти – 15-ти верст:

                                            -                                                            -

          из других приходов:

                                            1                                                           1             

 

Примечание 1. В Заозерницком приходе, где находится училище, состоит 36 селений, считая в том числе село, деревни и починки, учащиеся принадлежат к 13 селениям прихода по месту жительства своих родителей.

Примечание 2. В Заозерницком приходе, где находится училище, числится всего 1973 душ обоего пола, из них 970 мужского пола и 1, 003 женского пола.

Таким образом, 1 учащийся в школе приходится на 59,8 наличных душ всего населения и 1 ученица  на 50,5 душ женского населения в приходе.

Уходит ночевать в дома родителей:

1

Помещается для жительства в частных квартирах:

                              9                                                              1

Ночует в классных комнатах:

                               20                                                           -

Примечание:

В классных комнатах и общежитии, и это совмещение классной комнаты с общежитием очень неудачно в этическом отношении, приспособлений для ночлега, приготовления пищи и различных имуществ нет: все это происходит в классной комнате.

Училище содержится на средства земства. Израсходовано на содержание училища земством 340 рублей 70 копеек (в этом году).

В том числе:

На содержание помещения вместе с отоплением, освещением  и прислугой.

На наём  помещения вместе с отоплением, освещением и прислугой – 34 рубля.

На жалованье преподавателям:

- законоучителю – 56 рублей;

- учителю – 240 рублей.

На книги, учебные пособия и прочее - приблизительно 10 рублей.

Примечание 1. Содержание училища обошлось в отчётном году в 340 рублей 70 копеек, а содержание каждого учащегося в 7 рублей 50 копеек.

Примечание 2. О помещении училища.

Училище помещается в бесплатной квартире от приходского попечительства, помещение просторное.

… В библиотеке 7 наименований книг и 138 томов на сумму 7 рублей 10 копеек.

В библиотеке учебные пособия:

 

Название	Количество	рубли	копейки
Атласы, глобусы, карты	3	1	95
Модели, инструменты, рисунки	-	-	-
Физические приборы	6	3	50
Прописи	3	-	-
Другие учебные пособия	65	10	-
Всего в библиотеке учебных пособий, считая и с книгами без обозначения числа томов	84	62	55

 

К фундаментальной библиотеке относятся книги, которые служат для руководства преподавателям и дальнейшего их самообразования; к ученическим – книги для чтения детьми вне классного времени; к учебным – книги, употребляющиеся во время классных занятий; под другими учебными пособиями надобно разуметь  картинки (…) для обучения чтению, счёты, подвижные буквы.

Особых нужд училища нет.

VI. Особые замечания об училище.

В начале текущего учебного года учитель Спасо-Заозерницкого училища входил в Слободскую земскую  управу отношением о предложении  местным священником, законоучителем Александром Овчинниковым половины нижнего этажа  занимаемого им казённого дома под общежитие для всех учеников училища на дешёвых условиях. Отношению этому не дано управою  никакого значения, хотя Главный член управы и свидетельствовал упоминаемое помещение⁵⁷».

Строки эти писал совсем ещё молодой, 20-летний человек. Сохранился прекрасный портрет учителя Ушакова, с которого смотрит на нас ещё безусый коротко остриженный серьёзный молодой человек, одетый в простенький матерчатый костюм, из которого выставляется ворот белой рубашки. Можно смело утверждать, это был добросовестный и прекрасный учитель, исходя из фактов его позднейшей биографии, поскольку везде, где бы не учил детей этот человек, он проявлял прекрасный педагогический талант и организаторские способности, а в первую очередь -  безмерную любовь к детям, о которых заботился, как о родных. Впервые расцвели эти способности здесь, в Спасо-Заозернице. Как тут не вспомнить отца Гавриила, так радевшего и о детях, и о нуждах их обучения! И это в те времена, когда во множестве училищ не хватало ни книг, ни учебных пособий, а лучшими воспитательными «мерами» считались пинки, колотушки и розги…

Обучая мещанских детей основам грамотности по-прежнему лишь по славянским книгам и счетам, как сам учился когда-то в детстве, Григорий Гаврилович получал по меркам того времени приличное жалование – 240 рублей в год, хотя во многих местах губернии учителя получали подачку в каких-то 100 рублей, в 4 раза меньше жалования чиновников. Местные крестьяне, ни одно чадо которых не обучалось в школе (что, впрочем, по тем временам являлось распространённой картиной – мужики считали, что грамота их детям в будущей работе на земле ни к чему), смотрели искоса на молодого учителя, здороваясь с ним при встрече, но про себя считая, что быть учителем, так же как врачом и писарем, - занятие несравненно лёгкое, чем труд на земле, не требующее физических усилий, и по этой причине умственный труд трудом не считался.

В то же время в деревне учителя помогали крестьянам советами, подчас квалифицированными. Так, П.А. Голубев вспоминал, «было почти обыкновенным явлением, что наши педагоги являются адвокатами, писарями, советниками в деревне; некоторые даже лечили». Очень возможно, что эти слова можно было бы применить к нашему учителю, в будни учившему мещанских детей, а в воскресные дни исправно посещавшему богослужения в местном храме (и только ли посещавшего с его музыкальными способностями?), но к сожалению никаких сведений о его молодости не дошло до нас, как неизвестно и то, развеялись ли в местной глуши его народовольческие мысли, посеянные в стенах семинарии? А были ли вообще эти мысли?

 

Роговское. Новая родня.

Россия вступала в новый период своей истории. Ещё в марте 1881 года на заседании Комитета министров было решено изыскать средства на дальнейшее развитие народного образования и вновь возродить пришедшие к тому времени в глубокий упадок церковные школы, а в качестве руководителей начальных училищ привлечь духовенство, как самое близкое к народу сословие. При Святейшем Синоде была создана особая комиссия, выработавшая правила для вновь созданных церковно-приходских школ, высочайше утверждённых в 1884 году самим Государем-императором, сказавшем при этом знаменитые слова: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойно своего высокого призвания в этом высоком деле». И слова эти оказались поистине пророческими, а правила, выработанные Синодом, позволяют отныне не только духовенству, но и всем желающим светским лицам, вплоть до церковных попечителей, принимать непосредственное участие в просвещении народа.

В такой вот великий, переломный для Российского образования год, когда в школах вновь была возрождена традиция преподавания слова Божьего священником, до этого ущемлённая целых два десятилетия, в село Заозерницу был направлен выпускник духовной семинарии Григорий Гаврилович Ушаков, а спустя почти два года, в сентябре 1883-го, вместо желаемого рукоположения он был перемещён на место законоучителя в село Роговское, которое находилось сравнительно недалеко от Заозерницы и в 40 верстах от г. Слободского. Думается, что в это село Григорий Гаврилович мог быть перемещён по собственной просьбе, так как здесь служила акушеркой и воспитывала двоих своих детей его родная сестра Александра, которую он мог часто навещать, приезжая к ней в гости. Старший из её детей Александр обучался в Глазовском духовном училище и тоже помышлял о священнической стезе⁵⁸. В том, что Александра Гавриловна избрала для себя, на первый взгляд, столь удивительную для священнической дочери профессию, не было ничего удивительного: в те годы у дочери или вдовы священника в жизни было два пути – стать либо учительницей, либо фельдшерицей, но и в том и в другом случае - стать полезным для общества человеком.

К тому времени вышла замуж и младшая из детей Ушаковых, Елизавета, избранником которой стал Василий Трапицын, представитель древнего священнического рода, служивший священником сначала в с. Кизнери Малмыжского уезда⁵⁹. Сочетался браком с дочерью священника  с. Люмского Глазовского уезда о. Василия Овчинникова Клавдией Азарий Ушаков вскоре после этого рукоположенный в сан диакона к Глазовскому Преображенскому собору⁶⁰. Как много судеб Ушаковых уже было связано с этим городком на краю Вятской губернии – поистине судьбоносным Глазовым…

Пришла очередь ожениться и Григория Ушакова, который приехал в Роговское не один. Избранницей его стала дочь священника с. Курчум Нолинского уезда Ольга Иоанновна Решетова, семья которой какими-то неизвестными мне ниточками находилась в родстве с известнейшим священническим родом Васнецовых. Как произошло знакомство этих молодых людей, история, увы, не донесла до нас, но внучка о. Григория в одном из писем мне предполагала следующее: «Как познакомились о. Григорий и бабушка Ольга, не знаю. Но так как неженатый священник не мог быть рукоположен, то искали невесту либо в училище, либо среди священников, и сватали, почти не зная, может виделись один-два раза. Раньше до свадьбы жених и невеста виделись редко. Так было принято…». Так или иначе, но факт, что преподаватель Закона Божьего Роговского училища Григорий Ушаков был уже женатым человеком, и брак этот оказался очень долгим и счастливым. Если посмотреть на ранние фотографии этой пары, можно увидеть, что матушка Ольга была очень красивой и высокой женщиной, а по характеру (по рассказам очевидцев, правда, знавших её уже в старости) человеком необыкновенной душевной красоты, доброй, ласковой, хорошей хозяйкой, любящей женой и заботливой матерью.

Хочется сказать несколько слов и о семье, в которой родился и был воспитан этот прекрасный человек – матушка Ольга. Отец её Иоанн Васильевич Решетов, сын дьячка, по окончании курса в Вятской духовной семинарии, 13 июля 1856 года был уволен с аттестатом  II разряда и спустя несколько месяцев, 4 сентября был определён епархиальным начальством к наставнической должности в приходское училище с. Гороховского Орловского уезда, того самого, через которое ныне проходят крестные хода из областного центра, и подобно своему зятю пробыл на сей должности не год, а целых 5 лет. Знакомая картина из семинаристской жизни! В солнечный день 18 марта 1860 года, когда нашему батюшке минуло лишь первые 4 месяца жизни, учитель Решетов был переведён на такую же должность в с. Барановское Глазовского уезда, и лишь  26 ноября 1861 года Преосвященным Агафангелом был рукоположен  в сан священника  к Екатерининской церкви с. Курчум⁶¹.

В Курчум молодой священник приехал вместе с женой, дочерью местного священника Марией Андреевной Кротовой. Её отец  о. Андрей Григорьевич Кротов служил в Курчуме с 1837 года⁶², а так как это маленькое село издревле являлось одним из рядовых гнёзд Васнецовых, то, возможно, он то и мог состоять с ними в родстве, о котором не забывали ни дочь его, ни внучка, ни дети последней, хотя в то время гордиться здесь было нечем. Кто такие были эти Васнецовы? Обычный древний священнический род, подобный множеству других… Точно известно, что дальним родственником семьи Решетовых, а затем Ушаковых был Николай Михайлович Васнецов (1865 – 1922), священник сёл Ошеть и Кстинино, а затем с 1901 по 1910 годы эконом Вятского женского епархиального училища, дядя известного детского художника Юрия Васнецова⁶³. Сватом о. Иоанна Решетова при его бракосочетании с Марией Кротовой стал представитель другого не менее древнего священнического рода, также обосновавшегося в Курчуме, священник Николай Александрович Вечтомов⁶⁴. Так по воле Божией в одном маленьком селе под сенью  белокаменной церкви сошлись в едином родстве несколько крупнейших и древнейших Вятских священнических родов – Васнецовы, Решетовы, Вечтомовы, Ушаковы.

Под сенью Екатерининской церкви прошло курчумское детство будущей матушки Ушаковой, получившей всё самое лучшее в своём воспитании от семейств Решетовых – Кротовых – Васнецовых, и прекрасные плоды этого воспитания она пронесла через всю свою жизнь и передала по наследству своим детям. Семья Решетовых проживала в Курчуме в собственном деревянном доме, стоявшем неподалёку от церкви, имела свой участок пахотной земли из отведенных для церкви 33 десятин. Содержание местных священно церковнослужителей, как сообщала «клировая ведомость» о Курчумской церкви за 1871 год, получаемое от прихожан было посредственным⁶⁵. В 1865 году о. Иоанну объявлялась благодарность от епархиального начальства за содействие по утверждению Православия и искоренению раскола в своём приходе. В семействе у него, кроме дочери Ольги, про которую в 1871 году сообщалось, что восьмилетняя девочка учится читать, был ещё сын Апполоний, который отошёл ко Господу к великой печали родителей и сестры 2 сентября 1871 года⁶⁶. Такое часто случалось в те времена, в которые неизлечимых болезней, а в особенности детских, хватало с лихвой. По промыслению Господнему детей у Решетовых больше не рождалось.

Неожиданно в июльские дни 1872 года священник Решетов лишается священнического сана и низводится в псаломопевцы со ссылкой «в места не столь отдалённые» - село Порезское  Глазовского уезда, что находится совсем недалеко от села Курчум. Причину сей огромной провинности, за которую о. Иоанн потерпел столь строгое наказание, его «послужные списки» никогда не сообщали. Истинную причину столь резкой опалы случайно помогла разъяснить коротенькая записка-воспоминание из семейного архива Ушаковых, написанная со слов сына о. Григория Хрисанфа в 1969 году в … селе Мухино на реке Косе! Вот что сообщалось в этой бесценной записке: «Дедушка по маме – Иоанн Васильевич Решетов был священником. Последнее место его службы – с. Курчум, занимался изобретениями. Был его проект механизма с вечным движением. Проект сожгли, что повлияло на его психику»…

Так вот в чём было дело: батюшка Решетов был одарённым от Бога человеком, обладавшим недюжинным умом, позволявшим ему заниматься даже механическими изобретениями, и где, - в самой Вятской глуши! Правда, автор записки, писавший её много лет спустя после описываемых событий, не мог в ней не ошибиться. К примеру, Курчум не стал последним местом служения о. Иоанна, хотя ссылка его и длилась добрый десяток лет, прежде чем низвергнутый из сана изобретатель, очевидно, пришёл в себя. В августе 1882 года, когда единственное чадо Решетовых уже превратилось в чудную девушку, он был вновь восстановлен в священстве и даже определён настоятелем ко храму с. Мартелловского Глазовского уезда⁶⁷. Восстановить-то в священстве епархиальное начальство, умевшее ценить умных пастырей, его восстановило, но оставлять в центре епархии батюшку-изобретателя, как видим, поопасалось, и отправило его служить Господу на самую её периферию, в самые глухие омутнинские леса.

Во время служения о. Иоанна в Мартелловском и произошло венчание его дочери Ольги и Григория Ушакова. Уезжая со свадьбы из Роговского обратно в свой затерянный в лесной глуши приход, батюшка Решетов не мог знать, что в самом недалёком будущем земные пути его и семьи его дочери пересекутся самым тесным образом. Известно, неисповедимы пути Господни…

В селе Роговском Григорий Ушаков прослужил на должности учителя, теперь только Закона Божьего, ещё около 2-х лет. Владыка с его рукоположением в священный сан не спешил… В отличие от Спасо-Заозерницкого, Роговское, называемое также Павловским заводом, привольно раскинувшееся при пруде и речке Маклаковке, являлось одним из крупнейших сёл Слободского уезда. В те годы в нём насчитывалось 163 двора с более чем полутысячным населением, по причине чего его и окормляло духовно сразу две церкви. Кроме церквей и училища, в нём имелась также мельница и почтовая станция. В год здесь проводилось три торжка, а каждое воскресение в нём шумел большой базар⁶⁸. Это было очень богатое и благоустроенное село, процветавшее благодаря тому, что через него проходил тракт на Слободской и Вятку. Впоследствии, при построении железной дороги, село это придёт в упадок. В 1926 году в Роговском насчитывалось каких-то 30 хозяйств, в которых проживало 127 жителей.

 

Понино: начало служения.

В солнечный день 8 мая 1885 года в жизни вчерашнего семинариста и учителя Григория Ушакова произошло знаменательное событие – он был перемещён на священническое место в Троицкую церковь с. Понино Глазовского уезда, а 13 мая рукоположен в сан иерея Преосвященным Тихоном, викарным епископом Глазовским⁶⁹. Благодаря служению в школах и прохождению должности законоучителя, в те времена выпускник семинарии мог быть рукоположен сразу в иерейство, минуя диаконство (правда, был ещё вариант, когда сначала рукополагали в сан диакона, а через несколько дней – в сан иерея). Так произошло и в судьбе Григория Ушакова. Наступил тот счастливый и торжественный день, когда он стал священником, но ни о перемещении его в Понино, что находится сравнительно недалеко от Мухино, ни о его рукоположении в те тёплые майские дни не сообщала хроника «Вятских епархиальных ведомостей», которая обычно сообщала о всех рукоположениях и перемещениях, совершаемых в епархии, по той простой причине, что рукоположение это было осуществлено викарным, а не правящим архиереем.

В жизни священника ничего не бывает случайным: всё происходит либо по промыслению Господнему, либо по воле епархиальных властей. Не было случайным и первое назначение Григория Гавриловича Ушакова в Вотский приход с. Понино, который к тому времени в большинстве своём всё ещё оставался языческим, несмотря на то, что все вотяки в уезде давным-давно были окрещены в Православие. «При крайней скудости умственного развития их и при неимении ими элементарных понятий о Православной вере у вотяков истинная вера  во множестве случаев заменяется различными суевериями, лучше сказать – вотяк – двоевер: он и Богу истинному поклоняется, и языческие божества не позабывает умилостивить» - писал в 1899 году автор знаменитого очерка «Вотяки Глазовского уезда», публиковавшегося в литературном отделе «Вятских епархиальных ведомостей⁷⁰».

Основан Понинский приход был первым священником первого Вотского села Елово Феодором Ившиным, который оказался ревностным последователем епископа Вениамина в деле распространения православной веры между язычниками, у которых в культе пребывали даже тайные человеческие жертвоприношения. С 1743 года он в продолжении 7 лет своего пастырства обратил в христианство до 2-х тысяч вотяков, а затем принял иноческий постриг и удалился в монастырь; в ноябре 1796 года после праведной кончины о. Фёдор был погребён в ограде Еловской церкви, но дело его просвещения вотяков не было забыто и продолжалось новыми ревностными последователями. «Неизвестно, что было бы с Глазовским уездом теперь, если бы не апостольская любовь к просвещению вотяков Святым крещением епископа Вениамина и неустрашимая энергия в этом деле отца Ившика» - писал автор упоминавшегося очерка.

Отец Феодор образовал из одного вотского прихода, простиравшегося на огромное пространство, 9 новых, причём им и были самолично назначены пункты для построения новых храмов Божиих. Церкви были построены в деревянные за счёт правительства через … Контору новокрещённых дел». В новоустроенные храмы Контора посылала богослужебную утварь, книги, иконы, колокола и т.д. «Почти во всех старинных Глазовских церквях до сего времени сохранились некоторые богослужебные книги и иконы, - сообщала в 1899 году автор бесценного того очерка по истории христианизации вотяков - … В Понино – образ Святителя и чудотворца Николая. Здесь, в деревне Дондинской построена часовня, в которую приносили из храма 9 мая этот образ  и сюда стекалось множество народа для поклонения пред этим образом, памятником старины». По местному  преданию, образ этот был пожертвован Государыней Императрицей Екатериной II «в память принятия вотяками христианства». Безусловно, в своё время  прикладывался к этому образу и молодой священник Ушаков и ходил с ним крестным ходом в часовню д. Дондинской. О судьбе этого образа в советское время нетрудно догадаться – сожгли ли его или увезли в неизвестном направлении…

Вотяки, хотя и принимали христианство, не понимая русского языка, конечно, не понимали и смысла его, и потому дух Православной веры был в них очень слаб, о чём может свидетельствовать следующий исторический факт. С 1763 по 1830 годы инородческая миссия, будучи упразднённой, здесь отсутствовала, и, пользуясь этим, вотяки поголовно возвратились от света спасительной русской веры во тьму язычества, которое, впрочем, никогда здесь и не угасало. Снова идолы стали ставиться открыто на площадях, снова запылали жертвенные костры на капищах, которые стали почитаться со всей строгостью, а воршуды, как святыня, имелись не только в каждой деревне, но и почти в каждом доме. Языческие мольбища отправлялись неопустительно и строго, а христианские обязанности выполнялись поневоле, только из принуждения. Казалось, дело епископа Вениамина и о. Феодора было прочно забытою но, к счастью, в 1830 году этому безобразию, творившемуся на вотской земле 67 лет, был положен предел с возрождением инородческой миссии, и вновь воссиял её спасительный свет православной веры.

Во время служения в Глазовском уезде о. Григория Ушакова с 1885 по 1891 годы инородческие приходы были здесь очень велики, насчитывавшие в себе от 5 до 16 тысяч населения, и деревянные храмы по таким приходам были очень тесны, вмещая в себя очень небольшое число прихожан «В некоторых приходах, где имелось много школ, в храм только и могли поместиться одни учащиеся-дети. Иной вотяк, прекрасно это понимая, говорил: «Пошёл бы в праздник в церковь да тесно – некуда войти». На одного священника в каждом вотском приходе приходилось 3 – 4 тысячи душ населения, и в противовес ему у вотяков имелось много своего «духовенства» - примерно по 25-30 человек знахарей, знахарок и ворожцов приходилось на одного православного священника, стремившихся во что бы то ни стало удержать тёмную массу вотяков в язычестве. Так было ещё в 1899 году, когда оставалось совсем немного до того времени, когда земле Вотской после революции 1917 г. суждено было ввергнуться в пучину тьмы язычества и безверия. В селе Понино , лежащем при речке Шеснеце, насчитывалось в те годы до 40 дворов, в которых проживало больше 250 жителей⁷¹.

Таков был край, в котором начинал свой духовный путь будущий «всенародно любимый батюшка» Григорий Ушаков, уже спустя два года после рукоположения, 19 июля 1887 года, получивший свою первую награду – набедренник. Интересно, что это было удобное место его служения, поскольку почти все его родные и близкие жили неподалёку, в Глазовском и Слободском уездах – в Мухино, в Унях, в Мартелловском, в Глазове (до 1887 года там служил брат Азарий), и все они могли часто ездить в гости друг к другу, пользуясь близостью своего местожительства.

Можно представить, как молодой 25-летний батюшка впервые раскрыл царские врата в начале первой службы, ещё непривычно чувствуя себя в священнических облачениях, устремил свой ясный взор в молельный зал и … немного изумился – несмотря на день воскресный, он был почти пуст, что не было здесь редкостью, но, подавив первое смущение, поднял глаза к куполу храма, к небесам, на которых молился за своего сына-священника его отец, и из уст его полились первые духовные гласы. Думается, если батюшка Григорий был музыкально развитым человеком, значит он обладал и прекрасным, чудным певческим голосом…

О бедственном положении Понинского прихода, уже после отъезда из него Григория Ушакова, сообщали в 1895 году «Вятские епархиальные ведомости», рассказывая, в частности, о первой понинской школе, открывшейся исключительно благодаря заботам батюшки, и о том, что храм в воскресные дни был практически пустым. Вот что они сообщали:

«… Местный земский начальник Г. Бильтюков⁷² предложил крестьянам поименованных деревень давать подводы ученикам школ грамоты для поездки в село в воскресные дни в храм Божий. Крестьяне охотно дают подводы для своих детей, и ученики посещают храм Божий через каждые две недели. Ездят они по 4-5 человек в одних санях, потому что все – народ маленький. Теперь наш храм, прежде в воскресные дни бывший пустым, в дни приезда учеников всех школ бывает полон молящихся. Предложение крестьянам о наряде подвод для учеников нисколько их не стесняет. В старинных русских сёлах, где народ уже привык к храму, в воскресные дни обыкновенно храм бывает полон народу, и все прихожане, по возможности, едут в село – в церковь и на базар. Вотяки же ко храму мало привыкшие, в воскресные дни сидят дома, в церковь не ездят, хотя и не работают. Спросишь иногда вотяка: отчего ты не ездишь в церковь в воскресные дни? «так … да так», отвечают: «один не едет, другой не едет -  и ты не едешь и шляешься без дела из дома в дом». При  предложении крестьянам давать подводы для учеников им было объяснено, как русские крестьяне в праздничные дни добровольно ездят в село, и что им, вотякам, пора уже привыкать во все воскресные дни посещать храм Божий. При отправке учеников в церковь теперь, по пути, привыкают ко храму Божию и ямщики взрослые. Ямщиками иногда бывают и женщины, матери учеников⁷³».

Не в пользу православных приходов Глазовского уезда послужили голодные годы, начиная с 1890 года. Эпидемия холеры, да ещё и слухи о приближении чумы, что влияло на вотяков самым удручающим образом, и они всё чаще стали обращаться к умилостивлению своих богов кровавыми жертвоприношениями. Как раз в это время произошло знаменитое «Мултановское дело» в Малмыжском уезде. Храмы же Божии стояли почти пусты в праздничные и воскресные дни…

В 1889 году «за устройство дома для Понинской земской школы» понинский священник Ушаков получил благословение Глазовского земского собрания и по ходатайству Глазовского земства епархиальным начальством разрешено было внести эту заслугу молодому батюшке в «послужной список». После этого Григорий Гаврилович был выбран в члены ревизионного комитета по Глазовскому духовному училищу на 1889 и 1890 годы⁷⁴, в котором учились и его племянники, а давно ли он сам учился в духовном училище г. Вятки? Так уже тогда, в возрасте 29 лет, начала своё восхождение звезда Григория Ушакова, зенитом которой станет его благочиничество и сан протоиерея.

Чудом сохранилась редкая фотография тех лет, с которой смотрят на нас совсем  ещё молодые Григорий Гаврилович, ещё только-только начавший отпускать бородку, с прямым пробором коротко стриженых волос, и матушка Ольга – высокая красивая женщина в длинном изящном платье. По всему видно, этот снимок был сделан вскоре после приезда Ушаковых в Понино. Жили они в селе на квартире с платою денег за неё из своих средств⁷⁵.

Здесь у молодой пары появились на Божий свет первые двое из восьми детей, две девочки, наречённые во святом крещении  Зинаидой и Ольгой. Зинаида родилась в 1886 году, а Ольга, получившая своё имя, возможно, в честь бабушки, - 30 июня 1891 года. Крещение последней состоялось числа 2 июля, её крестными стали супруга учителя Глазовского духовного училища Павла Андреевича Мышкина Варвара Васильевна и священник  села Уней Алексий Ашихмин, а совершали таинство крещения местный священник Стефан Крекнин и псаломщик Михаил Дьяконов⁷⁶. Не трудно представить радость молодого отца, с любовью державшего  над крещенской купелью своё маленькое чудо…

В тёплый весенний день 18 марта 1891 года в Преображенский собор г. Глазова прибыл новый псаломопевец. Звали его Василий Горский. В скором времени он свёл знакомство с о. Григорием и стал большим другом семьи Ушаковых совсем незадолго до отъезда последней из Понино. В истории семьи о. Григория и в его собственной жизни начиналась новая глава.

 

 

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Священник села Красноярского

                             1. Село Красноярское и его храм

Навис туман над высохшей рекой,

Белеет церковь где-то на краю…

И. Кучин

Ушаковы постепенно покидали обетованную Глазовскую землю. Первым в желтолистном сентябре тронулся с обжитого места в долгий путь Азарий Ушаков, который по собственному прошению был перемещен к Свято-Троицкой церкви с. Кизнери Малмыжского уезда, где проживали родители его жены¹. Сестра Александра по-прежнему жила в Роговском, служа там акушеркой; село было большое, и работы ей здесь хватало, благо бабы деревенские рожали часто.

Ее младшая дочь Августа рано вышла за муж, став в 17 лет невестой вчерашнего семинариста Ивана Покрышкина, который после рукоположения в священный сан был переведен в село Мартелловское на место Иоанна Решетова², а сам о. Иоанн вновь был лишен сана «за нетрезвость»³. этой паре суждено было сыграть свою роль в истории семьи о. Григория, благодаря чему он прослужил в одном приходе три десятка лет. Вот как это случилось.

В 1891 голодном неурожайном году, когда среди вотяков усилилась тяга к язычеству, числа 13 июня молодой священник Покрышкин покинул Глазовский уезд и уехал почти на самую окраину губернии, перемещенный в село Красноярское Уржумского уезда, однако прослужил здесь не более месяца. В те времена Уржумский уезд был одним из самых благополучных и процветающих уездов Вятской губернии, и к тому же по природным особенностям это был поистине чудесный край. Здесь красота девственной природы идеально сочеталась с красотой творений рук человеческих – маленькими деревнями, небольшими селами, которые украшали великолепные белокаменные или деревянные храмы, окруженные оградками, или же часовенки. Здесь люди жили не только в полной гармонии с природой, но и друг с другом – в крестьянском «мире», существовавшем по своим древним традициям в русле христианской жизни.

Правда, и здесь хватало оголтелого язычесвта, уже черемисского, и старообрядчества, с которыми церковные пастыри вели давнюю и упорную борьбу за возвращение заблудших душ человеческих в лоно истинной Матери-Церкви и тем самым – спасти их от пламени будущего вечного огня. Иной пастырь искренне плакал от радости, когда ему удавалось привести к спасению хотя бы одну заблудшую душу. Неслучайно, в 1904 г. священник-миссионер из с. Байсы Уржумского уезда сказал такие прекрасные слова: «Стоит нам, пастырям, крепко взять в руки оружие, меч духовенства, слово Божие, не дать ему ржаветь, - за нами будущее!»

Таким был край, в который в солнечном июне приехало на служение семейство Покрышкиных. Возможно, узнав о месте назначения молодого священника, его дядя о. Григорий и не придал этому большого значения – ну Красноярское, так Красноярское, мало ли сел и приходов на просторах обширной Вятской земли. Но если бы он мог знать, что это было то самое село, в котором пройдет вся его последующая жизнь и детство всех его детей, та заветная земля, которую Ушаковы полюбят всем сердцем, прочно врастут в нее корнями и некоторые из них упокоятся в ней на веки…

Вероятнее всего, вскоре побывавшему в гостях у племянников в Красноярском о. Григорию запала глубоко в сердце красота здешних мест, гостеприимство и простота местных жителей, удобное положение села, привольно раскинувшегося на небольшой возвышенности на правом крутом берегу Вятки, на другой стороне которой шумел густой бор, а в нем водилось множество зверя и птицы, что было немаловажно для такого охотника как наш батюшка, а летом в щедром изобилии росло множество ягод и грибов. В праздничные и воскресные дни местная Христо-Рождественская церковь была полна народу, приносившего на пропитание причта богатые подношения, и все как один были так приветливы, доброжелательны и словоохотливы…

С тоской возвращался о. Григорий в свой дальний приход, в котором дела шли совсем плохо – вследствие неурожаев и слухов о чуме, язычество здесь находилось на высоте, и церковь в Понино в воскресные дни стояла почти пустая. Так или иначе, но факт, что тем холодным летом священники сел Красноярского и Понинского, пользуясь родственными узами, решили «поменяться» приходами, и были по прошению перемещены один на место другого⁴.

Так, в июльский день 1891 года на Красноярскую землю прибыл новый пастырь вместе с матушкой и двумя маленькими прелестными дочерьми. На жительство им был отведен большой дом, возведенный попечительством в прошлом году⁵. село Красноярское по тем временам нельзя было назвать маленьким. Это было цветущее, многолюдное и богатое село, насчитывавшее в себе около 40 крестьянских дворов, в которых проживало три сотни человек населения. Все дома стояли на одной-единственной сельской улице, тянувшейся вдоль берега Вятки.

За ободворицами небольших сельских домиков, крытых соломой и тесом, высоко возвышались над селом зеленые купола белокаменного храма, стоявшего в тени тополей и берез на небольшом отдалении от села, на краю ржаного поля.

В сельце находилась одна небольшая школа, стоявшая на самом конце деревенской улицы, но не имелось ни фельдшерского пункта, ни почтового отделения, ни даже трактовой дороги, и в непогоду село и в наши дни буквально тонет в грязи; единственная хорошая дорога, которая здесь была – водная. Правда, к мостку у берега редко приставали пароходы, капитаны которых опасались посадить их на отмель, и еще в середине ХХ в. здесь была распространена такая картина, когда пароход, замедляя свой стремительный бег и выпуская клубы дыма из труб, останавливался на середине реки, и к нему подплывали лодки красноярцев, принимавшие пассажиров и их багаж. Говорят, чудесный вид на реку и проплывавшие по ней суда открывался как раз из створчатых церковных окон, открывавшихся в летнюю жару…

В селе Красноярском стояла одна из красивейших церквей местного благочиния, возведенная в 1820 – 1830 годах взамен прежней каменной, которая была разобрана из-за того, что под стены ее подошел овраг и храм стал грозить сиюминутным обрушением. В грамоте строительства за 1838 год сообщались следующие любопытные факты об этом храме: «осьмерик на холодной церкви покрыт листовым железом, на остальных приделах – деревянными крышами. Крест вызолочен двойниковым золотом. Весь теплый храм с алтарем, двумя палатками и папертью внутри просто выбелен известью, а снаружи также выбелен известью. Только палые места около окон выкрашены в желтый цвет. Пол в теплом храме и алтарях выстлан старой опокой из старого храма, а в палатках паперти – кирпичом. В холодном храме и алтаре пол выстлан из новой опоки. Стены и своды в нем выштукатурены по штукатурке и расписаны. В своде холодной церкви написана мозаика звездами. Вокруг окон трафареты с розовыми платами между ними. Колокольни сложены из кирпича в 2 этажа, а последний с куполом был сделан из дерева… Звон колокольни самый скудный из-за малого количества колоколов»⁶.

К 1891 году Христо-Рождественская церковь неоднократно была приукрашена, подновлена и ремонтирована. В последний раз это произошло совсем не за долго до приезда о. Григория, когда в 1887 году Красноярское церковно-приходское попечительство объявляло через «Вятские епархиальные ведомости» о начале торгов «на производство позолочной работы иконостаса в холодном храме»⁷.

Во времена о. Григория Ушакова церковь имела полностью металлическую крышу, каменную двухэтажную колокольню с 8 колоколами, весом от 122 пудов до 18 фунтов⁸, издавшими уже отнюдь не «скудный» звон, эхом плывший в утренние и вечерние часы над Вяткой, заречным бором, бескрайними лугами и полями, и в унисон ему красиво созвучали колокола церквей соседних сел Лебяжья и Атар. Колокольный звон радостно возвещал о начале праздничного Пасхального богослужения и любой другой службы, он же рвал душу каждого прихожанина тревожным набатом во время похором и пожара. По воспоминаниям старожилов, он был слышен за многие версты вокруг, а зеленые купола храма были заметны из самых отдаленных деревень прихода; в летнюю пору они ярко выделялись на фоне голубого неба, а зимой приятно напоминали о летней зелени.

Церковь, которая в наши дни находится совершенно в убожеском виде, в те времена отличалась необыкновенной белизной стен, окруженная причудливой работы оградой, выкрашенной тоже в ярко-зеленый цвет. Внутри ограды под кронами тополей находилось большое церковное кладбище, на котором покоились молитвенники земли Красноярской, когда-то духовно окормлявшие отцов села. Белые плиты их захоронений были аккуратно расположены по обе стороны дорожки, ведущей в храм. По традиции верующие, направляясь в церковь или выходя из нее, совершали поясные поклоны перед могилками праведников⁹.

А внутри этот храм, имевший три придела и разделявшийся на теплую и холодную церкви, имел великолепное убранство – посеребряную и позлащеную утварь с резными и накладными изображениями, около двухсот живописных икон в серебряных ризах или позлащенных киотах с резными цветочками из золота и серебра , три большие паникадила, 13 медных лампад, 4 медных кронштейна, 10 подсвечников, а со стен на верующих смотрела великолепнейшая настенная живопись, осколки которой и голубой окраски стен сохранились в поруганном храме по сей день. Для крещения вновь приходящих в этот мир в церкви имелась медная купель, ну а для тех, кто покидал его – панихидный столик с медным распятием. При храме имелась большая библиотека, включавшая в себя полный круг богослужебных книг в богатых окладах и литературу разного другого содержания, преимущественно нравственно-поучительного. В 1912 таких книг при церкви имелось 244 тома¹⁰! Думается, приумножил ее как раз батюшка Григорий, большой любитель словесности.

Ко времени приезда о. Григория в Красноярское, в церкви был штат, состоявший из 2 священников, диакона и псаломщика. Хотелось бы сказать насколько немаловажных слов о тех, с кем начинал в Красноярском свое служение батюшка Ушаков. В тот 1891 год в этом селе встретились два иерея с удивительнейшей судьбой, два великих молитвенника земли Красноярской – о. Никанор Васнецов и о. Григорий Ушаков; у них было лишь то отличие, что у одного духовный путь на этой земле подходил к своему концу, а у другого еще только начинался. О. Никанор (он мог приходиться даже дальним родственником матушке Ольге по линии Васнецовых) в это время был уже пожилым человеком, большая часть духовного пути которого прошла здесь, в Красноярском, - ровно 30 лет.

Диакон Васнецов был посвящен в сан священника с определением к Христо-Рождественской церкви 14 января 1862 года. Приезд сюда о. Никанора, возможно, был и не случаен, поскольку жена его, матушка Наталья, была дочерью местного священника Иоанна Вишневского. Отец ее отошел ко Господу еще 23 мая 1846 года¹¹, когда девочке минуло всего лишь 7 лет. кроме того, в соседнем селе Атары служил еще один священник Васнецов, который как и все Вятские Васнецовы о. Никанору, безусловно, был родственен¹². Именно при священнике Вишневском и достраивалась и достраивалась Красноярская церковь. В год его безвременной кончины церковная ведомость сообщала: «Храм кладкою покончен, теплый в 1823, а холодный в 1827 г.г., колокольни складено из кирпича 2 этажа. Теплый и холодный храмы выштукатурены, а последний по штукатурке расписан»¹³. как видим, теплый храм еще не был даже расписан.

У семейства Вишневских – вдовы Евдокии Михайловны и дочерей Натальи и Фелицаты – был свой дом в селе, в который спустя 16 лет после праведной кончины батюшки Иоанна вошел молодой священник Васнецов и прожил в нем всю жизнь. Как и положено теще, матушка Евдокия пережила не только свою дочь, которая слегла в церковной ограде, оставив после себя на этой грешной земле двух детей, но и зятя, от которого получала содержание¹⁴.

За время своего тридцатилетнего служения о. Никанор был знаком со многими замечательными священниками, служившими в Красноярском и Лебяжье, был прекрасным свидетелем всей приходской жизни на Лебяжской земле 1860 – 1890-х годов. При нем благоукрашалась Христо-Рождественская церковь, возникло церковно-приходское попечительство, которое взяло на себя заботы по благоустройству церкви и церковных зданий, развивалась грамотность.

Среди трех священников, служивших в этот период в Красноярской церкви вместе с о. Никанором, был такой замечательный и выдающийся пастырь как о. Иоанн Падарин, проживший в селе ровно 10 лет, - настоятель, благочинный, катехизатор, наблюдатель церковных школ и т.д.¹⁵ После отъезда о. Иоанна в Красноярское прибыл вполне достойный его приемник о. Григорий Ушаков. Матушка о. Иоанна являлась дочерью не менее замечательного благочинного из с. Байсы Апполония Буевского. Такое, видать, тогда было время – время выдающихся пастырей Христовых…

И о. Никанор, и о. Иоанн очень заботились о развитии грамотности в своем приходе. Первая школа появилась здесь в 1843 году, став одной из первых в благочинии; примечательно, что в соседнем Лебяжье школа возникла в 1841 году. Основателем и первым законоучителем Красноярского училища стал священник о. Андрей Соловьев, на строительство которой пожертвовал 18 тысяч штук собственного кирпича¹⁶, понимая всю необходимость просвещения темной крестьянской массы. После отъезда из села спустя 5 лет о. Андрея, поселянское училище было преобразовано в церковную школу, которая, что удивительно, пережила трудное для церковных школ пореформенное время и закрылась в 1884 году, когда началось возрождение  последних, перестроенная в земское училище¹⁷, однако заботами о. Иоанна Подарина в этом небольшом приходе вместо 1 церковной школы открылось сразу 4 школы грамоты, из них две, не считая «домашней школы» в починке Сушьевском, - в одном 1888 году в починках Масканур и Приверх; еще одна школа грамоты открылась в 1884 году в д. Мальковщина¹⁸.

Несмотря на работу сразу пяти школ, грамотность в приходе оставалась на самом низком уровне: в 1887 году среди мужчин она составляла 4%, а среди женщин не достигала и 1%; для сравнения в соседнем Лебяжском приходе, в котором работала на 88 деревень всего 1 школа, грамотность среди мужчин составляла 17%, а среди женщин – 5%¹⁹.

После отъезда из прихода о. Иоанна, три школы грамоты и даже по некоторым данным земское училище, постепенно закрылись, и новому священнику Ушакову пришлось возрождать школьное дело сызнова. Таким плачевным было состояние неродной грамотности здесь к его приезду.

Еще более старейшим свидетелем местной Православной истории, чем о. Никанор, жившим в с. Красноярском, был псаломопевец Павел Михайлович Цитронов, который, несмотря на то, что приехал на служение сюда спустя два года после приезда о. Никанора, в отличие от него, мог считаться коренным красноярцем. Правда, отец его Михаил Яковлевич, служивший здесь пономарем с 1835 по 1850-е годы, приехал в село со стороны, как раз во время строительства церкви. Сын священника, Михаил Цитронов сам не смог стать священником и после окончания Вятского духовного училища прослужил всю жизнь дьячком, сначала в с. Верховойском Нолинского уезда и затем в Красноярском²⁰. Я встречал в списке дел Вятской духовной Консистории дело о дозволении Верховойскому причетнику Михаилу Цитронову вступить в брак с 13-летней дочерью просфирницы церкви с. Ухтым Ирины Филимоновой Дарией Федоровной – матерью будущего Красноярского псаломопевца Павла Цитронова²¹. Он появился на Божий свет в солнечный день 7 июля 1842 года, третьим после рождения своих братьев-близнецов Андрея и Василия, которых Дария Федоровна родила в 14 детских лет, но в те далекие времена это никого бы не удивило, будучи в порядке вещей.

Как послушный сын, Павел Михайлович пошел по пути своего отца, окончил в 1856 году Нолинское духовное училище и служил псаломопевцем в селах Молотниково Котельнического уезда, Кленовице Орловского уезда, а 16 марта 1864 года по прошению был перемещен в родное Красноярское²², в котором прослужил Господу всю свою долгую жизнь, а ее ему было отпущено почти 90 годов. В отличие от отца, он смог, уже в преклонном возрасте, получить священный сан²³, надолго пережил о. Никанора и, прослужив многие годы вместе с о. Григорием, мирно почил затем в более чем почтенном возрасте – родившийся при крепостном праве, он отошел ко Господу в первые годы совдепа.

Почти в одно время с Павлом Михайловичем отойдет в мир иной, более светлый и счастливый, еще один свидетель истории села – дочь местного причетника Наталия Яковлевна Иконникова, долгие годы, начиная с 1881 года, проработавшая при церкви просфирницей. Она имела неплохое домашнее образование, но всю жизнь оставалась «христовой невестой»²³. Этой женщине будет суждено сыграть свою роль в истории семьи Ушаковых – в страшные двадцатые годы именно она приютит в своем маленьком домике обездоленную священническую семью, ограбленную и униженную новой властью.

Но все это будет потом, в сумбурном ХХ веке, а пока, в голодном 1891 году, 50-летний Павел Цитронов, 59-летний о. Никанор Васнецов и еще совсем не старая 36-летняя Наталия Яковлевна знакомились с новым священником, приехавшим в село на новое место служения. Вскоре после приезда в Красноярское Григория Ушакова, о. Никанор уехал на жительство в с. Кукнурское и там отошел ко Господу спустя год²⁴. Красноярская церковь стала одноштатной с настоятелем Ушаковым. Начались последние 48 лет ее истории.

               2. Ваши пальцы пахнут ладаном… (приход и прихожане)

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Матфей 5:16.

Поистине неисповедимы пути Божии! Еще только-только батюшка Григорий и его матушка осваивались в новом месте своего духовного служения, расставляли обстановку в отведенной им квартире, окна которой выходили как раз на красивейший храм, а их маленькие девочки беззаботно бегали по комнатам своего нового дома, как неожиданно на пороге его к немалому удивлению семьи Ушаковых возник неожиданный гость – батюшка Иоанн Решетов. Как только прошло всеобщее удивление, выяснилось, что вновь получив в 1888 году разрешение в священнослужении²⁵ и прожив несколько лет в Мартелловском, о. Иоанн, наконец, получил из Вятки долгожданное новое назначение, причем снова на периферию епархии и, дождавшись, когда морозец скует ледовым мостком Вятку, он отправился вместе с обозом в путь по ледовой дороге. Но природа в тот памятный 91-й год была богата на различные сюрпризы. Так произошло в этот раз, когда вдруг резко потеплело и ледовая дорога вмиг стала непроезжей. Так батюшка оказался в Красноярском, недалеко от которого его застала непогода, к нечаянной радости своих близких, да так и остался здесь до конца дней своих, в качестве заштатного священника²⁶. А числа 20 октября Вятка прочно покрылась ледком²⁷.

В день 15 февраля 1892 года в Красноярское, возможно, по приглашению о. Григория, на свободное диаконское место прикатил еще один старый «знакомец» - Александр Горский, незадолго до этого рукоположенный; летом того же года его брат Василий, тоже удостоившийся рукоположения в диаконский сан, был определен к церкви с. Понино, очень возможно, что по совету о. Григория, ведь тот частенько бывал в гостях у брата в Красноярском, но в недалеком будущем и он приедет на служение на Лебяжскую землю²⁸. Удивительно какими незримыми духовными ниточками оказались связаны два таких дальних прихода как Понинский и Красноярский.

В том же году семейство Ушаковых постигла горестная утрата – отошла в мир иной, в Обители Небесные старая матушка Ольга в далеком Мухино²⁹. Был ли на ее похоронах сын, батюшка Григорий, мне не известно, но мухинские прихожане, видимо, так любили эту пожилую женщину, что решили упокоить ее тело не в церковной ограде, вместе с о. Гавриилом, а в подвале церкви, где ее могилка была выложена кирпичом и сохранялась ими долгие годы, до наступления безбожных времен, когда в подвал въехала типография и могилка праведницы была засыпана землей³⁰.

Жизнь продолжала свой стремительный бег. Батюшка Григорий совершал службы в Красноярской церкви, знакомясь со своими прихожанами, их традициями, размеренными укладом крестьянской жизни. Местное население славилось своими кустарными промыслами, а по осени здесь была распространена картина отходничества, когда красноярские мужики на долгие месяцы оставляли родные избы, уходя на заработки на Урал и в Сибирь и возвращались лишь по весне, к началу полевых работ с заработком и богатыми подарками женам и детям.

Вставая летом вместе с утренней зорькой, батюшка мог наблюдать, как чуть свет выезжали на дальние луга на покос мужики с бабами, девками и грудными младенцами и возвращались домой только спустя несколько недель, а то и месяц. Располагаясь станом около реки или в тени деревьев, косцы устраивали шалаши и жили в них до окончания сенокоса. В котелках, подвешенных на жердочках, они варили обед и ужин, а по вечерам картина таборов была очень оживлена и живописна. По окончании же сенокоса в селе и деревнях устраивался общий праздник с песнями и плясками. И праздник этот был такой веселый, что ему просто не найти аналогов в наши дни в том же селе.

А какая в те дни была вера в Господа! По крайней мере, неимоверно сложно сравнить то, что было тогда, с днем нынешним. При посещении сельским прихожанином церкви, по соблюдению им постов и обрядов, судили о его нравственных качествах. Вся сельская община следила за тем, чтобы молодежь не пропускала особо важные богослужения, и делала выговор родителям, если, к примеру, их сын был «ленив ходить к обедне». В праздничные дни вставали в 5 часов утра и отправлялись на службу в церковь, которая длилась с перерывом на обед до 2 часов дня³¹. несмотря на ранний час, они одевались празднично и брали с собой обед. Пожалуй, это трудно представить в наши дни жителю поселка, где «прихожане» вместо того чтобы пойти в праздник в церковь, полют грядки.

Чаще полна была церковь народу осенью и зимой, чем летом, когда крестьяне были свободны от сельских работ. Женщин в храме всегда было больше, нежели мужчин, т.к. они более ревностно относились к Вере, водили туда детей, поминали усопших. В церкви прихожане вели себя «чинно», «степенно», не было случая, отмечали современники, чтобы кто-нибудь пришел туда нетрезвым. Очень любили прихожане тех лет проповеди. К началу проповеди все придвигались ближе к аналою, чтобы лучше слышать, и наступала полная тишина, так что было слышно, как ветер шумит за распахнутыми в жару церковными окнами. А после службы еще долго толковали слова, слышанные из уст священника³².

Современники так писали о набожности крестьян дореволюционных лет: «Набожность выражается в усердии ко храму Божию. Здешний народ любит часто ходить в церковь для молитвы и непременно бывает у службы по воскресеньям и праздникам; не приходят только отсутствующие из селения и больные. Приходя в церковь, всегда ставит свечи многим святым иконам, и это же делают у себя дома, когда молятся; так, например, поутру или ввечеру затепливают перед домашними иконами свечу или две или лампаду с деревянном маслом, а в праздник перед каждою иконою ставят по свече. На дому и особенно в храмах Божиих молятся усердно и с благоговением, стоят в церкви с благочестием; часто служат молебны Спасителю, Божией матери и многим угодникам, которых часто призывают на помощь»³³.

Умели красноярцы и работать, и весело проводить праздники, причем, без того излишнего винопития, так распространенного в наши дни. люди тех лет работали много, отдыхали в меру, а пьянство в крестьянской среде не приветствовалось. Престольным праздником прихода было Рождество Христово, и в этот день в Красноярской церкви издревле проводилось большое торжественное богослужение, и она была полна верующих, собиравшихся здесь в это светлое время суток со всех деревень прихода. Другими большими праздниками прихода были также такие как «Десята» - Троица, «Богородское» - Рождество Пресвятой Богородицы. Жительница д. Фадеево Н.А. Третьякова, 1928 г.р. так рассказывала о праздновании «Десяты» и других православных праздников, происходивших, правда, уже в советское время:

- В июле был праздник большой – десята, десятная неделя по Пасхе. Тогда ходили по деревням хороводы, по ту сторону девки, и по другую сторону девки, перехватывали и по всей деревне песни песню «Возле тополя я шла…» Это был страшно большой праздник и в деревне у каждого дома сидели мужики и бабы, пели песни. Конечно, ходили в церковь. Служил батюшка по домам, подань собирал и потом увозил. В каждой ограде, где ребята, качели были.

В религиозные праздники у нас вина не пили, только самогон гнали. Как только сенокос кончался, делали праздник под горой. На Ильин день ходили в Лебяжье на базар, и в Николу ходили, был большой базар. Там была карусель, не знаю, откуда ее привозили. В зимнюю Николу тоже ездили на базар».

К этому рассказу остается добавить то, что в «Богородское» в церковь Красноярские прихожане несли много подношений: орехи, семена, конфеты, разрисованные пряники, курочек. По воспоминаниям старожилов, подношений, приносимых со всего прихода, было столь много, что перед церковью на площади устраивалось нечто вроде большого торжища. В Ильин день было принято нести в храм баранью грудинку.

В самом селе Красноярском, лежавшем в стороне от больших дорог, в тихой маленькой глуши, никогда не устраивалось базаров, лишь два раза в год, 25 декабря в престольный праздник и 26 ноября здесь шумела большая ярмарка; сами красноярцы ездили на базар в соседние села Атары и Лебяжье. А в Лебяжье базар шумел-гудел каждое воскресенье и во время прихода в село Понизового крестного хода из губернской Вятки в октябре-месяце. В Красноярское он не заходил, и, простояв день в Лебяжье под стенами великолепной двухэтажной церкви, переправлялся затем на противоположный берег Вятки и далее шествовал к г. Нолинску. На торжества, связанные с приходом в Лебяжье крестного хода, конечно, ездило и много красноярцев, в их числе и о. Григорий, который был знаком с этим крестным ходом еще с детства, во время учебы в Вятке, только теперь он встретился с ним как священник тех мест, в которые тот заходил.

Нередко красноярский приход посещал и такой высокий гость как Вятский владыка, а в 1895 году в село прибыл по поручению последнего в ходе обозрения церквей епархии, викарный епископ Глазовский Преосвященный Варсонофий. Номер 15 «Вятских епархиальных ведомостей» за тот год сообщал об этом событии: «По поручению его преосвященного Сергия, епископа Вятского и Слободского, Его Преосвященство, Преосвященный Варсонофий , епископ Глазовский 4 сего августа, в 9 часов утра имеет отбыть для обозрения некоторых церквей уездов: Вятского, Нолинского и Уржумского». В понедельник, 7 августа Его Преосвященство прибыл в Уржумский уезд, в с. Петровское, откуда на следующий день отбыл в Уржум и в ходе обозрения церквей уезда посетил села Буйское, Байсу, Ветошкино и Высокую Мелянду. 10 августа Глазовский Владыка прибыл в Лебяжье, где после совершения вечерней службы остался на ночлег, а на следующий день, в пятницу, 11 числа он торжественно проследовал в Красноярское, в котором совершил краткое молебствие и затем был перевезен через реку на Нолинский берег.

Как раз незадолго до этого события, летом 1894 года на средства местного церковно-приходского попечительства Христо-Рождественская церковь была вновь ремонтирована – местные мужички-прихожане произвели наружное ревчение стен и покрасили крышу своего дорого храма³⁴.

***

Как уже говорилось, после отъезда из села о. Никанора, Христо-Рождественская церковь стала одноштатной, с одним священником, одним диаконом и одним псаломопевцем. Вместе с о. Григорием почти два десятка лет в Красноярской церкви служили о. Александр Горский и Павел Цитронов, и лишь на рубеже 1900-х и 1910-х годов этот сплоченный союз трех православных служителей распадется, когда о. Александр и о. Григорий один за другим покинут Красноярскую землю. По метрическим книгам тех лет можно проследить как и кем совершались святые таинства в Красноярской церкви.

Чаще всего требы исправлял батюшка Григорий вместе с псаломопевцем Павлом Цитроновым, реже с о. Александром, а когда ему требовалось отлучиться по делам духовным в приход или куда-нибудь еще, таинства крещения, венчания, отпевания свершал вместо него заштатный священник Иоанн Решетов. К примеру, в феврале 1894 года батюшке Григорию понадобилось оставить церковь на 2 дня, 11 и 12 числа, вместо него один день службы и требы свершал о. Иоанн, а на другой день был приглашен священник из Лебяжья о. Иоанн Загарский³⁵. Священники тоже люди, вполне возможно, что в эти дни батюшка мог болеть (хотя по воспоминаниям современников даже в старости это был физически очень сильный и выносливый мужчина) или уехать в гости. В мае 1899 года один день о. Григория в приходе заменял священник из с. Байсы о. Георгий Сбоев³⁶. Нередко в метрических книгах встречается такая запись: «священник Григорий Ушаков один в приходе», т.е. по каким-то причинам в храме отсутствовали другие служители. С другой стороны, нередко и сам о. Григорий заменял в соседних приходах, в том же Лебяжье, отсутствовавших священников. Помню, именно в метрических книгах Лебяжского прихода я впервые воочию увидел фамилию «Ушаков», написанную выцветшими от времени чернилами, и убедился, что это был действительно реальносуществовавший человек.

Если внимательно посмотреть метрические книги Красноярского прихода, можно убедиться, что в неурожайные и голодные 1890-е годы рождаемость в нем превышала смертность, хотя и последняя была на высоте. К примеру, в 1894 году в нем родилось 167 детей, а умерло 111 человек³⁷; в 1899 году эта цифра составила соответственно 203 и 109 человек³⁸, и значит столько свершалось за год в церкви крестин и отпеваний. Росло число населения в приходе, росло число заключенных супружеств и деторождений (а самая маленькая семья состояла в те времена по меньшей мере из 5 человек), обгонявших его естественную убыль, и при этом батюшке, что отрадно, чаще приходилось свершать таинства святого крещения, нежели отпевания.

Не только крестьянские дети крестились в Христо-Рождественской церкви. Так в январе того же 1894 года батюшка свершил святое крещение дочери жителя одного села запасного младшего унтер0офицера Ивана Макаровича Пономарева, нареченной именем Татияны⁴⁰.А в солнечный день 21 июля 1899 года о. Григорий вместе с о. Александром совершил крещение сына временно проживающего в селе личного дворянина Николая Дмитриевича Логинова и жены его Наталии Андреевны. Крестными мальчика, нареченного Сергием, стал о. Александр (Горский) и первая учительница Боровковковской школы Надежда Дмитриевна Логинова⁴¹. Любопытно, что почти ежегодно рождались в приходе и двойни.

С большим торжеством праздновались в старину свадьбы с соблюдением всех древних обычаев, напрочь забытых к дням сегодняшним. Подбегала к воротам церкви тройка резвых коней, в которую была запряжена нарядная кошовка, а за ней еще несколько, составлявших «свадебный поезд», из которых в сопровождении многочисленной родни выходили нарядные и счастливые жених и невеста и, не спеша, направлялись в храм соединить свою судьбу перед Богом, и созерцало их венчание великое множество зевак, и стар, и млад. В двадцатые годы в одном из своих писем матушка Ольга, описывая свадьбу своей дочери, признавалась, что избежать при венчании любопытства посторонних было практически невозможным делом – уж очень любил простой народ наблюдать этот прекраснейший церковный обряд.

… И вот «исайя» пропели

Вокруг налоя обвели

Толпа нарядных поспешила

Ей поздравленья принести

(романс из дневника племянницы о. Григория Ольги Азарьевны)

В 1899 году в священный союз пред Господом в Христо-Рождественском храме вступило 40 пар молодых людей, заключив при этом 80 супружеств⁴². Вот только один факт. В морозный день 16 января 1894 года в Красноярской церкви состоялось венчание запасного унтер-офицера Николая Петровича Ватлецева, жителя починка Борок, 25 лет, и дочери-девицы крестьянина починка Филатово Михаила Нестеровича Счастливцева Матрены. Свершали таинство венчания о. Григорий, о. Александр и псаломщик Цитронов. В обязанности последнего входили также обязанности занести все необходимые сведения в метрическую книгу⁴³.

Конечно, высока была в приходе и смертность, не без этого, - население буквально косили самые различные болезни. К примеру, в 1894 году из 111 человек «натурально», т.е. своей смертью, умерло лишь…15. Много умирало детей, особенно в младенчестве; в том же 1894 году было 8 мертворожденных⁴⁴. всему этому способствовало еще то немаловажное обстоятельство, что в селе отсутствовала медицинская помощь; ближайший фельдшерский пункт находился в 5 верстах за Лебяжьем, а ближайшая больница и того дальше – в сорока верстах, в селе Лаж, дорога до которого к тому же была не всегда в проезжем состоянии. Проще было найти какого-нибудь знахаря или, еще легче, просто умереть, чем выздороветь.

Ежегодная статистика смертности с указанием ее причин старательно и скрупулезно воспроизводилась на страницах метрических книг, благодаря чему мы теперь можем иметь более чем полное представление о причинах смертности в Красноярском приходе в те далекие годы, возьмем хотя бы тот же 1894 год.

1894 год

натурально умерло 7 мужчин и 8 женщин

от грыжи                 1                   -

родимца                  11                10

чахотки                    -                   3

припадка сердца     1                   -

удушья                     2                   3

самоудушения под влиянием умственным 1          -

коклюша                   7                   5

слаборождения         9                   7

головной боли          1                    1

поноса                       13                  8

после родов               -                    3

катарра                       -                    1

воспаления мозга      1                   -

запора мочи               -                    1

молочницы                 -                    1

скарлатины                -                     1

золотухи                     -                     1⁴⁵

Названия этих болезней могут говорить о том, что фельдшер в селе все-таки бывал, но, видно, чаще всего ему приходилось заниматься лишь констатацией смертности, поскольку против большинства заболеваний тогдашняя медицина, особенно земская, была бессильна, и после печального чина отпевания с «надгробным рыданием» скорбный кортеж отправлялся из церкви в свой последний путь на старинное приходское кладбище.

***

Два раза в год – в Петровки и по осени – о. Григорий объезжал свой приход, собирая ругу. Приход церкви с. Красноярского в начале ХХ века насчитывал в себе ровно 30 селений, больших и маленьких, разбросанных на расстоянии от 1 до 12 верст от села. Самыми дальними, затерянными в тени елшинников, были починки Елькин (9 верст) и Боровково (12 верст)⁴⁶, и чтобы добраться до них, батюшке приходилось проделать немалый путь, хотя по сравнению с исполинским приходом соседней Лебяжской церкви, Красноярский приход выглядел попросту маленьким.

Уже через несколько лет жизни в Красноярском о. Григорий знал почти всех своих прихожан, знал всю их жизнь, их радости и беды; они ли приходили во храм на службу и для свершения треб, или он сам объезжал все селения, исправно собирая ругу, совмещая зачастую это с совершением молебнов и таинств по просьбам прихожан тех селений. В летнее время, особенно во время жары, батюшку приглашали во многие деревни для совершения «напольных» молебнов, частое упоминание о чем можно встретить в сохранившихся письмах Ушаковых за двадцатые годы.

Многие деревеньки прихода, исчезнувшие в советское время, расположенные в живописных местах, были очень большие и красивые. Вот деревня Филатово, через которую в те годы проходила дорога на Лебяжье, стояла на большой возвышенности на берегу речки Кременки; с южной стороны к ней подходил лес, называвшийся Обуховщиной, а с северной – обступали поля. Многие жители имели свое прозвище: Таракан, Козел, Чебак, Молочко и др. А женщины носили прозвища по имени мужа: Филиха, Митиха, Ваниха. По праздникам на сход филатовцы собирались в специально отведенном торок-месте. На угорах располагалась и деревенька Жарково, которую с трех сторон окружали поля, а на противоположном берегу Кременки рос лес. Как и жители многих других деревень, жарковцы занимались крестьянским трудом, разводили пчел, многие зимой уходили на заработки в города. Живописно, на высоком угоре, под которым протекала речка Кременка, также в окружении полей была расположена деревня Борок, состоявшая из одной улочки, получившая свое название из-за того, что на месте ее когда-то шумел бор. Таковы были некоторые красноярские деревеньки, в которых когда-то бывал и наш батюшка, собирая ругу и совершая молебны.

«Ругой» в старину называлось зерно и продукты, которыми народ расплачивался с церковью за пользование арендованной у нее земли. Так было со времен Государя Павла I, который, желая совсем освободить духовенство от тяжелых работ земледелия, решил, чтобы обыкновенная пропорция земли сельского причта (33 десятины) отдана была прихожанам, а причт взамен того получал бы от них хлеб по цене земли; пропорция же, превышающая обыкновенную отдавалась бы причтом внаем. С того времени и повелись ружные сборы. Мера хлеба, получаемая от прихожан, и стала называться словом «руга». С прихожанами заключался акт, касавшийся платежа всей руги; любопытно, что в начале ХIХ столетия в Красноярском приходе такой «приговор» давался всеми прихожанами при приезде каждого нового служителя⁴⁷. Соблюдался ли такой приговор в позднейшее время, неизвестно.

В Красноярском волостном правлении имелся когда-то план на всю церковную землю, на котором был изображен и храм, и кладбище при нем, и церковные постройки⁴⁸. В Советское время план этот исчез, но рассказывают, в 1970-е годы в село приезжали студенты одного Кировского ВУЗа вместе с этим самым «планом», который показывали не мало удивленным местным старожилам, стараясь распознать, где что когда-то находилось, но так и уехали на с чем, а бесценный «план» этот исчез, видимо, навсегда…⁴⁹

Церковный документ за 1899 год сообщал о церковной землице следующие факты: «земли при сей церкви: а) усадебной 1 ½ десятины; б) пахотной и сенокосной 33 десятины, нарезано во время генерального межевания, коею пользуются жители с. Красного, за что прихожане платят священноцерковнослужителям хлебную мерную ругу, с каждого венца меру в 1 пуд овса и этой же мерою – ржи, а крестьяне с. Красноярского за то же платят по 1 рублю с каждого венца в год, в силу приговора от 14 июля 1895 года за № 1917. На церковную землю имеются планы, выданные церкви из Вятского губернского правления от 30 ноября 1894 года…

Священноцерковнослужители жалования ниоткуда не получают, а содержатся добровольными пожертвованиями продуктов от прихожан и платою за требоисправления; по билету Вятского отделения Госбанка, хранящегося в церковной ризнице, с капитала сто рублей получают процентов 4 рубля в год. Содержание причта было весьма скудно, а в настоящее время оно еще ухудшилось, вследствие большого неурожая хлеба. Большинство взрослого населения занимается отхожими плотничьими промыслами в Сибирских губерниях и дома бывают незначительное время зимой. Это обстоятельство также влияет на скудость содержания причта»⁵⁰.

По воспоминаниям старожилов, обычно батюшка приезжал в деревню на телеге вместе с церковным старостой (позднее, с сыновьями), а в самой деревне у него находились добровольные помощники из членов церковно-приходского попечительства, которые помогали собирать «ругу». Покуда дюжие мужики несли в телегу мешки с зерном, батюшка разговаривал с местными жителями, а иногда заходил по радушному приглашению хозяев в крестьянские избы, где его уже ожидало угощение.

Конечно, не все крестьяне были довольны выплачиванию руги, особенно в неурожайные годы и до 1917 года скрыто таили в себе недовольство.

Как уже говорилось, усердием предшественников о. Григория в приходе, в нем были предприняты попытки развития народной грамотности, но, несмотря на работу сразу пяти училищ (такого количества не было ьтогда во всех остальных приходах благочиния), грамотность здесь находилась на самом низком уровне. А после отъезда о. Иоанна Падарина в приходе осталось лишь две школы – земская в селе и грамоты в д. Мальковщина. Учителем (не законоучителем!) земской школы с 1 сентября 1891 года стал новый священник и пробыл на этой должности 5 лет, хотя, по некоторым данным, эта школа тоже закрывалась. В 1896 году земская школа с. Красноярского была перестроена (или вновь открыта), стала смешанной (до этого в ней учились только мальчики), была введена штатная учительская вакансия, и за батюшкой Григорием осталось лишь преподавание Закона Божьего^52.

1896 год стал вообще переломным в истории развития местного образования, исключительно благодаря усердию о. Григория. Так было перестроено не только земское училище, но и появились еще две школыв самых отдаленных частях прихода. В феврале месяце открылось в приспособленном здании земское училище в д. Щетинки, недалеко от Боровского починка, в которое преподавать грамоту первое время ездил сам батюшка, а затем также регулярно ездил за 12 верст сюда преподавать Закон Божий, и в дождь, и в снег, и в любую другую погоду⁵³. В том же году, в октябре месяце в селе вновь открылась церковно-приходская школа для девочек, разместившаяся сначала в маленьком каменном домике, стоявшем на углу церковной ограды⁵⁴. После долгого перерыва, это стала первая церковная школа, открывшаяся в Лажском благочинии. Спустя несколько лет откроется вторая по счету ЦПШ в с. Мелянда, а в 1901 году – в. Лебяжье. В открывшейся Красноярской ЦПШ заведующим и законоучителем стал батюшка Григорий.

В открытии женской ЦПШ было большое благо не только для детей, но и для самой церкви – крестьянские девочки, постигая здесь основы грамоты и Слова Божия, обучались также церковному пению и чтению, а наиболее способных приглашали затем петь во храм. Известно, что при школе был хор, которым руководила матушка Ольга, певшая на клиросе церкви; пел тот хор и в храме. ЦПШ давала неплохое образование, хотя по уровню его и оборудованию стояла гораздо ниже земских училищ. В Красноярской ЦПШ в числе других предметов преподавалось даже рукоделие, но как сообщал сторонний наблюдатель в 1898 году, «неизвестно, кто преподавал рукоделие  и когда»⁵⁵.

Так, благодаря усердию батюшки Григория, только за один 1896 год в Красноярском приходе открылось две новые школы и была возобновлена земская. Благодаря сохранившимся сведениям о последнем училище за 1899 год, теперь можно иметь о нем некоторое представление. Так к 1 января 1899 года в трех отделениях Красноярской земской школы состояло 54 ученика – 51 мальчик и 3 девочки, а к 1 декабря того же года по классному журналу состояло 57 учеников – 51 мальчик и 6 девочек, от 7 до 13 лет, из которых в сем году поступило в училище 13 учеников (18 и 5), а окончило курс учения уже 9 мальчиков. Из них обучались на первом отделении 21 мальчик и 5 девочек, во втором – соответственно 19 и 2, и в третьем – 11 и 9. Все дети были крестьянские, из других сословий здесь училась только дочь батюшки Ольга Григорьевна⁵⁶. О грамотности населения в этот период могут говорить следующие факты.

В данном году население села Красноярского составляло 409 человек (193 мужчины и 216 женщин), из них грамотных было… 111 человек, учащихся детей – 84 мальчика и 27 девочек, т.е. абсолютно все взрослое население было неграмотным! Мальчиков 8 – 11 лет в селе насчитывалось 19, девочек 7 – 10 лет – 17 лет, из них посещало училище соответственно 14 и 1, т.е. из 17 поселянских девочек школу посещала только одна; остальные же 43 ученика (37 и 6) происходили из других селений прихода⁵⁷. Вот почему так остро потребовалось возродить церковную школу в селе, и батюшка это прекрасно понимал, - чтобы поднять грамотность не только среди мужской части населения, но и женской, у которой как видим, земское училище не пользовалось популярностью.

Вместе с о. Григорием в земском училище в это время преподавала дочь протоиерея из с. Атары Екатерина Люминарская⁵⁸, в недалек будущем ее заменит здесь одна из дочерей самого батюшки. Любопытно, что в том же 1896 году батюшка Григорий подавал прошение на должность эконома при Нолинском духовном училище, находившегося в то время из-за своего скудного содержания в довольно бедственном положении. Прошение это обсуждалось среди шести других на съезде духовенства Нолинского духовно-училищного округа, происходившего 26 августа 1896 года, но как раз к этому времени в съезд поступило письмо с отказом о. Григория Ушакова⁵⁹. Почему он вдруг решил отказаться от должности эконома, неизвестно; возможно, понимал, что ему хватит пока дел в собственном приходе, в трех только что возникших школах. Кто знает, возглавь он экономическую часть этого училища, как бы пошли его дела, но пройдет десяток лет, и сам о. Григорий станет депутатом этого съезда, а потом и его председателем…

Епархиальное начальство не преминуло оценить рвение молодого священника, а за три года дважды наградило его. В 1895 году епархиальная хроника сообщала: «Его Преосвященством, Преосвященным Сергием, епископом Вятским и Слободским, преподано архипастырское благословение. 13 марта сего года нижеименованным священникам, за отлично-усердную их службу: «Уржумского уезда – с. Красноярского –  Григорию Ушакову»⁶⁰. А 28 марта 1897 года тем же Вятским владыкой красноярский батюшка был торжественно награжден скуфией⁶¹. Это произошло незадолго до другого крупного события в его жизни – всеобщей переписи населения, в которой он принял самое активное участие⁶², и тоже был поощрен наградой.

 

 

 

 

                                3. Лебяжские пастыри

Вчера нас старый год покинул;

Сегодня новый год настал.

Дай Бог, чтоб он вперед нас двинул

И нашу спячку разогнал!

Дай Бог, чтобы он в нас все живое

Навеки прочно укрепил,

А все отжившее, все злое

В реку забвенья опустил!..

Поздравительная открытка, из семейного архива Ушаковых

Приехав на служение в Красноярское, в скором времени о. Григорий познакомился со всеми священниками, служившими в соседних приходах – сел Лебяжья, Атар, Окунева и Высокой Мелянды. Особенно крепкая дружба сложилась семьи Ушаковых с Лебяжскими служителями и их семействами; в Николаевской церкви с. Лебяжье в то время служило три священника, один диакон и несколько псаломопевцев – большому приходу требовался и большой церковный причт. Сохранилось даже памятное фото начала 1890-х годов, на котором о. Григорий запечатлелся вместе с матушкой и двумя своими дочерьми в окружении нескольких священников, возможно, лебяжских.

Само селышко Лебяжье, стоявшее в излучине Вятки в центре самого большого в благочинии прихода, отстоявшее от Красноярского в пяти верстах и также привольно раскинувшееся на крутой возвышенности, высоко вздымавшейся над берегом реки, в те годы было гораздо меньше Красноярского. К примеру, в 1899 году в Лебяжье проживало всего 174 человека, в то время как в соседнем селе – 409⁶³. Расцвет Лебяжья, его относительное благоустройство было еще делом будущего, в первых десятилетиях грядущего столетия. А тогда в последней четверти XIX столетия это было довольно грязное маленькое сельцо (по словам старожилов, в непогодицу лошади буквально тонули в уличной грязи); единственным украшением которой являлись великолепная двухэтажная белокаменная церковь и такое же двухэтажное каменное здание волостной управы, в которой находились кабинеты земского начальника, пристава и волостного судьи; здесь находился и центр Рождественской волости, в которую входили села Красноярское и Атары. В тени громадного здания «управы», возвышавшегося над этим маленьким крестьянским миром – воплотившегося в камне олицетворения царской и земской власти, пряталась небольшая сельская школа, которая была выстроена за год до Красноярской, одной из первых в округе. Еще не было здесь ни пристани (пароходы приставали к мостку), ни почтового отделения, ни больницы – только в значительном удалении от села, за полем находился домик фельдшерского пункта, ни церковной школы. Все это появится здесь в ХХ столетии, а пока в осенние вечера и ночи маленькое село тонуло во мраке и грязи.

Но Лебяжье строилось и росло. Несмотря на свои маленькие размеры, благодаря тому, что село лежало на большой речной дороге, оно привлекало к себе внимание торговцев и предприимчивых крестьян, которым было по душе и его удобное расположение, и красота, и богатство окружающей природы. Так, с конца XIX столетия в Лебяжье началось возведение добротных каменных и деревянных особняков по Уржумской моде, торговых лавок и «казенок», по началу «пивнушек» в Лебяжье было больше, чем лавок – торговцы, большей частью из разбогатевших крестьян, видели в продаже пива и кумышки, изготовление которых не требовало больших затрат, прекрасную выгоду и, действительно, имели с этого неплохой барыш⁶⁴. Так с тех далеких лет началось спаивание местного населения, добавившегося к общей неблагоустроенности, печальные плоды чего мы пожинаем и по сей день.

Первых земских начальников, управлявших вместе с Лебяжской, еще двумя волостями на всем правобережье Вятки, от Атар до Петровского, больше заботило собственное жалование, чем благоустройство села. По-видимому, эти уездные дворянчики считали, что отбывали здесь нечто вроде ссылки, и Лебяжье прозябало на заре нового столетия, в котором ему предстояло пережить подлинный расцвет, в грязи и бескультурье. К счастью, нельзя было сказать, - что и в неграмотности. Как уже говорилось, здесь было много грамотных не только мужиков-крестьян, но и женщин.

Таким предстало Лебяжье глазам красноярского священника, когда тот впервые приехал в это село; красноярцы частенько наведывались в соседнее Лебяжье по самым разным причинам – на ярмарку, в «управу», на Православные торжества, на приход в село крестных ходов со святыми иконами. В 1890-е годы здесь служили замечательные пастыри – о. Николай Дрягин – будущий первй священник нового соседнего прихода в с. Окунево, о. Иоанн Загарский, отец и мать которого покоились здесь же, в ограде церкви, и о. Константин Шишкин – низенький полноватый человек, обладавший огромной жизненной энергией, приехавший на Лебяжскую землю за 5 лет до о. Григория и всей душой полюбивший этот край⁶⁵. Глядя по фотографии на скромную внешность самого выдающегося лебяжского священника, убеждаешься в правильности старой истины – внешность обманчива. У двух этих людей – о. Константина и о. Григория – людей очень замечательных, энергичных и выдающихся, прекрасных семьянинов (к 1910 году у одного было 10 детей, у другого – 8) было много общего, может быть, потому они и были очень дружны между собой, и не только они состояли в большой дружбе, - и их матушки и подрастающие дети.

Как известно, Господь любит троицу. Так было и здесь – в Красноярском и Лебяжье состояло в большой дружбе трое прекрасных пастырей, и дружбу семейств Шишкиных и Ушаковых невозможно было представить без дружбы их с семейством Спасских, глава которой диакон о. Михаил прибыл на служение в Лебяжье в один год вместе с молодым священником Шишкиным и тоже решил остаться здесь навсегда⁶⁶.

Прослужив 10 лет в сане диакона в Николаевской церкви, о. Михаил стал священником, благодаря исключительно большому несчатью, произошедшему на Лебяжской земле – в декабре 1895 года в еще цветущем возрасте, отошел ко Господу о. Иоанн Загарский, оставив вдовой свою матушку с семью детьми на руках. При большом стечении народа и духовенства округа, под колокольный набат, разрывавший душу каждого лебяжанина, под слезы скорбящей семьи, отец Иоанн был схоронен в церковной ограде под сенью тополей и березок. На погребении его в этот ясный морозный день, безусловно, присутствовали и красноярские служители, разделявшие горечь утраты семьи Загарских и всех лебяжан.

После этого события диакон Спасский был произведен в иереи Лебяжской церкви, а в начале 1896 года в Лебяжье из далекого Понино прибыл новый диакон с матушкой и двухлетним сыном. Это был наш старый знакомый… Василий Горский, знавший о. Григория еще в Понино!⁶⁷ Узнав о его приезде в Лебяжье, красноярские служители незамедлительно прикатили на празднование новоселья. Нетрудно представить, как, должно быть, крепко обнялись после долгой разлуки два брата – диакона. Наконец-то они были вместе: один в Красноярском, другой – в Лебяжье.

Кроме знакомств с семьями местных священников, семья вновь прибывшего красноярского батюшки заводила знакомства с представителями власти, учителями и просто крестьянами, и зачастую из этих знакомств даже рождалась крепкая дружба на многие-многие годы. Семьи священников состояли в большой дружбе с семействами местных чиновников – земских начальников, которым было одиноко жить среди простонародного люда, и знакомства их здесь ограничивались семействами служителей церкви, чиновников, учителей и врачей, и потому неслучайным было то, что в священническом доме земский начальник был частый гость. Земские охотно помогали сельским пастырям в их благоустройстве на новом месте  и охотно содействовали в их смелых начинаниях, например, в открытиях церковных школ. Кроме земских начальников и судей, крепко «прикрепленных» к своим участкам, в сельских приходах нередко бывали и «заезжие» дворянчики, о чем упоминалось в прошлой главе, почти сразу наносившие визит вежливости, можно сказать, в единственное интеллигентное семейство на селе – в дом священника. И тем и другим было очень приятно пообщаться, узнать, чем и как живут люди в других местах обширной Вятской глубинки и матушки-России.14 апреля 1899 года в Христо-Рождественской церкви состоялось крещение крестьянской первеницы, нареченной во святом таинстве именем Александра. Родителями ее были жители починка Видянур Дмитрий Семенович и Анна Даниловна Сухих. Дмитрий Семенович, очевидно, приходился сыном умному и предприимчивому мужичку д. Ореховщина Семену Нестеровичу Сухих, с которым о. Григорий был очень дружен и частенько бывал у него в гостях⁶⁸. Может быть, ему были по душе истинно крестьянский ум и смекалка этого человека. Пройдет десяток лет, и Семен Нестерович возглавит первое в волости кредитное товарищество, а самый младший его сын  Димитрий, по промыслу Божьему, станет священником. Потому нет ничего удивительного в том, что крестным малышки Александры стал сам о. Григорий, а также крестьянская девица из д. Приверх Ольга Даниловна Перекладова. Знакомство с этой девушкой стало еще одним приятным подарком судьбы для семьи Ушаковых: долгие годы она проработает в их доме, помогая по хозяйству, и станет почти что членом этой семьи, а под конец жизни и сама примет иноческий постриг. Ее родной брат Филипп Данилыч жил своим хозяйством в Приверхе еще в 30-е годы⁶⁹.

Так в гостеприимном доме Ушаковых были нередки такие гости как священники, чиновники, учителя. Да и сами Ушаковы любили, особенно на праздники, на Новый год, ездить в гости. Нетрудно представить, как в просторной горнице дома Ушаковых возле огромного самовара гости встречались, пили чай, услужливо подаваемый Ольгой Даниловной, делились новостями. Батюшки, решали массу вопросов житейского и служебного характера, просили друг у друга что-то необходимое для службы, печатные издания, обсуждали события, происходившие в губернии и империи. Внучка о. Григория, Елена Поликарповна, вспоминает о гостях своего отца, сына батюшки: «Я прочно помню, как папины гости непрерывно разговаривали или внимательно слушали рассказчика». Покуда отцы семейств бурно обсуждали церковные и общественные вопросы, их матушки сидели где-нибудь рядом, неспешно беседую о своем, о своих домочадцах, а их маленькие дети играли где-то рядом, в детской – будущие герои революции 17-го, всемирно известная оперная дива и такой же всемирно известный ученый-ботаник… В те прекрасные времена было принято ездить в гости по различному поводу, а то и без повода, особливо на такие торжества как именины, рождения детей, семейные праздники или заменить по службе во время отсутствия какого-нибудь священника. 29 октября 1899 года, к примеру, Ушаковы могли присутствовать на большом празднике в семье Горских – у о. Александра родился сын Петр. Его восприимцем во святом крещении стал дядя новорожденного Василий Горский, а «исправлял» оное таинство о. Константин Шишкин⁷⁰.

Метрики о рождении детей дают нам прекрасное представление о дружбе служителей церкви в те годы, их взаимоотношениях друг с другом. При рождении каждого ребенка было принято приглашать знакомых священников из соседних приходов, чаще всего в качестве восприимцев во крещении или для почетного «исправления» этого таинства. Подобные приглашения лишний раз укрепляли дружбу между служителями Алтаря.

В семействе самого батюшки Григория в эти годы произошло значительное прибавление – родилось еще двое дочерей и первый сын, на крестины которых конечно же были приглашены священники из соседних приходов. Так 16 апреля 1894 года, когда только-только тронулся лед на Вятке, батюшка радовался рождению своей третьей дочери, получившей спустя 3 дня во святом крещении, совершенным самим отцом, имя Зои. Ее крестными стали священник с. Сезеневского Слободского уезда о. Василий Трапицын, муж одной из сестер счастливого отца, матушка Клавдия Ушакова, жена брата Азария и «дочь родителей девица Зинаида⁷¹». Это было поразительно – в семье Ушаковых родилась третья девочка подряд.

Но батюшка не терял надежды на рождение сына, уповая в этом на Господа, вознося ему ежедневно бескровную жертву в св. Алтаре, и чаяния его наконец сбылись 19 июня 1895 года, когда в семействе Ушаковых на свет появился первый мальчик.

Во святом крещении 23 июня мальчику было дано довольно редкое имя – Герман. Не чтение ли Пушкинской «Пиковой дамы» сподвигло матушку Ольгу дать такое имя своему ребеночку? На большое торжество в тот день в с. Красноярское прибыли лебяжские священники о. Константин Шишкин и о. Иоанн Загарский. Отец Константин и стал крестным новорожденного мальчика, а совершали таинство крещения о. Иоанн Загарский, диакон Александр Горский и псаломопевец Павел Цитронов⁷². Участие о. Иоанна в этом семейном торжестве надолго осталось прекрасным воспоминанием в семье Ушаковых, ведь спустя полгода он оставил эту грешную землю. А ровно в первый день 1897 года в семье Ушаковых родилась еще одна девочка, нареченная во св. крещении Эмилия⁷³.

Три месяца спустя сам батюшка Григорий был приглашен в Лебяжье спешно прискакавшим нарочным, но, увы, на сей раз не на празднование крестин, а на похороны. В том холодном 7897 году Лебяжье косила корь, собирая с села страшную жатву. Жертвами ее стали и несколько священнических детей. 9 марта 1897 года отошла ко Господу маленькая дочь о. Константина Варвара. Горе любящих родителей было безмерным, но как истинно православные они понимали, что господь послал им это испытание, проверяя их на стойкость веры, и крепились, утешая себя тем, что он примет по безмерной любви своей доченьку в обители свои, утешит и обрадует. Похороны ее состоялись 12 марта, на которых присутствовали: о. Константин Шишкин, диакон Василий Горский, псаломщик из Лебяжья Виктор Устюгов, о. Григорий Ушаков и священник из с. Высокой Мелянды Виктор Лучинин. При этом церковная метрика умалчивает о присутствии на похоронах семейств священнослужителей, родственников почившей и простых лебяжан, которые, безусловно, могли быть. Девочка была схоронена в ограде Николаевской церкви, где два года тому назад, в такой же холодный зимний день лебяжские пастыри прощались с безвременнопочившим о. Иоанном, большая семья которого теперь сильно бедствовала, и о. Григорию это было хорошо знакомо по своей собственной жизни.

Ничто не вечно в этом бренном мире. Не успели на следующий день уехать из Лебяжья красноярские и меляндинские священники, как были потрясены еще одним страшным известием – Господь прибрал во Царствие свое сразу двух маленьких детей о. Василия Горского – Аркадия и Алевтину, но при этом болезнь пощадила их брата Петра. Так им пришлось поприсутствовать на еще одних похоронах. В Лебяжской церкви в те мартовские дни можно было видеть много маленьких гробиков, ждущих своего часа – всего корь унесла 18 лебяжских ребятишек⁷⁴. Такую страшную трагедию пережило Лебяжье в те дни; село же Красноярское и семью Ушаковых, к счастью, Господь пас…

Пролетело еще два безмятежных года над Лебяжским краем, и на заре нового ХХ столетия лебяжское духовенство пережило еще две горестные утраты. В 1899 году, в тот год, когда Красноярский приход пережил страшный пожар – 16 мая в починке Щетинки сгорело сразу 5 дворов⁷⁵, стал сильно болеть старенький о. Иоанн Решетников, которому перевалило уже за 65 лет. Все эти годы он жил в семье Ушаковых, нянчась со своими внучками и внуком, которые впоследствии прочно забудут своего дедушку, помогая исправлять службу и требы во храме, и, в погожий день, 8 сентября преставился, успев незадолго до этого исповедоваться и причаститься св. таин из рук о. Константина Шишкина, специально приехавшего для этого случая из Лебяжья.

… Вокруг меня толпа родных,

Слезами жалости покрыты лица…

(романс из дневничка Ольги Азарьевны)

На похороны старого священника в те сентябрьские дни, когда окрестные поля желтели, налитые спелой рожью, в Красноярское съехалось 9 пастырей Христовых: замечательный благочинный из с. Байсы о. Иаков Родников, о. Константин Шишкин, о. Михаил Спасский, о. Николай Дрягин (с. Окунево), о. Григорий Ушаков, братья Горские, псаломопевец Павел Цитронов. Погребение о. Иоанна произошло 11 сентября в ограде Христо-Рождественского храма⁷⁶.

Так случилось, что спустя полмесяца отошел ко Господу благочинный Редников, горячо любимый и уважаемый и простым народом, и духовенством своего округа. 23 сентября он находился в с. Кузнецово на освящении каменного храма, во время которого и отдал Господу душу. И вновь на этих похоронах присутствовали лебяжские и красноярские пастыри, которых он духовно окормлял многие годы⁷⁷.

После кончины о. Иакова Редникова духовенством округа был избран, благочинным лебяжский священник Константин Шишкин⁷⁸. Он пробудет на этой должности шесть лет, последние из которых выпадут на нелегкий период первой русской революции. Занималась заря нового ХХ века.

                                 4. Счастливые 1900-е

Помнишь, были годы…

М. Круг

Ну, вот и на стенных часах пробило 12 ночи, - наступил первый год нового века. Века больших надежд, веры и всеобщей любви, как считали тогда. И первый счастливый год этот прошел в череде семейных и церковных праздников, строгих будних дней, наполненных служения Господу, постов и новых празднеств.

Старшие дети Ушаковы подрастали и учились, рождались новые. 2 апреля 1900 года в семье Ушаковых появился на свет хорошенький ребеночек, мальчик, которого нарекли в тот же день во святом крещении Поликарпом. Его приемниками стали священник с. Новоспасского Нолинского уезда Иоанн Гаврилович Гаркунов – сын красноярского священника, служившего здесь с 1864 года по 1885 год и однокурсник о. Григория по семинарии, и родная сестра новорожденного Ольга Ушакова, а совершали таинство благочинный о. Константин Шишкин с диаконом Александром Горским и псаломопевцем Цитроновым⁷⁹. Батюшка же Григорий исполнял здесь только роль счастливого отца и благодарил Господа за сей подарок, ниспосланный ему свыше.

Он не мог, конечно, знать, что мальчику этому, появившемуся на Божий свет в тот теплый весенний день, Господь готовил самый длинный жизненный путь из всех Ушаковых в грядущем столетии; став свидетелем многих событий этого века – от Столыпинских реформ до времен Перестройки, Поликарп Григориевич покинет сей свет в далеком 1987 году.

Спустя два года, в такой же теплый весенний день 19 марта 1902 года батюшка Григорий и все его домочадцы радовались рождению еще одного хорошенького мальчика, которого матушка Ольга назвала во крещении редким и красивым именем Хрисанф, что значило в переводе с греческого «золотой цветочек». На этот раз восприемцами во крещении стали священник с. Лебяжья Михаил Спасский, приехавшая из далеких Уней священническая дочь Вера Алексеевна Ашихмина и сестра младенца девица Зоя, а таинство свершал тоже батюшка Михаил⁸⁰. Благодаря его единственному сохранившемуся снимку, который он подарил в 1900 году с дарственным подписом о. Григорию, можно сказать, что это был тучный, серьезный человек с большущей бородой и добрыми глазами.

Последней из всех детей Ушаковых родилась на самом исходе 1904 года, числа 28 декабря, девочка, нареченная во святом крещении, совершенном на следующий день, именем Татияны. На этот раз на крестины Ушаковы не приглашали никого, по той причине, что все их друзья в праздничной суете готовились к встрече Нового года, а новый 1905-й год , как мы знаем, встречался в стране совсем не весело из-за сдачи Порт-Артура японцам, и крестными новорожденной стали только брат и сестра, Герман и Ольга, а совершал таинство крещения недавно рукоположенный в сан иерея о. Александр Горский⁸¹. Родившаяся в тот холодный день девочка стала всеобщей любимицей Ушаковых, но, увы, ей не суждено будет изведать даже любви, поскольку она первой покинет из семейства о. Григория, еще в отрочестве, этот свет, в год великой русской смуты.

Хочется представить быт семейства Ушаковых, как и чем жила семья Красноярского священника в те, еще довольно благополучные годы. Ушаковы жили в Красноярском в большом доме под железной крышей с мансардой и летними верандами⁸². Дом, стоявший неподалеку от церкви, летом утопал в зелени сада, по осени – щедро одаривавшего обитателей дома своими плодами. Внутри квартира батюшки, судя по поздним письмам Ушаковых, разделялась на гостиную, зал, кухню, столовую, рабочий кабинет священника и, возможно, еще на спальную и детскую комнаты, возможно, имелась комната и для прислуги, няни.

По тем же письмам можно узнать, какая обстановка была когда-то в этих комнатах: буфет, кресла, венские стулья, комоды, столы с резными ножками и, конечно, везде обязательно образа с лампадками, от которых по всему дому разливался необыкновенный чудесный церковный запах, кроме того, в доме было много книг и на стенах комнат висели большие семейные фотографии. Из хозяйственных построек при доме имелись амбар, хлев, ледник и каретник в одной связи, покрытые тесом⁸³. Кроме того, при доме имелся «выезд» - лошадь, которую использовали и для поездок, и для работы в хозяйстве⁸⁴. В каретнике хранилось все необходимое конское снаряжение и несколько тарантасов и саней.

Как и любая сельская семья, Ушаковы имели свой участок земли, огород и большое хозяйство. Еще в двадцатые годы Ушаковы упоминали в своих письмах, что держали свиней, овец, телку и корову, а, возможно, еще и птицу. Это позволяло ей жить без хлопот со своим мясом, молоком и яйцами. В одном из писем своих в 1923 году матушка Ушакова писала: «скучно, непрерывычно жить без коровы и молока»; в другом упоминает, что «засолена пара молодых свиней».

Всего в Красноярском к 1910 году стояло три церковных дома: дом Горских, который к двадцатым годам пришел в ветхость, большой дом настоятеля (сгорит к 1915 году) и старый церковный дом, который после отъезда на новую квартиру Ушаковых стоял заброшенным, но находился еще в очень хорошем состоянии⁸⁵. Свои дома имели и другие служитель церкви. В недалеком будущем все они будут отобраны у церкви новой властью, а затем варварски разрушены из-за неумения последней содержать их в хорошем состоянии. С какой болью писала об этом в своем письме в двадцатые годы одна из сестер Ушаковых: «Разве легко, Зоюрка, видеть ежедневно все те же березки, тропочки, кустики, где мы бегали малолетками и с болью сознавать, что это уже не принадлежит нам…»

Из тех же поздних писем можно получить представление о том, чем питалась священническая семья, благо матушка Ольга очень любила перечислять в своих письмах различные меню, поскольку хозяйкой она была отличной. И так, на первое кушали суп (щи), на второе подавали жареное, картофель с солеными огурчиками или капустным рассолом, кашу овсяную, свиные котлеты, тыквенную запеканку «со свекольным подливом», рыбу (ее в любое время года приносили в изобилии к столу Ушаковых местные рыбаки) – соленую, жареную, разварную (стерляды). На десерт к чаю подавались пироги с разнообразной начинкой (мясные, сладкие, свекольные, ягодные), зразы, рожки, розонцы, печенье, бисквиты, вафли. Чай пили вместе с сахаром, вареньем и медом, по праздникам на столе появлялось хорошее вино и домашнее пиво, на худой конец их могли заменить свекольная бражка и кумышка – род самогонки, которую варили крестьяне из муки или картофеля. Кроме того, на столе всегда в изобилии были продукты из своего хозяйства, сада и леса – в письмах можно встречать упоминания о малосольных огурцах, соленой свинине, грибах. Конечно, это далеко не полное перечисление того, что когда-то употреблялось в пищу в семье Ушаковых, а, повторю, то, что упоминается в их письмах тех далеких лет.

В свободное от духовных служб и хозяйственных дел время, летом любили Ушаковы ходить по грибы, по ягоды. Батюшка очень любил охоту, о чем свидетельствует то, что он имел полный охотничий набор, и к обеденному столу часто прибавлялась еще и дичь. Все это прекрасно говорит о том, что вопреки распространенному в советское время мнению, сельский священник не зависел от крестьянских подаяний, а, подобно своим прихожанам, кормился трудом рук своих. Руки эти держали одинаково кадило, и ручку сохи…

Матушка Ольга занималась долгими зимними вечерами вязанием. Находилось свободное время, особенно летом, и Ушаковы всей семьей отправлялись в дальние поездки – в гости к родственникам или на богомолье в монастыри, по «святым местам». Любили и сами Ушаковы принимать гостей. В 1923 году в одном из своих писем матушка Ольга с грустью вспоминала: «…Как ты представляешь нашу рождественскую ночь, таково, как было. Былое: сани скрипят, колокольчик звенит, и гости едут. Кто? С какой стороны? Из Вятки, с Уржума или Нолинска. Вот все собрались, радостно, батюшка спешит старичку елку заказать. В детской у печки с няней Аней беседа идет. Хорошо было!»

Сохранились бесценные строчки из дневника Зиночки Ушаковой, относящиеся к концу 1903 года, благодаря которым можно иметь прекрасное представление о том, как отмечались праздники в семействе Ушаковых:

«25 декабря. Рождество Христово – наш сельский храмовой праздник. Заутреню и обедню пел в церкви хор девочек из церковно-приходской школы под руководством моей мамы. Я и две мои сестры помогали петь. Пели довольно стройно и согласно. После обедни я с сестрами и братьями славили Христа папе и маме. Остальное время этого дня братья и сестры все копошились у елки; каждый по-своему украшал ее; а вечером мы, кружась, пели Рождественские песни, а папа аккомпанировал на фисгармонии.

31 декабря. Этот последний день 1903 года мы проводили у земского начальника и там встречали Новый год…

пробило 12 часов ночи и радостный крик: «С новым годом, с новым счатьем!» слился с громовым «Ура!»

1 января 1904 года. Этот день проводили дома своим окружением»⁸⁶.

В семье царили добрые отношения, любовь. С благоговением и обожанием дети относились к матери, обращались к ней, называя ее «дорогая мамочка». Также ласково обращались они и друг к другу: «Полик», «Леля», «Миля», «Шура», «Зинура». Внучка Елена Поликарповна писала мне о своей бабушке – матушке Ольге: «Кроме того, что она была всегда в делах, ласкала детей, давала гостинцы, приезжала за ними – забирать из училищ».

За маленькими Ушаковыми, как уже упоминалось, следила няня, какая-нибудь крестьянская девушка, и, наверное, в доме Ушаковых когда-то звучали колыбельные, которые сохранились в памяти красноярцев и по сей день. Можно представить, как няня Аня, покачивая зыбку ногой, напевала маленькому «Полику» такую колыбельную потешку:

Жена-молодица,

Где солоница?

- В клети на полице.

Клеть-то где?

- Водой снесло.

Вода-то где?

- Быки выпили.

Быки-то где?

- Они в гору ушли.

Гора-то где?

- Черви выточили.

А черви-то где?

- Гуси выклевали.

А гуси-то где?

- В малинник ушли.

Малинник-то где?

- Девки вырезали.

Девки-то где?

- Они в Казань ушли.

Казань-то где?

- Казань выгорела.⁸⁷

Сохранилось несколько прекрасных семейных снимков, сделанных в первый год нового века. Вот на одном из них собралось в прекрасный летний день в тенистом саду все семейство Ушаковых – батюшка, матушка и шестеро детей; на свет еще не появились их последние и самые любимые чада Хрисанф и Татияна. Вот наш батюшка, чей лик украсился строгими стеклами очков, серьезен и сосредоточен сидит в подряснике на венском стуле, сидение которого услужливо накрыто ковриком. Нарядная матушка Ольга, еще не утратившая своей красоты женщина, присевшая рядом, во время съемки, видимо что-то говорила фотографу, да так и запечатлелась на веки с приоткрытыми устами. У своей любимой мамочке прижались маленькие, насупившиеся Зоя и Герман, которые еще не совсем понимают значения съемки, а к «папе» - батюшке Григорию – Ольга и Эмилия, сживающие в руках нарядных матерчатых кукол, да и сами по-праздничному приодетые заботливой матерью; на ногах одной девочки замечены маленькие красивые сапожки.

Позади всех смотрит с любопытством на этот мир на руках няни в платочке младенчик Поликарп, тоже принаряженный, в кружевной рубашке и чепчике, завернутый в пестрое одеяльце. И на лице старшей дочери Зинаиды, сидящей рядом с матерью на витом венском стульчике, одетой в красивое платье, с узорчатым ридикюлем в руках, замечена недетская серьезность. Если вчитаться в строчки ее дневника, можно убедиться на сколько это была умная и серьезная девушка, избравшая после скончания женского епархиального училища для себя профессию учительницы, но Богом для нее был предназначен иной путь – жены сельского священника. Позади ее запечатлелась полнолицая крестьянская девушка – прислужница в платочке и с лейкой в руках. Осмелюсь предположить, это и есть та самая Ольга Перекладова, жизненный путь которой так тесно оказался переплетенным с судьбою семьи Ушаковых.

А на другой фотографии того же года запечатлелась свадьба – согласно подписи на ней, родственников Ушаковых по линии матушки Ольги, кто знает, может Васнецовых? Все родственники, в том числе и Ушаковы, запечатлелись в летний день, собравшись вместе, на фоне забора, за которым в тени березок притаилось, очевидно, приземистое здание сельской школы. Счастливые новобрачные с веточками сирени сидят в центре, а вокруг собралась разномастная публика, среди которой можно заметить и священнослужителей, и учителей, и каких-то молодых людей, наверное, студентов, а у ног взрослых на траве расположилось 13 ребятишек – девочки в нарядных платьицах и более строже одетые мальчики. Только некоторые из почетных гостей сидят, в том числе нарядная и серьезная матушка Ольга, рядом с которой запечатлелась такая же серьезная дочь – девица Зинаида. К сожалению, что это была за свадьба и где она происходила, остается неизвестным, и, наверное, мы этого уже никогда не узнаем.

И никому, никому в том счастливом 1900 году не суждено было знать свою грядущую судьбу. Как говорил Господь: «Зачем вам знать времена и сроки?»

Ах, если бы могли любящие родители тогда знать, что один из их сыновей будет расстрелян спустя 38 лет, что одна дочь закончит свой жизненный путь в эмиграции, в далеком Париже, другая примет монашеский постриг, и никто из сыновей так и не станет священником, как мечталось о том «папочке» и «мамочке»…

                    5. Красноярские семинаристы

С Новым годом, друзья, с новым счастьем!

Вперед!

Под хоругвью святых убеждений,

Выступайте, борцы молодые, в поход

Против лжи современных учений!

Охраняйте во имя заветов отцов,

Нашей церкви святыню преданий,

И царя молодого, и Русь от врагов,

От бессмысленных всех их «мечтаний».

Как под солнцем земля, так и русский народ

Вырос в духе идей Православья

И все крепнет из рода могучего в род

Под знаменами самодержавья!

(Из дневничка Зиночки Ушаковой)

Все дети Ушаковы получили прекрасное начальное образование еще дома. Так было заведено в духовных семействах испокон веков, в во времена о. Григория тех родителей, которые не готовили своих детей до поступления в духовные училища, строго наказывали. Плюс ко всему дети Ушаковы получили еще и навыки прекрасного музыкального образования, поэтому не мудрено, что три сестры поступили в музыкальное училище; все без исключения, дети любили музыку, у них был отличный музыкальный вкус, передавшийся им от отца – как мы помним, с детства музыкально одаренного человека. Прекрасное начальное образование, полученное дома и в сельской школе, помогло детям Ушаковым отлично учиться в дальнейшем в различных высших училищах.

Так, братья Герман и Поликарп один за другим учились сначала в Нолинском духовном училище, а затем в Вятской духовной семинарии. Известно, что в 1905 году Герман Ушаков поступил в 1 класс Нолинского Духовного училища и стал обучаться на содержании отца, а спустя пять лет туда же поступил его младший брат Поликарп⁸⁸. Герман в это время обучался уже во 2 классе Вятской духовной семинарии⁸⁹, в которой когда-то учились его отец, дед, прадед, также на родительском содержании. Родители очень надеялись, что придет день, когда и он станет священником, но дню этому не суждено было наступить…

В 1903 году первой из всех детей батюшки Григория закончила обучение в Вятском епархиальном женском училище старшая дочь Зинаида. Благодаря чудом сохранившемуся ее дневничку со множеством прекрасных стихов и упоминанием множества событий, теперь мы можем иметь некоторое представление, как о ее жизни и учебе в этом училище, так и вообще о когда-то существовавшем на Вятской земле подобном училище. Епархиальные женские училища, находившиеся в ведении Священного Синода и предназначавшиеся, главным образом, для дочерей духовных лиц давали среднее образование. При них существовала педагогическая подготовка и образцовые классы для педагогической практики старших воспитанниц. В училище царил строгий режим. Епархиалки находились под бдительным надзором воспитательниц. Даже в спальни девочек были встроены «слухачи» - особые трубы, идущие на второй этаж, в спальни воспитательниц, благодаря чему те могла прекрасно слышать разговоры своих воспитанниц. НКВД бы позавидовало! По городу гулять разрешалось лишь под присмотром надзирательниц, парами⁹⁰. Регулярно проверялись дневники воспитанниц, и прямо туда же вписывались замечания, прямо под строчками записей – подобное я нашел и в этом дневнике, строчки из которого публикую здесь.

«12 ноября 1903 года. Совсем забыла, что это число замечательно. В этот день 19 человек из нашего класса, в том числе и я, ходили в клуб на концерт в память Петра Ильича Чайковского. Хочу поместить программу концерта…

Я осталась очень довольна концертом и довольна тем, что хоть один раз пришлось побывать в Вятском клубе.

20 ноября. В первый раз епархиальное училище было освещено электричеством.

21 ноября. Введение во храм Пресвятой Богородицы – наш храмовой училищный праздник. В последний раз в этот день для меня было торжественное Богослужение.

26 ноября. Сегодня я с Вершининой и Розановой начала дежурить по кухне. В этот день стряпали лапшу, рыбные котлеты, вареники, а в остальные два дня, т.е. 27 и 28 научились стряпать ушки, зразы, котлеты с подливом, уху из карасей, рулет и пудинг…

5 декабря. В этот день я была дежурной по школе, занималась по славянскому языку во 2-м отделении, по чистописанию в 1-м и по арифметике в 1-м же отделении.

За Маней Филимоновой я недавно заметила крупный недостаток, это ложь, но не невольная, а сознательная и намеренная. Я хочу принять, конечно, сколько сил моих хватит, меры по искоренению лжи.

17 декабря. От 7 декабря до 17-го были репетиции. Нужно было к ним готовиться, а дневник пока отложен в сторонку. Вот наконец и кончились репетиции. Сегодня был вечер, устроенный третьеклассницами. Этот вечер мне понравился больше, чем вечер четвероклассниц. Песни были простые русские. Завтра отпуск! Страшно хочется домой!

18 декабря. Сегодня отпуск. Все суетятся, складываются, а некоторые воспитанницы уже уехали. За мной еще не пришли и я, пользуясь свободным временем, помещу несколько стихотворений…

9 января 1904 года. Вот и опять в корпус, опять начнутся уроки!

Сегодня ходили  на вынос тела Преосвященного Варсонофия. Его неожиданная смерть поразила. В последний раз я его видела 21-го ноября такого бодрого и веселого, а теперь уже он перед нами без дыхания.

5 февраля. Сегодня ходили к Преосвященному Никону на блины. Его Преосвященство радушно нас угощал и многое сообщил нам о действиях нашего флота и оружия на Дальнем Востоке».

В одном месте дневника между строчек можно найти запись, видимо, сделанную рукой воспитательницы: «Дневник содержательный, читается с интересом. Желательно встречать сообщения и о практических уроках». Следует заметить, что строчки этого дневника были написаны уже после окончания Зинаидой Ушаковой основного курса, во время учения ее на курсе учительниц. Еще 11 октября, в день своих именин, наша епархиалка размышляла, записывая на страницах дневничка следующие мысли: «… Я не хочу ограничиться только VII классом, а хочу учиться дальше на курсы или на медицинские, или на естественно-научные. Как готовиться и сколько нужно для этого денег? Хочется мне изучать французский язык, да только как научиться? Если брать учителя или учительницу – это будет сравнительно дорого, если изучать французский по самоучителю – ничего мне по нему не научиться. Есть у меня сестра – гимназистка, изучает этот язык, но она ни в коем случае не может быть учительницей, потому что она еще плохо усвоила французский язык. Как в этом случае поступить???»

Какое решение все же приняла Зиночка Ушакова, дневник об этом не сообщает, хотя известно, что она выбрала курсы учительниц, а французский язык все же изучила, о чем может свидетельствовать дошедшая до нас открытка, адресованная ей с текстом на этом языке.

2 июня 1903 года ей был торжественно вручен аттестат, в котором говорилось: «Воспитанница Вятского епархиального женского училища девица Ушакова Зинаида, дочь священника села Красноярского Уржумского уезда, обучавшаяся с августа 1897 года по июнь 1903 года, окончила в оном полный курс учения при поведении отличном… После испытаний, бывших в мае и июне месяцах 1903 года, по определению совета училища, утвержденному Его Преосвященством Преосвященнейшим Никоном, епископом Вятским и Слободским, на основании § III г XVI

Высочайше утвержденного устава Епархиальных женских училищ усвоено, ей, Ушаковой, право на звание домашней учительницы тех предметов, в коих она оказала удовлетворителные успехи…» В числе подписей сего аттестата была и подпись ее родственника о. Николая Васнецова⁹¹.

Летом 1904 года, когда вся страна застыла в напряжении от разгоревшейся войны с Японией, после окончания дополнительных курсов, Зинаида Ушакова жила некоторое время в с. Ильинском, собираясь выйти замуж за своего кузена Сергея Ашихмина, которого очень любила, но т.к. этот брак стал бы кровосмесительным, он так и не состоялся, и 18-летняя барышня с разбитым сердцем вернулась в родное Красноярское⁹², где устроилась учительницей в земской школе и проработала в ней многие годы.

Осенью 1904 глда поступает в Вятское епархиальное женское училище младшая сестра Зинаиды Зоя, но вскоре оставляет его и поступает в Казанское музыкальное училище, в котором уже училась ее сестра Ольга, не пожелавшая после окончания Уржумской женской гимназии поступать в Епархиальное училище⁹³.

Чуть позднее в это же престижное по тем временам училище поступит их младшая сестра Эмилия, окончившая Красноярскую церковно-приходскую школу и Вятское епархиальное училище⁹⁴. В Казани в те годы обучалось много уроженцев Вятской губернии, в том числе и из Уржумского уезда, в первую очередь – священнических детей. Вспомним, в те же годы здесь учился тогда еще никому не известный Сережа Костриков (Киров), уроженец г. Уржума.

С другой стороны, множество уроженцев Казанской епархии, выпускников инородческих курсов, несло духовное служение в приходах Уржумского уезда. Думается, батюшка Григорий не возражал такому выбору – ведь у них на музыкальной стезе открывались те возможности, которых он сам был лишен в свое время.

В Казани, в этом большом университетском городе, все три сестры Ушаковых будут жить до рокового 1918 года, когда им суждено будет пережить здесь ужасные события.

                                  6. В бурные времена

Плачет, плачет мать родная,

Плачет молодая жена…

Мертвые сопят…

Вальс «На сопках Манчжурии»

Настоятель Ушаков по прежнему служил во храме Рождества Христова, исправлял требы и ездил по деревням прихода, собирая ругу. К 1914 году в селе Красноярском имелось 54 двора (в то время как в соседнем Лебяжье было 52 двора), в которых к началу Великой войны проживало 228 человек⁹⁵. Это было большое и шумное село с двумя школами, духовным центром которого являлась церковь. В 1906 году церковная школа переехала в квартиру настоятеля церкви, заняв одну из комнат его большого дома⁹⁶. В школе преподавала одна учительница, а Закон Божий по-прежнему вел священник Ушаков, но совсем немного девочек посещало школу, к примеру, в 1912 году в ней обучалось всего 18 учениц⁹⁷, и тем не менее, школа просуществовала до самой революции.

С 1904 года Красноярская земская школа стала трехклассной начальной, но по-прежнему всеми учебными средствами и оборудованием снабжалась за счет земства; как и прежде, в ней обучались вместе девочки и мальчики, приходившие зачастую из дальних деревень прихода⁹⁸. По воспоминаниям старожилов, деревянное здание школы стояло на самом конце села, у ключа, на повороте к церкви. Преподавали в ней о. Григорий и его дочь. Батюшка был строгим и справедливым учителем. Уроженка д. Фадеево Н.А. Третьякова вспоминает из рассказов своего отца о том далеком времени такой интересный эпизод:

«Отец мой учился вместе с Крысаном (Хрисанфом – Д.К.). Они, наверное, ровесниками были. А отец Крысана учил моего отца. Отец мой рассказывал, задали нам, кто больше всех придумает слово. Крысан соскочил:

-Бледун!

А тот взял линейку и – по голове своему сыну».

Учительницей Боровковского земского училища по-прежнему работала Надежда Дмитриевна Логинова; имя ее часто встречается в записях метрических книг начала ХХ века – из огромного уважения к народной учительнице крестьяне часто приглашали ее на крестины своих детей в качестве крестной матери⁹⁹.

С ноября 1900 года в Красноярском приходе открылась еще одна школа в таком глухом лесном углу, но с большим числом населения, как д. Елькино. Первым законоучителем этого училища стал тоже батюшка Григорий, заветно мечтавший об открытии здесь и церкви, но 5 сентября 1903 года он оставляет эту должность¹⁰⁰. Причина этого не известна, но скорее всего, она крылась в дальности расстояния Елькина от Красноярского, затерянного в глухих лесах, в которых и по сей день водится немало волков и медведей, потому ездить сюда было небезопасно; к тому же в попечении батюшки находилось еще три училища. В том же году, числа 6 мая, батюшка был удостоен высшей церковной награды, из всех существовавших для приходских священников – камилавки¹⁰¹.

В 1900 годах было меньше неурожайных и голодных лет, и число населения в приходе неуклонно увеличивалось, рождаемость по-прежнему превышала смертность. Цифры были таковы:

Родилось                                                        Умерло

1900 г.            154                                                                 121

1902 г.           196                                                                  138

1904 г.           179                                                                  160¹⁰²

В 1902 году в приходе было заключено 37 супружеских пар, а своей смертностью от старости, по-прежнему умирало очень мало людей¹⁰³. К примеру, в 1904 году из 160 человек «натурально» скончалось только 29. Причины смертности были следующие: родимец, слаборождение, коклюш, корь, скарлатина, воспаление легких, чахотка, водянка, понос, горячка, кашель, молочница, рвота, роды, гнойное повреждение, креп, паралич, причиненные повреждения, грыжа, излишнее употребление вина, костоеда, золотуха¹⁰⁴.

Всего в приходе, в 29 деревнях, к началу Германской войны жило 3536 человек – 1553 мужчин и 1983 женщин¹⁰⁵. Со второй половины 1900-х годов в Красноярское стал ежегодно заходить монастырский Понизовый крестный ход. Если в прежние годы он шествовал из села Мокино на Окунево, то теперь стал заходить в Красноярское, в котором менял лошадей и затем шел на Лебяжье, где совершалось торжественное богослужение; в обоих селах сопровождался крестный ход колокольным звоном. В 1909 году он прибыл в Красноярское из Мокина 3 октября, переменил лошадей и в тот же день ушел на Лебяжье. на следующий год крестный ход пришел в Красноярское в те же числа¹⁰⁶.

Россия вступала в один из сложных, переломных периодов в своей истории – бурную середину 1900-х годов с ее крестьянскими мятежами, эсеровским террором, Русско-Японской войной, первой русской революцией; и среди этой всеобщей неразберихи было всего лишь несколько светлых событий общенародного значения – например, открытие мощей преподобного Серафима Саровского в 1903 году. С 1902 года началось масштабное крестьянское движение. Во многих губерниях крестьяне бунтовали, требуя земли. В Харькове губернатор князь Оболенский произвел всем бунтовавшим крестьянам усиленную порку, причем лично ездил по деревням и «драл» крестьян в своем присутствии. Вслед за крестьянами волнения и беспорядки начались в среде рабочих и студентов. Общество на подобные правительственные «меры» отвечало эсеровскими бомбами и пулями. Огромная страна неуклонно приближалась к революции.

И тут развязалась, по словам С.Ю. Витте, эта «несчастная и постыдная» для России война с Японией, «которая ослабила и умалила наш престиж», да к тому же еще ввергла страну в хаос первой Русской революции. В провинциальной глубинке весть о начале войны с Японией была воспринята со всем патриотизмом во всех слоях тогдашнего общества. К примеру, в упоминавшемся дневничке Зиночки Ушаковой за 30 января 1904 года я нашел такую запись: «Сегодня после второго класса был молебен о даровании победы нашему оружию над японцами на Дальнем Востоке. После молебна все собрались в зале и Аркадий Николаевич прочел воззвание и все пропели гимн «Боже царя храни»¹⁰⁷.

После этого события воодушевленная всеобщим патриотизмом епархиалка поместила в своем дневничке текст марша на открытие военных действий с Японией. Хочется привести здесь примечательный отрывочек из этого прекрасного и, увы, забытого марша:

Наш император миролюбивый

Долго терпел

И долго сносил

Но истощилось

Царское терпенье

Врагом оскорбленный

Войну возвестил.

Вспрянь, вспрянь, вспрянь!

Край наш родной!

За царя и за Русь

Постоим головой!..

Посильный вклад в дело победы над врагом попыталось внести и духовенство. Помощь его была как духовной, так и материальной. Первая заключалась в проведении общих молебнов о победе и поминовений за каждым богослужением всех воинов из прихода. Материальная помощь заключалась, в первую очередь, в сборе добровольных пожертвований на нужды армии и раненых солдат, а также для особо нуждающихся прихожан, кормильцы которых сложили свои головы на поле брани. Священники, как лица наиболее осведомленные о нуждах, имущественном и семейном положении семейств запасных воинов, были посредниками и ходатаями при выдаче нуждающимся земской и общественной помощи. Само собой, разумеется, все религиозные нужды для этих семейств исправлялись бесплатно.

Не являлось исключением на этом фоне и духовенство Лажского благочиния, возглавляемое в те годы о. Константином Шишкиным; благодетельность здесь не являлась чуждой. Так, еще до начала войны в комитет по ремонту и благоустройству Александро-Невского собора г. Вятки от духовенства Лажского благочиния поступили пожертвования в сумме 17 руб.¹⁰⁸, а когда началась та неудачная война, первые пожертвования из этого же благочиния составили 137 руб. (правда, эти сведения за август 1904 года)¹⁰⁹. Примечательно, что в списках жертвователей, сделавших пожертвования в общину Красного Креста к 20 декабря 1904 года, упоминается и причт церкви с. Красноярского, собравший по приходу на нужды действующей армии следующие вещи: 1 полушубок, 4 пары валенок, 5 пар рукавиц, 3 пары чулок, 4 рубашки, одни кальсоны, 2 полотна¹¹⁰.

Не трудно представить, как батюшка Григорий на воскресных проповедях во храме или во время поездок по деревням прихода поднимал в своих прихожанах дух патриотизма, и крестьяне, которые сами жили не богато, готовы были отдать последнее на нужды сражающейся армии и раненых солдат. В последующих списках жертвователей, публикуемых ежемесячно в те грозные дни на страницах «Вятских епархиальных ведомостей», приход с. Красноярского более не упоминался, а упоминался только 2-й благочинный округ Уржумского уезда, общие пожертвования из которого были очень значительными, но, безусловно, немалый вклад в это благое дело вносил и приход с. Красноярского. Однако было бы большой ошибкой считать это исключительно заслугой о. Григория: подобные пожертвования поступали из прихода и во время войны 1914 – 1917 г.г., во время жизни Ушаковых в Слободском.

Всего до 16 января 1905 года, в самый разгар войны в Вятское управление Российского общества Красного Креста поступило пожертвований на сумму 156021 руб. 26 коп. Большинство пожертвований шло на нужды раненых и больных солдат и на усиление военного флота, и совсем небольшая сумма жертвовалась в пользу семейств погибших воинов и на санитарные нужды. Вместе с массой народных пожертвований, поступавших в Российское Общество Красного Креста со всех концов страны, эта частичка пожертвований, ставшая каплей в море, помогла Красному кресту развернуть сеть полевых лазаретов и госпиталей на 35 тысяч коек для приема раненых и больных воинов, а общая сумма расходов по содержанию 240 тысяч последних составила более 50 миллионов рублей¹¹¹.

Очень возможно, что пожертвования могли поступать даже непосредственно из казны Красноярской церкви. Косвенно на это может указывать тат факт, что вскоре после окончания войны, ввиду некой задолженности, она была переведена из церквей первого разряда во второй¹¹², а из всех священников Лажского благочиния заслуженно был награжден только один человек – о. Григорий Ушаков, получивший серебряную медаль «В память участия в деятельности Общества Красного Креста во время Русско-Японской войны 1904 – 1905 г.г.»¹¹³ Подобной награды не был удостоен даже благочинный о. Константин Шишкин, который после окончания войны сложил с себя полномочия благочинного. Вместо него духовенством округа благочинным был избран не менее замечательнейший священник из с.Кичма того же округа о. Николай Селивановский¹¹⁴. В те теплые сентябрьские дни 1905 года, когда в Портсмуте был заключен унизительный для России мир (а в глубинке население было очень расстроено таким концом войны)¹¹⁵, никто не мог знать, что не пройдет и 10 лет, как Россия вновь будет втравлены в новую кровопролитную и безуспешную войну.

Проигрыш России в войне, начавшийся с позорной сдачи Порт-Артура врагу (а то и раньше), усилил в стране эсеровский террор, который к этому времени стал довольно обыденным явлением, даже на Вятке, и подтолкнул ее к первой русской революции, прологом к которой стало убийство В.К. Плеве, того самого, который говорил о том, чтоб удержать революцию, «нам нужна маленькая победоносная война». Беспорядки, доходившие порой до убийств, начались даже в духовных семинариях, в том числе и в Вятской. В последней, как мы помним, имевшей еще народовольческие предпосылки, очень способствовало перенесение на Вятскую землю центра т.н. Семинаристского союза, мутившего воду не в одном духовном заведении, благодаря которому многие горячие и неразумные молодые умы были увлечены идеями революции.

Неизвестно, оказался ли втянутым в это течение семинарист Герман Ушаков, его же земляк – семинарист Миша Спасский, сын Лебяжского священника, успел «отличиться» на этом поприще и за свою активнейшую деятельность угодил на год в застенки Вятской тюрьмы и был автоматически исключен из W класса семинарии¹¹⁶.

И все же события 1905 года, как отмечали современники, мало затронули крестьянскую душу Уржумского уезда. Крестьяне, остро переживавшие военный позор России, тем не менее даже благодарили Государя «за дарованные свободы»¹¹⁷. Косвенным отголоском революции стали здесь лишь усилившееся пьянство, нарушение постов и движение язычества. Религиозно-нравственное состояние народа резко понизилось всего только за один послереволюционный год. 30 октября 1906 года состоялось очередное пастырское собрание II благочинного округа в с. Байсе, на котором духовными отцами было с горечью выяснено следующее состояние их паствы:

«А) Усилилось пьянство в воскресные и праздничные дни (из-за неплатежей подати).

Б) Усилилось нарушение постов (Петрова и Успенского) вследствие недостаточности продуктов питания и соблазна со стороны интеллигенции и войска.

В) Проявляется скрытность паствы ко своему пастырю в обнаружении взглядов на современную жизнь вследствие свободы у пастыря говорить что-либо на политические темы».

На этом же собрании пастыри, в частности, обсуждали следующие вопросы: «… Во время богослужения чтение должно быть ясное и неторопливое, в частности, чтение часов, паремий, кафизм, утреннего Евангелия и канона должно быть посредине; пение литургийных песнопений должно быть общее… В деревнях должны быть совершаемы в воскресные и праздничные дни по вечерам молебны (а после них беседа), по желанию же прихожан накануне воскресных и праздничных дней – и всенощная с литургией и благословением хлебов для развития религиозного чувства… помимо бесед после утрени должно ввести вне Богослужебное собеседование при деятельном участии низших членов причтов в тех деревнях, где будет совершаться молебен или всенощное бдение»¹¹⁷.

Как можно проследить по документам тех лет, сельские священники и диаконы активно принялись за проведение нравоучительных бесед со своими прихожанами. Вел такие беседы, например, о. Константин, что отмечалось в его «послужном списке». Вел их, наверное, и о. Григорий.

Кроме пожертвований, сделанных во время войны, батюшка Григорий делал собственные пожертвования в несколько православных братств, в которых он состоял членом, хотя являлся далеко не самым состоятельным священником в благочинии. Еще с 1893 года он состоял членом Вятского братства Святителя и Чудотворца Николая, боровшегося со старообрядческим расколом¹¹⁸. Его ежегодные взносы в это общество равнялись одному рублю. Также батюшка являлся членом Вятского миссионерского общества, взносы в которое равнялись уже трем рублям¹¹⁹.

Его участие в деятельности этих двух обществ, тогда широко известных в Вятской губернии, может говорить о том, что красноярский священник придавал большое значение, подобно многим пастырям той поры, просвещению старообрядцев и язычников – и тех, и других в Уржумском уезде было более чем достаточно, но после манифеста 17 октября 1905 года, когда язычество, подобно остальным неправославным религиям империи, было легализовано и поставлено в один ряд с Православием, просвещение язычников стало сугубо добровольным делом, но как можно проследить, по сообщениям поздних «Епархиальных ведомостей», духовные отцы не перестали заниматься сим богоугоднейшим делом. На упоминавшемся пастырском собрании 1906 года поднимался, в частности, вопрос о том, что «среди инородцев усилились общественные моления с совершением языческих жертвоприношений»¹²⁰.

В начале 1905 года самим Вятским губернатором священник Ушаков был назначен наблюдателем за Малокировскою библиотекою Рождественской волости. Это стало первым общественным назначением красноярского священника, началом пути его к должности благочинного, до которой оставалось каких-то четыре года.

              7. Родные и близкие: братья и сестры

Как-то слишком загадочна наша земля

Слишком сплочено счастье с бедой –

Здесь пестреют цветы… Зеленеют поля

Там болота с гнилою водой.

Здесь так много богатых и сытых людей

Здесь веселие и праздник мечты,

А немного подаль рыданий детей

И болезнь и позор нищеты…

Стихи из дневничка Ольги Азарьевны Ушаковой

В один из холодных ноябрьских дней 1903 года в дом о. Григория пришло весьма печальное известие: отошел ко господу брат Азарий, служивший в одном из сел Котельнического уезда. Мы расстались с о. Азарием на том периоде его жизни, когда он был перемещен в 1887 году к церкви с. Кизнери Малмыжского уезда со своей матушкой и двумя маленькими детьми. Как же развивалась его жизнь дальше, в последние 16 лет?

В Кизнери о. Азарий прослужил ровно 10 лет, заботясь о престарелых родителях своей жены, а 27 января 1897 года по собственному прошению был перемещен поближе к «любезнейшему братцу» - в с. Лаж одноименного благочиния на ту же диаконскую должность¹²¹. В отличие от последнего из-за 1 класса семинарии он так и оставался диаконом до конца жизни. Конечно, он мог бы поступить в семинарию повторно и доучиться, как поступали в то время некоторые семинаристы, желавшие получить священный сан, но , вероятно, не желал, не хотел этого. Теперь оба брата могли видеться значительно чаще, ездить друг к другу в гости вместе со своими семействами.

Село Лаж по тем временам было довольно крупным селом, стоявшим на Яранском тракте, населенное множеством торговцев с красивейшей трехпрестольной церковью в центре, построенной  в византийском стиле. Только училищ в огромном Лажском приходе, насчитывавшем 58 деревень, было около десятка, в самом Лажу две – земская и церковно-приходская. Здесь же имелись хорошая больница и хлопчато-бумажная фабрика. В обоих лажских училищах преподавал о. Азарий, в свободное от служб время: в церковно-приходской он был учителем и помощником законоучителя, в земской – учителем пения. Любопытно, что в один год с о. Азарием в Лаж приехал учитель Александр Михайлович Васнецов, родной брат художников Виктора и Аркадия Васнецовых, который неоднократно назывался в числе лучших учителей уезда «за усерднейшую деятельность». Был ли приезд этих двух людей в Лаж простой случайностью, ведь Ушаковы и Васнецовы состояли в родстве?

Интересно и то, что о. Азарий и Александр Михайлович покинули Лаж в один и тот же 1900 год: первый был перемещен по прошению к церкви с. Торьял Котельнического уезда¹²², второй уехал на жительство в г. Вятку. 8 марта 1902 года Азарий Ушаков был перемещен к церкви с. Верхне-Вондонского того же уезда, которая и стала последним местом его служения. Здесь появилась на свет последняя дочь о. Азария Ольга, которой Господь даровал удивительно долгий жизненный путь – 96 лет. В то время, когда родилась Ольга, ее старшая сестра Татияна, 19-летняя девица, после окончания Малмыжской прогимназии учительствовала в местной церковно-приходской школе, а сын Валериан обучался в Вятском духовном училище на содержании отца¹²³.

Уже незадолго до своей кончины, о. Азарий Ушаков смог реализовать свои до сих пор не востребованные музыкальные способности, не считая пения в церкви и обучения музыке детей, став совладельцем, а, может быть, и владельцем скрипичной мастерской, которая находилась в Котельниче или Вятке. В одной из первых глав упоминалось, что после кончины о. Гавриила остались две скрипки прекрасной заграничной работы, которые, скорее всего, перешли по наследству к старшему сыну Азарию, а по воспоминаниям родственников, сам о. Азарий прекрасно играл на скрипке. Впоследствии любовь к музыке передалась и к детям о. Азария: сын Валериан тоже прекрасно играл на скрипке, а дочь Ольга играла на гитаре и пела романсы¹²⁴.

Несмотря на очевидные неплохие доходы от скрипичной мастерской, Азарий Гаврилович не оставлял духовное служение. В его «послужном списке» за 1902 год сообщалось, что пение он «знает  отлично хорошо», хорошо читает, знает катехизис поведения хорошего, но подвержен «слабости» - винопитию¹²⁵.

По воспоминаниям дочери, он вел довольно разгульный для священного лица образ жизни: по вечерам в доме диакона Ушакова собирались мужчины и играли допоздна в карты. Ужин подавался очень поздно – в 11 часов вечера, а до этого игроки довольствовались закусочным столом и вином¹²⁶. Так винной «слабости» о. Азарий подвергал себя каждый день, а игра в карты по православному учению уже сама по себе греховна.

Такие вот разные и несовместимые вещи сошлись в жизни о. Азария в ее последние годы: музыка и вино, торговля, карты и церковь. И божественная кара не замедлила последовать: 25 ноября 1903 года в возрасте 47 лет он скончался, оставив матушку Клавдию с двумя несовершеннолетними детьми на руках¹²⁷. Возможно в этом было виновато вино, а возможно и другое – разве можно одними и теми же руками прикасаться к Божественному престолу и к греховным картам?!

В 1905 году вдове Ушаковой была назначена пенсия в размере 55 руб. 55 коп. в год¹²⁸. После кончины о. Азария, его семья переехала в с. Уни, где жило две родственные Ушаковым семьи; здесь же матушка Клавдия и оставила эту землю в 1920-х годах, скончавшись от тифа¹²⁹, а ее дети жили здесь еще долгие годы.

Младшая дочь Ольга до 1917 года успела окончить Вятское епархиальное женское училище, и поскольку родная мать редко баловала ее своими визитами, свою любимую племянницу часто навещал батюшка Григорий, особенно после того, как его семья переехала в Слободской, привозил гостинцы, заботливо приготовленные матушкой Ольгой. Впоследствии, вспоминая об этом, Ольга Азарьевна описывала его в одном из своих писем – «высокий и красивый, в лиловой рясе». Саму Ольгу Азарьевну, судя по ее сохранившемуся дневничку, - девицу с богатым внутренним миром, описала в мае 1919 года в коротком стишке некая М:

Она резва как лань степная,

Мила как цвет душистых роз.

Все страстно в ней: и грудь, и стан,

Глаза – два солнца южных втрань¹³⁰.

После кончины матушки Ольги Ушаковой в Мухино, вдовы о. Гавриила, одна из ее дочерей, вдова Александра Мальгинова, переменила место службы акушерки, переехав из с. Роговского в с. Палкино Вятского уезда, где, наверное, и закончила свои земные дни¹³¹. А другая сестра о. Григория – Екатерина Ашихмина рано ушла из жизни, оставив после себя несколько прекрасных детей на попечение любящего мужа о. Алексия, который смог дослужиться до настоятеля церкви с. Уни¹³². При его деятельном участии в этом селе была достроена красивейшая двухэтажная церковь, которая строилась до этого два десятка лет. сохранилось прекрасное и подробное документальное свидетельство того, как происходило освящение этого храма в 1903 году, и здесь я хочу привести его полностью, по той причине, что, очень возможно, на этом торжестве мог присутствовать и шурин настоятеля церкви о. Григорий Ушаков:

«В декабре месяце 1904 года в Глазовском уезде были освящены его Преосвященством, Преосвященнейшим Филаретом, епископом Вятским и Слободским 2 храма – в с. Унях 1 числа и д. Осипинской 3 числа. Время освящения сих храмов совпало с получением в г. Вятке уведомления от Высокопреосвященнейшего митрополита Антония, товарищпя обер-прокурора Святейшего Синода В.К. Саблера и Преосвященнейшего Никона, выбывшего из г. Вятки в Санктъ-Петербург для присяги в Св. Синоде и перемещения в г. Владимир – о назначении Преосвященного Филарета Епископом Глазовским, викарием Вятским, епархиальным архиереем Вятским и Слободским. Таким образом, первые дни управления Вятской епархией, хотя еще не объявлявшегося официально, чрез указание Святейшего Синода, преосвященный Филарет провел в епархии, среди своей паствы, лицом к лицу с духовенством, собравшимся из разных сел на освящение храмов, и с тысячной массой простонародья в молитвенном общении, призывая на своих пасомых всеосвящаемую Благодать Божию и преподание архипастырского наставления в вере и благочестии. Свиту Его Преосвященства составили: член духовной Консистории протоиерей Николай Тихвинский, диакон Успенского монастыря Н. Фокин, диакон кафедрального собора А. Перминов и иподиакон В. Виноградский.

Путешествие владыки было по железной дороге и на лошадях. Приближавшегося к селу Уни архипастыря радостно встречал и приветствовал колокольный звон. Народ толпами шел в село, при проезде Владыки обнажал головы и испрашивал благословение. Громогласным звоном большого колокола, двумя каменными величественными храмами, красивыми строениями, многолюдным населением с. Уни производило впечатление уездного городка.

Въезд Владыки в село был за несколько часов до времени всенощного бдения. В квартире настоятеля церкви, священника Алексия Ашихмина духовенство , во главе с местным благочинным священником Александром Шубиным, Глазовский уездный исправник , Унинский земский начальник, врач больницы, строитель храма, церковный староста и другие представлялись Его Преосвященству, который ласково всех принял, вел оживленный разговор о разных предметах и с интересом слушал историю нового храма, для освящения которого прибыл в с. Уни. Его Преосвященству сообщили, что старый каменный храм по праздникам и воскресным дням не вмещал всех желающих помолиться в нем. Наплыв молящихся был большой. Храм оказался тесен. Прихожане хотели было расширить его и составили даже в 1881 году о том приговор. Но бывший тогда настоятель церкви, священник Алексий Зубарев убедил половину прихода строить новый отдельный каменный храм в молитвенную память по Государе императоре Александре II. Составлен был проект грандиозного двухэтажного храма, с 3 приделами вверху и 2 пределами внизу. Такой проект, для выполнения которого требовались громадные средства, смущал многих прихожан. Не надеясь, при отсутствии необходимых средств, дожить до окончания устройства храма и быть молитвенниками в нем, прихожане неохотно строили новый храм; некоторые из них не только ничего не жертвовали на устройство его, но и не помогали своим личным трудом по доставлению необходимых строительных материалов. Посему храм строился оень долго, почти четверть столетия, 22 года. Проект храма, составленный архитектором В.М. Дружининым, был изменяем архитекторами Савицким и И.А. Чарушиным.

Прихожане единодушно принялись за создание храма, только с избранием усердного и энергичного строителя храма, в звании председателя церковно-приходского попечительства, мещанина г. Нолинска, торговавшего в с. Уни, Ивана Александровича Ложкина. Последний внес с дело устройства храма много своих сил, труда и пожертвований. На устройство храма израсходовано всего до 70 тысяч рублей.

Иконы во всех пределах верхнего этажа написаны петербургским художником М.А. Трониным. Устройство правого придела нижнего этажа принял на себя председатель попечительства И.А. Ложкин. В верхнем этаже иконы написаны Вятским иконописцем Черногоровым.

В 5 ½ часов вечера началось в новом храме всенощное бдение. Совершал его по благословению Владыки, местный о. Благочинный, священник А. Шубин. Преосвященный с сонмом священнослужителей выходил на литию и величание и помазал молящихся освященным елеем.

На другой день в старом храме, по предложению Его Преосвященства была отслужена ранняя литургия. Совершал ее заштатный священник с. рождественского Нолинского уезда Николай Верещагин и священники села Васильевского Нолинского уезда Андрей Двинянинов и с. Усть-Сюмсей Малмыжского уезда Павел Смирнов.

После звонка на соборе, освящение храма и главного придела в нем в честь святого благоверного князя Александра Невского началось в 8 ½ часов утра. В нем участвовали, кроме свиты Его Преосвященства, 13 священников и 4 диакона.

После освящения храма пред литургией Его Преосвященство произнес глубоконазидательное слово о смысле главных священнодействий при освящении престола и о значении храма в духовной жизни христианина.

Как за всенощным бдением, так и за литургией пел местный хор, состоящий из любителей и учащихся в народной школе, под упралением одного из псаломщиков. Пение стройное и приятное. «Херувимская» и «Милость» исполнялись по нотам безукоризненно.

Во время «причастного» произнес слово настоятель церкви о. Алексий Ашихман на текст стихиры на освящение храма «к себе выходи человече, буди нове в место Ветхого и души празднуй обновление, домдеже время жития». После литургии был отслужен молебен св. Благоверному князю Александру Невскому и правденому Фмларету. Праведному Филарету был совершен молебен по случаю тезоименитства в тот день Его Преосвященства, Преосвященного Филарета. Молящихся были весьмя намного не только за литургией, но и за всенощным бдением. Храм едва вмещал их, а он может вместить до 4000 человек. При высоте сводов и купола и при обилии света, однако, чувствовалась духота. Стены и потолки, покрытые масляною краскою, были покрыты сыростью. Капли воды падали на молящихся.

Совершение освящения храма, при торжественном архиерейском богослужении и при большом собрании священнослужителей, Унинский приход светло праздновал. На лицах всех отражалась радость. У всех на душе чувствовалась легко и спокойно. «Слава Богу! Увидели мы и освящение храма, а сколько лет строился?» - говорили многие прихожане. Исполненный радости, народ долго не расходился и не разъезжался из с. Уни.

По окончании литургии Владыка проследовал в квартиру настоятеля церкви. Здесь духовенство и представители уездной гражданской власти приносили Преосвященнейшему Филарету благодарности за освящение храма и вместе с тем поздравление со днем тезоименитства и получением назначения на Вятскую кафедру епархиального архиерея. От духовенства местного благочинного округа о. Благочинный священник А. Шубин поднес Его Преосвященству икону Спасителя сребро-позлащенной ризе, а причт с. Уни поднес ему икону праведного Филарета. В ответ на речи поднесших святые иконы Владыка благодарил, просил молитв, призывая их к единодушному служению на пользу Святой Церкви и на благо пасомых, просил их не чуждаться Его, быть искренними и в сношениях с ним избегать лжи, хитрости, лести. Во время чая Владыка просил всех садиться к нему ближе.

Трапезу предложил в своем доме строитель храма И.А. Ложкин. Здесь его Преосвященству были поданы нарочно прибывшим в с. Уни служителем духовной Консистории приветственные письма от присутствия Консистории, Вятского Духовного училища, епархиального женского училища и благочинного Вятских градских церквей протоирея Петра Порфирьева. Поданы были здесь Его преосвященству и поздравительные от разных лиц г. Вятки телеграммы. На приветствия и поздравления Преосвященный Филарет ответил собственноручными письмами.

Вечером Владыка посетил младших священников с. Уни Иакова Сырнева и Владимира Кувшинского, а на другой день утром 26 декабря, отбыл в д. Осипинскую для освящения единоверческого храма…» Так описывали освящение храма в с. Уни «Вятские епархиальные ведомости» в начале 1905 года.

Все дети Ашихмины получили прекрасное по тем временам образование. Основой жизни здесь считали милосердие, помощь человеку, поддержка слабого и трудолюбие¹³⁴. Сохранилось несколько прекрасных фотографий семейства Ашихминых. На одной из них в хорошо мебелированной комнате запечатлелось все большое семейство – о. Алексий в окружении сыновей, дочерей, невесток, двух духовных лиц в подрясниках, еще довольно молодой женщины, рано покинувшей свою семью.

Рядом с отцом, положив руку на его плечо, запечатлелся молоденький семинарист Сергей Ашихмин, его сын, тот самый, за которого хотела выйти замуж Зинаида Григорьевна. Со всех дошедших до нас его снимков смотрит серьезный молодой человек в очках, в пиджаке и с бабочкой на груди – будущий большой друг семьи о. Григория. В 1900-х годах он поступил в первый класс Вятской духовной семинарии, в которой учился с молодым Владимиром Швецовым, что интересно – будущим красноярским священником, служившим в селе во время отъезда из него о. Григория¹³⁵. И еще интересный факт – Владимир Швецов прекрасно знал и о. Азария, учительствуя с 1903 по 1906 г.г. в с. Вондонском¹³⁶. Сам Сергей Ашихмин, вопреки желанию отца, так и не стал священником, а избрал для себя благородную профессию врача и вернулся в родные Уни, где работал 17 лет¹³⁷. Стали врачами и его братья Александр и Алексей, но судьба их сложилась трагично: первый погиб на Кавказе в Первую Мировую, а второй умер в осажденном Ленинграде в 1943 году . В таком выборе братьев Ашихминых сыграл большую роль друг семьи А.Т. Тепляшин, впоследствии известный врач. Сам о. Алексий отошел ко господу в 1918 году. Памятью об Ашихминых в Унях остался парк, сильно изменившийся к дням сегодняшним¹³⁸.

А в старом добром Мухино по-прежнему служил господу дядя о. Григория Ушакова о. Александр Двинянинов, который в 1915 году справил свой большой юбилей – 70 лет и вышел по возрасту в заштат. Его матушка Мариамна до этой славной даты, к сожалению, не дожила, упокоившись в ограде Благовещенской церкви, у о. Александра, ставшего протоиереем и его племянник Григорий Гаврилович, позади был славный жизненный и духовный путь. Так, в разные годы он избирался депутатом Вятского окружного училищного съезда (1900 г.), депутатом Вятского епархиального съезда (1902 г.), имел такие награды как камилавка, грамоту с благословением Святейшего Синода, золотой наперсный крест, орден св. Анны 3 степени¹³⁹.

Как и всем представителям славного рода Ушаковых, о. Александру была не чужда благодеятельность, хотя в советское время мухинские краеведы обвинили батюшку в обратном – в жадности и обирании крестьян, выдумав целый ряд несуществующих событий, чтобы опорочить его славное имя. Это была чудовищная ложь! Этим горе-историкам не было ведомо, что с 11 апреля по 1 августа 1902 года о. Александр был избран местным крестьянством, горячо любившим своего батюшку, председателем Мухинского сельского общества по бесплатной столовой для голодающих от неурожая¹⁴⁰. В то же время свой собственный дом «жадный поп Двинянинов» безвозмездно отдал под церковно-приходскую школу, сам поселившись в казенном доме¹⁴¹. В 1912 году о. Александр пожертвовал в свой храм массивный сребро-позлащенный ковчег в футляре, стоимостью в 300 рублей. В то же время якобы «обираемые» церковью крестьяне, пожертвовали в нее полное белое парчовое пасхальное облачение для 3 священников и диакона стоимостью в 300 рублей, а также икону Богоматери стоимостью 50 рублей¹⁴². Прискорбно, что в последующее время люди забыли о добрых делах батюшки и оболгали его самым бессоветсным образом…

С 1892 года в Мухино жил еще один родственник семейств Ушаковых и Двиняниновых – пожилой священник о. Николай Верещагин, как мы помним, - муж дочери о. Андрея Ушакова Анны, которой тоже к 1915 году уже не было в живых, но оставившей после себя на этой земле семеро детей, из которых шестеро посвятило себя служению Господа, и лишь один сын, видимо, самый непутевый, служил акцизным надзирателем. Самой старшей дочери о. Николая Анне, бывшей замужем за священником с. Соловецкого Орловского уезда Иоанном Любимовым, в 1915 году шел уже 65 год, а дочь Апполония, жена священника о. Иакова Сырнева, жила в с. Уни¹⁴³.

В теплый весенний день 21 апреля 1915 года вместо вышедшего в заштат о. Александра в Мухино прибыл на служение младший сын о. Николая о. Азарий Верещагин, окончивший курс семинарии и школу для приготовления псаломщиков, но, несмотря на молодость, позади у него был уже достаточно большой и интересный духовный путь, служение в 4 храмах: Мухинская церковь стала пятой в жизни молодого священника. Азарий Николаевич служил псаломщиком в Крестовой церкви Вятского Архиерейского дома, священником церкви с. Колобово Яранского уезда, священником церквей сел Гидаево Слободского уезда и Гостево Котельнического уезда. В последней церкви он был избран настоятелем, но без сожаления покинул ее, когда предоставилась благоприятная возможность переехать на место служения поближе к отцу.

В 1901 году о. Азарий избирался духовенством депутатом на Вятский окружной училищный съезд, состоял членом миссионерского общества и братства Святителя и Чудотворца Николая. В семействе батюшки Азария и матушки Евгении Михайловны было трое сыновей и одна дочь; старший из сыновей в 1914 году поступил в первый класс Вятский духовной семинарии, но, по понятным причинам, закончить ее не смог¹⁴⁴.

И о. Николай, и о. Азарий со своим семейством жили в одном доме вместе с о. Александром Двиняниновым. Возможно, они жили все в одном доме, потому что состояли в родстве друг с другом. Старый же дом Ушаковых, приспособленный под земское училище, простоял в селе до 1960-х годов¹⁴⁵. Он был снесен в те времена, когда уже давным-давно ушли в жизнь вечную его последние обитатели, но дети – Ушаковы, уже сами ставшие взрослыми людьми, никогда не забывали своих мухинских родственников и до конца земных дней своих понимали за упокой мухинских иереев Двинянинова, Верещагина и членов их замечательных семейств.

               8. Благочинный Ушаков (эра Столыпина)

И зажегши свечу, не ставят ее

Под сосудом, но на подсвечнике,

И светит всем в доме

Матфей 5 : 15

Николаевская Россия вступала в новый период своей истории: Русско-Японская война была бесславно проиграна, революция смогла добиться только определенных свобод, но зато число смертных казней при премьерстве С.Ю. Витте было сведено к минимуму. Занималась Столыпинская эра.

Когда после очередного неурожая 1906 года Правительство представило Государственной Думе законопроект, предусматривающий открытие кредита в 500 миллионов рублей для помощи крестьянскому населению, и та сократила его до 15 миллионов и то на один месяц, т.е. фактически отказав, 9 ноября 1907 года был издан исторический указ Столыпина, освободивший крестьян от власти общины. Крестьяне впервые становились гражданами. На крестьянский банк возлагалась обязанность скупки помещичьих имений и продажи земельных участков крестьянам по льготной цене в многолетний кредит. Кроме того, передавались в крестьянский банк большинство удельных земель. В октябре 1907 года был издан указ № 06 отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей». Теперь крестьянам разрешалась получать паспорта свободно, без согласия общины, отменялись и ограничения в приеме их на работу; отныне разрешалось свободное избрание профессии и места жительства. Власть земского начальника была ограничена, отныне он лишался возможности безнаказанно штрафовать и подвергать телесным наказаниям крестьян.

По огромной земледельческой стране словно прошел долгожданный ветер свободы, вторично после 1864 года. Старый крестьянский мир с его уравнительно-патриаршими законами разрушался, рушились и основы помещичьего землевладения, имения разорялись. Земля продавалась тысячами десятин, в том числе закладным на 20 лет; проценты на заем в крестьянский банк были значительно дешевле аренды.

Отныне открывалась широкая дорога к экономической свободе, рынку труда, развитию предпринимательства, и, как вследствие этого, - к знаниям, технике, кредиту. Важнейшими законами Столыпинского правительства стали законы о свободе старообрядчества, ограничении рабочего дня, об улучшении материального положения преподавателей и об общедоступности народного образования. Поэтому вовсе неудивителен тот факт, что уже в 1907 году П.А. Столыпин был признан российским лидером, оттенив тем самым Государя императора, что вызвало у последнего немалое смущение. С другой стороны, в стране увеличилось число казней: казнили даже за грабеж казенной лавки. И это было не случайным, ведь новое законодательство рождалось при непрекращающемся эсеровском терроре; почти ежедневные убийства сановных лиц во многих губерниях стали почти обыденным явлением, в том числе и на Вятке. Здесь самым известным, но, к счастью, неудачным, стало покушение 7 октября 1907 года на губернатора С.Д. Горчакова, когда гимназист Левицкий метнул «адскую машину» под его экипаж. Да и самому Столыпину Богом было предназначено принять смерть от руки террориста.

Пришли веяния Столыпинских реформ и на Лебяжскую землю. С 1908 года, когда вышло издание нормального устава сельскохозяйственной кооперации, в деревнях начали возникать кредитные товарищества, артели. Крестьянам экономически трудно было приобретать необходимые земледельческие орудия даже на одну деревню, не говоря уж о частных лицах, и они отныне получили возможность приобретаться совместно, на несколько деревень (или «обществ», как говорили тогда» - на совместный кооперативный капитал, который давал на прокат нужное оборудование. В селах и деревнях стали открываться лавки и магазины кредитных товариществ, которые приобретали и выдавали крестьянским кооперативам в наем сельскохозяйственные орудия – веялки, молотки, паровики.

Появилось подобное товарищество и в селе Красноярском, объединившее красноярских и боровковских крестьян. В совет товарищества был избран житель д. Ореховщина Семен Несторович Сухих, друг о. Григория. Об этих двух фактах свидетельствует подпись снимка батюшки 1910 года: «На добрую память члену Совета Красноярского кредитного товарищества Семену Несторовичу Сухих. 16 мая 1910 г.» Возможно, и сам батюшка был избран в совет этого товарищества или, по меньшей мере, всячески помогал ему, прекрасно зная нелегкую жизнь своих прихожан. Красноярское кредитное товарищество впоследствии просуществует многие годы, вплоть до создания колхозной кооперации, а Семен Несторович уедет подальше от репрессий в Сибирь¹⁴⁶. На родине останется жить только его сын Димитрий, который тоже будет в большой дружбе с семьей Ушаковых.

Соседнее Лебяжье благоустраивалось. К 1908 году в нем уже существовали пристань, церковно-приходская школа, множество торговых лавок, кабачок и даже библиотека, разместившаяся в одной из лавок; ее первой библиотекаршей стала священническая вдова Загарская. В 1910 году и в с. Лебяжье, и в с. Красноярском возникли почтовые отделения, где можно было, к тому же, взять «на прокат» лошадь для поездки; до этого ближайшее почтовое отделение работало только в с. Петровском. Конечно, это было по-прежнему грязное и неосвещенное сельцо, но теперь его украсило множество двухэтажных деревянных и каменных особняков, построенных понаехавшими в село торговцами. Одним из таковых и первым человеком на селе был Иван Григорьевич Сазанов. Выходец из деревенской бедноты, благодаря военной службе в лейб-гвардии Его Величества, полку, он смог сколотить небольшое состояние, и, вернувшись в Лебяжье, приумножил его с умом, вложив свой капитал в торговлю. Торговля сделала его богатым и известным человеком. Огромные прибыли позволили Сазанову построить на окраине Лебяжья двухэтажный полукаменный дом «городского типа» с надворными постройками и множеством складских помещений, но, подобно множеству торговых людей того времени, это не мешало Ивану Григорьевичу оставаться благочестивым прихожанином и исправно посещать церковь; конечно, как первый человек села, Сазанов, безусловно, состоял в дружбе с местным духовенством. В недалеком будущем он будет искренне возмущен расстрелами духовных лиц, за что сам будет раскулачен и сослан в неизвестность¹⁴⁷.

Произошли небольшие перемены и в составе причта Лебяжской церкви. В ней по-прежнему служили о. Константин Шишкин и о. Михаил Спасский, а вот диакон Василий Горский, рукоположенный в сан священника в 1901 году, покинул Лебяжье в 1905 году. В 1909 году после такого же рукоположения покинул Красноярское со своим большим семейством и его брат Александр¹⁴⁸. Его добротный, но ветшающий дом под железной крышей стоял заброшенным в Красноярском ровно 10 лет. В том 1909 году никто и подумать не мог, что его последним обитателем станет семейство Ушаковых, пережившее все ужасы революции…

Вместо выбывшего о Александра в Красноярское прибыл еще один уроженец Костромской епархии – диакон Павел Казанский, дочь которого была замужем за священником с. Байсы о. Михаилом Редниковым¹⁴⁹. В Байсе, маленьком селе с большой красивой церковью, расположенном в центре Уржумского уезда, красноярский священник был желанным гостем. Как и в Лебяжье здесь служило два иерея – о. Михаил Редников и о. Николай Сырнев. Приезжали в гости в  Красноярское и байсинские батюшки, о чем свидетельствуют строчки из позднейшего письма матушки Ольги Ушаковой. Она спрашивала свою дочь о его безвременной кончине: «… Помнишь, как они гостили в Крас. У о. Павла Казанского; помнишь маленького Авенира, интересного мальчика?» Авенир, первый сын батюшки, появился на божий свет 24 марта 1906 года, а Павел Казанский покинул Красноярское в ом же 1909 году; следовательно, этот приезд в Красноярское мог иметь место между 1906 и 1909 годами. После отъезда о. Павла в диаконы был рукоположен пожилой псаломщик о. Павел Цитронов.

Сам же о. Григорий в течение этих нескольких Столыпинских лет смог пройти путь от члена Нолинского духовного училищного съезда до благочинного. Окружные духовно-училищные съезды выделились из епархиальных училищных советов, назначавших священников наблюдателями за церковными школами, еще в последней четверти XIX столетия, и в их числе – Нолинский училищный округ, в ведении которого находилось все духовенство Нолинского, Уржумского и Малмыжского уездов. В совет этого округа ежегодно избирались депутаты из духовенства по одному от благочинных округов. Ежегодно, обычно в октябре, в стенах Нолинского духовного училища происходило заседание съезда совета училищного округа, на который съезжались избранные священники и благочинные – господа депутаты. Съезд этот заседал на один день и затем протоколы его решений направлялись на резолюцию Вятского Владыки и публиковались в «Вятских епархиальных ведомостях». Однако в начале ХХ столетия все вопросы съезда стали сводиться лишь к нуждам Нолинского духовного училища – единственного учебного духовного заведения в этой части губернии, в котором учились все без исключения отпрыски духовных семейств всех трех уездов: без окончания духовного училища невозможно было поступить в семинарию; в лучшем случае по его окончании можно было стать лишь псаломщиком, а как мы помним, священником не мог стать даже семинарист, если он окончил только 3 – 4 класса семинарии. Любопытно проследить по журналам съезда, что большинство вопросов касалось распределения скудных средств, отпускаемых на духовное училище, поэтому депутатам не оставалось ничего другого как либо упразднять некоторые статьи сметы, либо сокращать расходы на то, что признавалось самым необходимым¹⁵⁰.

Многие депутаты избирались на этом съезде не по одному году, благодаря своему уважению в среде приходского духовенства и ежегодно приезжали в стены училища. Одним из таковых являлся Лебяжский священник о. Константин Шишкин, который, несмотря на обязанности благочинного, избирался на этот съезд с 1902 по 1905 годы, а затем был избран еще и на епархиальный съезд, происходивший в г. Вятке¹⁵¹.

В 1905 году о. Константин приехал на Нолинский съезд не один от своего округа. Вместе с ним прибыл красноярский священник Григорий Ушаков, впервые избранный на этот съезд духовенством округа и затем избиравшийся еще три года подряд. Безусловно, на это почетное избрание повлияли его заслуги в деле народного образования. Интересно проследить, как год от года поднимался вверх по служебной лестнице на этом съезде о. Григорий Ушаков, постепенно завоевывая к себе уважение среди сельского и городского (Уржум, Нолинск, Малмыж) духовенства нескольких уездов. Рождался безусловный лидер…

1905 – 1906 годы – член съезда,

1907 год – член ревизионного комитета,

1908 год – председатель съезда¹⁵².

В 1909 году батюшка Григорий не избирался на Нолинский училищный съезд по той причине, что в его жизни произошло другое знаменательное событие: духовенством округа он был избран благочинным и с присущим для него рвением приступил к новым для себя обязанностям. Как известно, епархиальное начальство назначало на эту должность энергичных священников, с хозяйственной хваткой. Имея собственных лошадей, благочинный ездил по приходам своего округа, посещал все крупные деревни и починки, наносил визиты с ревизией в храмы, а затем отсылал отчеты в епархиальное управление.

Как уже говорилось, Лажское благочиние было самым малым из всех четырех: во времена благочинного Ушакова в нем насчитывалось всего 11 храмов, и из них лишь два были деревянными. Освящение последнего каменного храма произошло два года тому назад в с. Высокой Мелянде с большим торжеством, на которое приезжал даже Вятский Владыка, и присутствовало духовенство почти всех церквей благочиния¹⁵³. Любопытно, что в двух храмах служили сокурсники о. Григория по семинарии: в с. Кузнецово – о. Николай Кошурников, приехавший в это маленькое село на самом краю округа в 1886 году и прослуживший в нем всю жизнь – около 40 лет!¹⁵⁴ В том же году на служение в с. Ветошкино приехал священник о. Василий Москвин, но покинул пределы благочиния еще до 1903 года¹⁵⁵. Уже после отъезда отца Григория из Красноярского на служение в Слободской, сюда в 1910-х годах приедут еще два его сокурсника – о. Василий Домрачев в с. Байсу и о. Алексий Беляев в Ветошкино¹⁵⁶. Старые друзья вновь встретятся в 1919 году.

В том 1909 году стоял очень теплый июнь, а осенью природа одарила Россию урожаем. И, казалось бы, не было никакого террора, у которого Столыпинские реформы выбили по началу почву из под ног. Благодаря целительному воздействию этих реформ, страна выздоравливала. В тот год необычайное оживление царило во всех хозяйственных областях, а вывоз хлеба достиг рекордных цифр. В следующем 1910 году страна жила в невиданном покое при обильном урожае, рациональной внешней политике и активном законодательном обновлении. Во всем этом была исключительная заслуга Столыпинского правительства. Пожалуй, в этот год мало бы кто мог поверить в то, что всего через несколько лет Россию ждала новая кровопролитная война и две революции…

В истории семьи Ушаковых прошел еще один год жизни в Красноярском. 3 января 1910 года отец Григорий мог справить большое семейное торжество – ему исполнилось 50 лет, а вскоре после этого подошел и день его тезоименитства (или день ангела). В тот прекрасный день о. Павел Цитронов преподнес к своему настоятелю свою фотографию с памятным подписом: «В день Вашего Ангела, Отец Благочинный! На добрую память. От нижайшего послушника диакона П.М. Цитронова. 1910 г. Января 10 дня». С дошедшей до нас этой памятной фотографии на нас смотрит благообразный старец в подряснике, облокотившийся на небольшой, покрытый скатертью столик…

Интересно, что в этот же год в крестьянской семье Ватлецовых появился на свет мальчик, нареченный во святом крещении именем Алексея. Совершая это рядовое крещение, батюшка, конечно, не мог знать, что совершал сие таинство над самым последним свидетелем своей земной жизни, над тем, благодаря которому и появилось на свет это жизнеописание; Господь дарует Алексею Андриановичу удивительно долгую земную жизнь – свыше 90 лет. Вдумайтесь: рожденный в 1910 году, этот человек отойдет во Царствие Небесное в 2005 году!..

Как и в прежние годы, батюшка Григорий служил в своем храме, исполнял обязанности благочинного, ездил по приходу, исправляя требы – исповедуя, причащая, соединяя узами брака, встречая приходящих в этот грешный мир и провожая отходящих в мир иной. Дети Ушаковы учились. Старшая Зинаида преподавала в земской школе, проводя бесценные годы своей молодости в горьком одиночестве – ведь подходящих кавалеров, кроме учителей, в здешней глуши не было. Впрочем, в будущем именно с учителем ей было суждено связать свою судьбу.

Со младшим сыном о. Григория Хрисанфом – Шуркой, как звали его дома, - произошло трагическое несчастье, круто изменившее всю его жизнь. Вот как об этом рассказывает народная молва. Как-то в ясный летний день все трое братьев Ушаковых катались на лодке по Вятке. На одном берегу сбегало к реке большое село, над которым высоко вздымались купола «отцовской» церкви, а на другом шумел кронами хвойных деревьев густой лес – зрелище было живописное. Лодка была на середине реки, когда вдруг старшим Поликарпу и Герману вздумалось подшутить над восьмилетним братом. Они схватили его за ноги, за руки и выбросили из лодки в реку. Возможно, таким образом, при чем довольно распространенным, они решили его научить плавать, но мальчик, испугавшись от такой неожиданности, стал тонуть, и, когда его вытащили из реки, он еще долго не мог оправиться от испуга. В тот день Поликарпу и Герману здорово досталось от отца.

Есть еще одна народная версия, согласно которой мальчик до смерти был напуган в одной из деревень, сопровождая отца, зайдя в дом, где их вовсе не ждали. Неизвестно, чем навлек на себя гнев и брань хозяина дома маленький Хрисанф (а может быть собаки), но он вылетел из этого дома с криками «Тятя! Тятя!» Так или иначе, но пережив в детстве сильнейший испуг, Хрисанф Григорьевич на всю жизнь остался неполноценным человеком, в глазах людей он был дурачком, для Бога – юродивым, к глубокой печали родителей и братьев, до конца земных дней своих сознавших свою вину перед младшим братом.

В этом прекрасном году от Лажского благочиния на Нолинский съезд вновь был избран депутатом о. Константин, заменяя на нем благочинного. На этом съезде была, в частности, рассмотрена раскладка процентного сбора с церквей Нолинского духовно-училищного округа на содержание училища на следующий 1911 год. Для второго благочинного округа Уржумского уезда сумма, подлежащая обложению, составила в общей сумме 1999 рублей 66 копеек, а «в размере 24,347 с суммы обложения» - 487 рублей 8 копеек, что следовало взыскать с духовенства округа благочинному¹⁵⁷. В противном случае дети священников, не выплативших свою часть суммы, лишались права обучаться в училище, правда, разрешалась еще отсрочка уплаты на несколько лет. однако, если родители были достаточно состоятельны, чтобы уплатить свою часть суммы, эта отсрочка не разрешалась, ведь на эти деньги в основном и существовало училище.

Во время благочиничества о. Григория Ушакова во многие Православные братства, в которых состояли членами священники Уржумского уезда, да и он сам, шли большие пожертвования – благочинные относился к таким вещам в большой ответственностью. Так, в братство Святителя и Чудотворца Николая от 2 благочинного округа чрез благочинного по подписным листам поступило 6 руб. 30 коп., значительно больше, чем от других округов; взнос же самого благочинного составлял неизменно каждый год 1 рубль¹⁵⁸. В то же время по листам Вятского миссионерного общества поступило в него членских взносов от благочинного Ушакова 3 рубля¹⁵⁹, в Васильевское братство (оно оказывало братскую помощь беднейшим и нуждающимся воспитанницам Вятского епархиального женского училища) тоже по подписным листам – 11 руб. 22 коп.¹⁶⁰ Здесь батюшка, сам переживший сиротство, хорошо понимал, как необходима эта помощь нуждающимся детям.

С 1910 года Григорий Ушаков состоял действительным членом во вновь возникшем еще одном Православным братстве – Вятском церковным певческом обществе, торжественно отметившем в 1912 году свое пятилетие¹⁶¹. Во вступлении в подобное общество о. Григория не было ничего удивительного, ведь как раз такие музыкально развитые люди, как он, составляли славу этого общества. Целью сего общества стояло объединение всех лиц, занимающихся церковно-певческим трудом, оказание материальной поддержки и помощи нуждающимся певчим.

В том же славном году отец благочинный был удостоен серебряной медали в память 25-летия церковной школы. Коме того, такой медалью были награждены многие священные лица Уржумского уезда, которые внесли свой посильный вклад в дело народного образования. Эти и другие заслуженные медали будут бесстыдно отобраны у них спустя 9 лет…

                              9. Отъезд

В 1911 году положение в стране казалось незыблемым и, казалось, мало что могло бы измениться, если бы ушел Столыпин. По прогнозам заграничных комиссий, Россия должна была подняться на невиданную доселе высоту. В тот год Пасха была 11 апреля, и в этот раз в Лажском благочинии она ознаменовалась большим торжеством, на котором, безусловно, присутствовал и его благочинный – в село Байсу прибыл из Казани чудотворный образ Божией матери. Как сообщал один из современников, этот образ был пронесен торжественно не только через все селения Байсинского прихода, но и побывал почти в каждом дворе, а затем возвратился обратно в Казань¹⁶².

А в августе 1911 года духовенством округа о. Григорий Ушаков впервые был избран на Епархиальный съезд, проходивший в г. Вятке. Съезд этот, обсуждавший многие важные вопросы Вятской Православной жизни, заседал не один день. Кроме красноярского священника, на нем присутствовало еще четверо депутатов – иереев из других округов Уржумского уезда, а также двое церковных старост¹⁶³.

Объезжая приходы Лажского благочиния, отец благочинный не забывал и о своем собственном приходе. Наконец-то, пользуясь своим новым положением, о. Григорий смог претворить в жизнь свою давнишнюю мечту – о построении храмов в дальних частях своего прихода: например, в починках Боровково и Елькино. К сентябрю 1911 года в починке Боровковском был учрежден строительный комитет под председательством о. Григория Ушакова, который в самом конце того теплого лета сообщал через прессу:

«… При починке Боровковском 1 сентября 1911 года имеют быть место торги на отдачу сего подряда по постройке деревянной церкви. Желающие взять работу благоволят пожаловать в починок Боровковский дня 1 сентября с аттестатами и денежными залогами»¹⁶⁴.

А в теплые сентябрьские числа того благословенного года в Вятской духовной консистории было заведено дело «Об открытии самостоятельного прихода с построением церкви в деревне Малой Коровке (Елькино)»¹⁶⁵. Кроме того, как хороший благочинный, о. Григорий наверняка мог подумывать о построении новых церквей и в других местах округа. Так, по некоторым данным, планировалось заменить деревянную церковь с. Вотского каменным зданием¹⁶⁶; был построен сарай для хранения церковного кирпича. Такой же сарай с церковным кирпичом имелся и при деревянном храме с. Окунево¹⁶⁷. Кто знает, может быть о. Григорию мечталось и здесь возвести каменный храм…

Но ни при Малой Коровке, ни в Вотском новые церкви так и не появились, а строительство храма в починке Боровковском было отложено на долгих два года. Причиной тому послужил неожиданный для всех отъезд семейства Ушаковых в г. Слободской, куда о. Григорий подал прошение на замещении священнической вакансии при городской Николаевской церкви. Причина этого отъезда не совсем ясна: почему батюшка Григорий решил сняться с обжитого места после двух десятков лет, проведенных в Красноярском, не понятно. По версии внучки о. Григория, он был перемещен в Слободской вроде повышения; как раз в это время в духовном мире произошла «тихая революция» - многие священники, подобно о. Григорию, оставляли свои приходы, в которых прожили многие годы, и переезжали на новые места службы.

Очень может быть, батюшка уехал в Слободской по приглашению. Возможно, у него жило здесь не мало знакомых и друзей, нередко бывавших в Красноярском. К примеру, 23 декабря 1899 года в Христо-Рождественской церкви произошло крещение новорожденной дочери мещанина г. Слободского Николая Алексеевича Лагунова и жены его Марии Петровны; кумами девочки, нареченной Марией, стали мещанка того же города девица Ольга Лагунова и мещанка г. Яранска девица Мария Лебедева. Совершал таинство о. Григорий Ушаков¹⁶⁸. Жаль, мы уже никогда не узнаем, при каких обстоятельствах оказались в Красноярском эти лица…

Мне же думается, что о. Григорий решил покинуть Красноярское, чтобы, наконец, уехать на свою далекую родину, родину своих предков, может быть, надеясь там и закончить свои земные дни, да и быть ближе к своим детям, обучавшимся в Вятке. И в то же время во время жизни в Слободском, Ушаковы никогда не забывали свое маленькое Красноярское, которое любили всей душой, и эта любовь их к этому селу отчетливо прослеживается в их письмах, дошедших до нас.

Ни история, ни память людская не донесли до нас свидетельства о сцене прощания духовенства округа со своим благочинным, и о нем можно лишь догадываться. Известно, что на прощание приезжал даже диакон из далекого с. Лаж Алексей Усольцев, приехавший в благочиние в мае 1908 года, о чем осталась свидетельством подпись на памятной фотографии большого дома, в котором они счастливо жили последние годы, сделанной этим диаконом в момент съезда семейства о. Григория. Безусловно, присутствовали на прощании и священники из соседнего Лебяжья, а приемником о. Григория стал священник Павел Казанский, вновь вернувшийся в Красноярское.

Большой дом Ушаковых, запечатлевшийся на старой фотографии, сгорит спустя 4 года, и в том же 1915 году после тяжелой болезни оставит этот свет о. Константин Шишкин. Из 15 священников, присутствовавших на его погребении, приехавших со всех сторон Лажского благочиния, не было лишь о. Григория Ушакова¹⁶⁹. Он узнает о кончине своего друга лишь из писем и епархиальной хроники.

28 сентября 1911 года, как раз в те дни, когда огромная страна переживала убийство П.А. Столыпина, семья Ушаковых покинула Красноярскую землю, сев с Лебяжской пристани на пароход, идущий до Вятки¹⁷⁰. Покинула, чтобы не вернуться обратно спустя 8 лет, нищими и униженными, но не униженными своим духом. Издав протяженный гудок, выбрасывая в голубое небо клубы дыма, под шлепанье плиц двухпалубный красавец-пароход отвалил от пристани и начал свой стремительный бег, разрезая речные волны, по направлению к Кукарке.

Впереди у Ушаковых стояли семь счастливых лет в Слободском. Последних счастливых лет в истории прекрасной семьи.

пгт Лебяжье 2005 – 2006 г.г.

 

 

Хрисанф и Зинаида.

 Шестидесятые годы ХХ века. Небольшое сельское кладбище. Вековую тишину в этот ясный июльский день нарушает церемония отпевания. Далеко окрест разносятся слова молитвы, произносимые чьим-то высоким чистым голосом. У гроба столпилась кучка скорбных родственников, провожающих в последний путь покойного. Однако, если присмотреться, исполняющий обряд меньше всего походит на священника – высокий плотный мужчина с полным лицом, обрамленным рыжей бородкой и такой же рыжей шевелюрой, одет во дырявый сюртук, через такие же дырявые штаны просвечивают худые ноги, а его грязные валенки просят «каши», да ещё впридачу краснеют голые пятки. На боку у странного человека приторочена котомка, а в руках он сжимает хороший бадог. Словом, оборванец какой-то, бродяга… Однако, обряд он исполняет со знанием дела, потому как, несмотря на свой жалкий вид, он – духовное лицо, последний служитель красноярской церкви.
 Таким остался в памяти людской Ушаков Хрисанф, или по-народному, крысан, кирсанка, шура, пожалуй, одна из самых ярких и известных личностей в селе Красном и во всей его округе в послевоенные годы. Сын красноярского батюшки, он был одновременно и комичной, и трагичной фигурой. В большей степени трагичной. Испуг, перенесённый им в детстве, сделал его неполноценным человеком, и это определило всю его жизнь. Впридачу болезнь головы, выразившаяся в странных наростах – «шишках» на ней, и, опять же в умственной неполноценности, усилившейся с годами. Крысан был очень неглупым человеком, в молодости он пел в церкви и даже избирался секретарем сельсовета, наизусть знал все молитвы и мог вести умные беседы, и все же, как отмечают его современники, было в нем «что-то не то». Может быть то, что он был попросту не такой, как все. А когда человек не такой, как все, его относят к разряду «ненормальных». Намеренно или ненарочно играл Крысан роль «юродивого», этого мы уже никогда не узнаем. Скорее всего, не намеренно.
 Таким было его воспитание. Привыкнув с детства ко всему готовому в доме отца и легкому заработку в церкви, Крысан не смог приспособиться к жизни в трудовой коммуне (или не хотел, хотя исполнял разную работу по найму). Лучшим выходом для него стало, чтобы не умереть с голоду, совершение праздничных и ритуальных обрядов на дому, а также попросту побирательство. Каждый год ходил Крысан по селу и всей округе, славя Рождество, Пасху и другие праздники, совершая отпевания и крещения. Так, в Красном был свой «неофициальный» священник. Но, конечно, чаще жил Крысан за счет добровольных подаяний: ему и так несли жалевшие его старушки, как когда-то его отцу, и сам он ходил по домам, по деревням. Был у Крысана свой огород, но после смерти сестры он его, скорее всего, не возделывал. Конечно, были у Крысана и «голодные дни» - тяжело изо дня в день жить подаяниями. И в обычные дни он был полуголодный.
 Жил Хрисанф с сестрой в отцовском доме, половину которого они добровольно сдали под почту. Скорее всего, даже в жертву себе, - его теплую половину, потому как по воспоминаниям современников, во второй половине дома, несмотря на то, что Крысан старался её отапливать, всегда было холодно. Одевался он очень плохо, но почему-то никогда не болел. В бане, если кто приглашал, мылся редко и свои рыжие волосы никогда не остригал, но при этом педикулезом никогда не страдал. При своем бедственном положении Крысан да и по духу не был и не мог быть «пьянчужкой». Но когда ради шутки парни «подавали» ему , он не отказывался и, охмелев, начинал петь молитвы, путая и нескладно исполняя их под общий смех. 
 Крысан боялся многих вещей – упасть с кровати дома (потому спал на полу или на печи), собак, жары и воды. Понятно, что в последнем сказывался его детский испуг, ужас, который он испытал однажды, когда пошёл ко дну, брошенный на середине реки с лодки своими братьями ради шутки. Поэтому пережив очередную трудную зиму, Крысан до того момента, когда начнет разливаться вода, уходил на несколько месяцев в деревни Кременки, где жил в д. Борок у одинокой старушки Агаши (настоящее имя Феодора).
 После того, как вода уходила, Хрисанф возвращался в родное Красное, в отцовский дом из лиственницы, что стоял возле пустующей полуразрушенной церкви. Здесь, на почте, у него был ещё один большой друг – Куклина Августа Афанасьевна. Крысан частенько заходил на почту и разговаривал с ней, а она старалась хоть чем-то ему помочь.
 В летние месяцы Крысан ходил по всем окрестным деревням – от Лотовщины до Бултышки, частенько наведывался в Фадеево, иногда ходил в Лебяжье. Здесь опять же любопытный факт: по всем окрестным деревням часто ездил раньше его отец, собирал ругу и продукты. Частенько вместе с ним ездил и сын его, Хрисанф. Отца давно уже не было в живых, а люди остались. Многие жалели Крысана и старались ему помочь, хотя колхозные мужики его недолюбливали.
 По данным «клировых ведомостей» Ушаков Хрисанф, сын батюшки Григория, родился 19 марта 1902 года, а скончался, согласно свидетельству о смерти № 24, любезно предоставленному лебяжским ЗАГСом, 15 июля 1971 года в возрасте 69 лет из-за сердечно-сосудистой недостаточности третьей степени, склероза сосудов головного мозга после продолжительной болезни. Хороняли его всем селом как великого человека, вот только отпевать его было некому…
 Не менее грустной была и жизнь сестры Хрисанфа Зинаиды. По данным «клировых ведомостей» она родилась в августе 1883 года и была старшим ребёнком в семье о. Григория, с Крысаном разница у них была на 16 лет, но именно с ним Зина прожила всю жизнь. Окончив Вятское женское епархиальное училище, в 19 лет Зина стала учительницей красноярского земского училища, обычный в то время выбор для дочери приходского священника. Пела в церкви. По воспоминаниям современников, она была до старости очень красивой женщиной, высокой, с пышными черными волосами.
 Живя в маленьком тихом провинциальном селе, под сенью родительского дома, Зина сравнительно поздно вышла замуж – к сорока годам, за лебяжского священника отца Петра, которого полюбила всем сердцем. У них, согласно свидетельствам ЗАГСа, родилось двое детей: Алексей в 1924 году и Валерий в 1926 году. Зина переехала в Лебяжье, к мужу. Но счастье её продолжалось недолго: в условиях лебяжской грязи и в связи с этим постоянных эпидемий дизентерии в августе 1927 года умер вслед за первым их второй сын Валерий. «Она не смогла их уберечь. Женщина была не приспособленная», - говорят очевидцы. Но она никак бы не смогла уберечь детей своих! В условиях постоянной грязи эпидемии кори, тифа и дизентерии собирали в Лебяжье богатую жатву. Детская смертность как раз в те годы была очень высокой. Отец Петр, очень любивший своих детей, по этой причине глубоко обиделся на свою жену и вернул её родителям, а сам попытался сойтись с другой женщиной, работавшей в церкви и как раз ухаживавшей за его детьми. Для Зинаиды, очень любившей своего мужа, это было страшным потрясением: смерть детей и уход мужа, да ещё к другой женщине. Потрясение было настолько сильным, что Зина, говорят в народе, «помешалась умом». Ей пришлось пережить ещё одну смерть – отца Григория в 1931-м году. Ненадолго пережила его и старуха мать. От учительства ей было отказано как «дочери попа». Можно предположить, что выросшая в глубоко религиозной семье, с детства изнеженная, привыкшая к роскоши, Зина была очень нежным, преданным и любящим человеком. Это и отличало её от «стойких», привыкших к жизненным невзгодам крестьянских баб. Поэтому она не смогла пережить удар судьбы и «тронулась рассудком». 
 Мало-помалу она отошла. Снова стала петь в церкви, пока та не закрылась. Пережила смерть матери, арест бросившего её мужа. Чтобы прокормиться после закрытия церкви, стала петь в клубах. Она знала много песен, у отца Григория была «музыкальная семья»: две сестры Зинаиды Ольга и Зоя, выучились в свое время в Казанском музыкальном училище. Не была «бездарной» и Зина. И все же она не смогла до конца прийти в себя – над ней посмеивались, потом стала терять память. К концу тридцатых разлетелись по разным уголкам страны остальные дети о. Григория. Последним ушел на фронт Поликарп, осталась ждать его супруга Антонина Ивановна, работавшая в конторе колхоза. Забрали даже Крысана, но он сбежал… Всю свою любовь обратила теперь Зина на своего оставшегося брата Хрисанфа, ухаживала и заботилась о нем. Ухаживала за небольшим огородом, все, что осталось из неотобранного колхозом. Помогали прокормиться люди. После войны вернулся в родное село Поликарп, но пробыл здесь недолго – уехал со всей семьей в Москву. Больше Зина его уже не увидит. Он снова приедет сюда уже после её смерти.
 А в 1953 году её ожидала ещё одна встреча. Нежданно-негаданно вернулся из амнистии в родные края отец Петр, муж Зины, попытался снова сойтись с ней на старости лет, все простить и забыть старые обиды. Однако, реакция Зинаиды (ей тогда было уже 67 лет) после столь долгой разлуки для всех окружающих была неожиданной – она просто выгнала его вон после очередной ссоры уже на второй день с криком: «Пусть уезжает, я лучше молодого найду!» Отец Пётр уехал ни с чем. 
 В последние годы вдобавок ко всему Зинаида Григорьевна стала резко терять зрение и почти ослепла, а 15 марта 1956 года согласно «свидетельству о смерти №7» её не стало. Ей было ровно 70 лет. Причиной смерти стал миокардиосклеротический склероз – сужение сосудов сердца. Заявителем свидетельства о смерти стал Ушаков Хрисанф. Приезжал ли на похороны матушки Зинаиды отец Петр – неизвестно. Похоронили её со стороны дороги, по правой руке от входа на кладбище, вместе с матерью и отцом. Ровно через 15 лет здесь же предадут земле Хрисанфа.
 Таково вкратце описание жизненного пути этой пары – Зинаиды и Хрисанфа, самых известных детей о. Григория, составленное по воспоминаниям современников, на глазах которых прошла их жизнь. Впрочем, лучше дать слово самим однодеревенцам Хрисанфа и Зинаиды…

 Багаева Вера Николаевна, 1917 года рождения, с. Красное:
 - Это был сын попа. Ходил, собирал, как нищий. Подавали ему. Здоровенный мужик был, толстый, не очень высокий. Говорил божественное.
 Ватлецев Алексей Адрианович, 1909 года рождения:
 - После отца Григория секретарем Крысана поставили, но он тоже недолго был. Был он грамотный, но потом малоумный стал. Бросили его в воду, испугали ещё в детстве братья свои. Поехали они на лодке и думали выкупать его, а он плавать не умел и испугался, так-то и стало у него не хватать. Помогал он отцу по службе, читал немного. Только как пароход идет мимо окна по реке, бросает всю службу и бежит к окну на пароход глядеть. Брали Крысана на войну. Только он убежал домой из Боровкова. Как довезли их до первого населенного пункта, он бежал. Так и не ходил. А потом уж он все на кладбище собирал или придет к кому, надают ему еды.
 Всю жизнь он прожил в отцовском доме и умер где-то в начале восьмидесятых годов. Здоровенный был детина. …Зина, сестра Крысана, тоже жила вместе с родителями, помогала им в церкви. Красивая была женщина: высокая, черненькая и капризная – все не так. Любила петь арии. Пацаны все надсмехались над ней. Был такой Максим. Они строили снежную крепость, и он сказал ей: «Выходи, пой сцену». Она выходила, пела, а они в неё кидали комками снега. Так тоже потом помешалась. 
 Она вышла замуж за священника Петра Ивановича Марамзина. Он служил здесь, но недолго. Тогда все прикрывали уже. Сослали его в Нолинском районе он дослуживал, там и умер. После тюрьмы приехал он к Зине, ночевал здесь две ночи. Встретились они, но не стал он с ней жить, понял, что она ненормальная. Рассорились они, Зина сказала: «Пусть уезжает, я лучше молодого найду!». 
 Уехал он в Нолинск (все об этом знали) и больше сюда не вернулся. Говорили, у них родился парнишечка, но я ничего не знаю.
 Зина жила в одном доме с братом, в отцовском, возле церкви. У них был огород. После закрытия церкви она была учительницей, ходила в Лебяжский клуб арии петь. Парни все над ней насмехались.

 Ведерникова Фаина Васильевна, п. Лебяжье:
 - Еще в детстве, при отце, Крысана напугали. Вышвырнули откуда-то, тогда как раз все это напротив церкви началось, он закричал: «Тятя, тятя!». Это был высокий старик, ходил с котомкой. Был он как бы неполноценный, испуганный. Ходил по деревням, по домам, собирал. Его не обижали. В Фадеево ходил. Как Пасха, приходил к моей свекрови и спрашивал: «Вам не надо Пасху спеть?» Он пел, старухи крестились, и все ему в котомку накладывали. Жалели они его. А вот свекор и мужики его не особенно приважали. 
 В любой день зайдет – в Рождество, в Мясоед, в Масленку. Когда блины пекли, шел он с котомкой. Валенки грязные, пальто черное, долгое. Такой уж он был неполноценный. Придет, в дверях остановится, ему говорят:
 - Давай, проходи, проходи!
 Молитвы просили его написать – он напечатает, писал он печатными буквами. Все молитвы он знал. Не стало его где-то в 1971 году. Умер он не старый ещё.

 Ворошилова Ольга Александровна, с. Красное:
 - Я была у Крысана дома. Бардака у него не было, так как мебели почти не было. Только скамейка, стол. Спал он на полу – боялся с кровати упасть, или на печи. Жил он в одной половине дома. Икон и книг я не помню. Зоя Набоких что-то рассказывала о книгах с золотым переплетом, но это, наверное, неправда. Дрова он где-то брал, топился, но дома у него было холодно, он спал, не раздеваясь. Огород у него маленький был, немного. Малина потом уже выросла. Старухи ему помогали. 
 Ходил Рождество славил, молитвы пел. Каждый год по селу славил. Зайдет и спросит: «Надо Рождество справить?». Одевался он неважно, кое-как, из хлопчатобумажного. Волосы не остригал, в бане редко мылся, кое-кто пригласит если. Волосы были мягкие-мягкие, тонкие, рыжие. Рост высокий, лицо крупное, полное. Трудом Крысан не занимался. Говорил он бормовато очень и быстро. 
 Весной уходил он из Красного в Кременку, боялся, что Вятка разольется. В Борке он жил сколько-то у Агаши, старой женщины. Она его привечала, прикармливала. Умерла она вперед его.

 Казанцева Вера Николаевна, сотрудник Лебяжского ЗАГСа:
 - Я знала их. У меня бабушка жила в Лотовщине, и я часто гостила у нее. Нормальные они были. Крысан все ходил, побирался. Ходил и в Лотовщину. Под окошком встанет, постучит. У бабушки сидел часто, ел. Поест, поговорит. О чем, не помню, я же маленькая была, лет 7-8. Он ест, а мы с полатей смотрим, боимся. Боялись его. С виду он страшный был. На голове у него были большие шишки, наросты, оперировали его. Нет, он был не лысый, просто потом. Когда у него волосы стали выпадать, шишки стали заметны. Нас, детей, пугали часто: «Вот придет Крысан, даст вам!».
 Зина не побиралась. Жили они в одном доме около церкви.

 Каткова Е.И., жительница д. Лотовщина:
 - Ходил Крысан в Лотовщину. Высокий, здоровенный мужчина, рыжий. Одевался плохо, колени голые. Уходил он в Кременку. Ходил на кладбище. Ходил он больше в те деревни – Савотенки, Филатовцы, Быстрово, Шмыки, Лотовщину – они все назывались Кременка.
 Говорил он хорошо, быстро. Речь у него была хорошая, свысока, понятная. На пенсии, если она была ничего ему не платили. Что подадут, сразу съест или оденется. Он приходил и говорил так: «Хлеб есть, нет? Подаете-то, нет? Может, картошка есть? И картошку беру!».
 Дом был у него хороший, из лиственницы.

 Коновалова Людмила Михайловна, 1931 года рождения, п. Лебяжье:
 - У священника Марамзина Петра Ивановича, которого я хорошо знала, жена была, дочь красноярского священника, Зинаида Григорьевна. У них было двое детей, которых она не сумела без него уберечь. Он на неё поэтому обиделся и уехал в Абабки… Он очень жалел своих детей, обижался на свою жену – не могла сохранить их. Женщина она была не приспособленная. При мне она была уже пенсионерка, я училась когда. Когда она приходила в Лебяжье, то заходила к нам, и нормально разговаривала с моей матерью.

 Кочергина Нина Яковлевна, с. Красное:
 - Крысан беспутый был. Не все дома у него были. Маленько тронутый. Он как вроде богомольный был. Посмеивались над ним. А дом был у него хороший, жалко сгорел – ребятишки бегали и подожгли.
 Куклина Валентина Афанасьевна, 1935 года рождения, с. Красное:
 - Я 32 года проработала на почте, а почта в Красном располагалась в половине поповского дома, и 18 лет я проработала там. Никто дом у них не отнимал, они пустили почту сами, и она занимала больше половины его, наверное, больше места, чем было у них. Крысан все время ходил ко мне, общался, мы ему помогали. Мы с ним как большие друзья были. Он часто приносил мне одну фотографию и показывал: «Вот наша семья». И там была изображена вся ихняя семья: батюшка, матушка, детей, наверное, 9 человек, и сам он – Крысан. Я помню это очень хорошо, она до сих пор у меня как перед глазами стоит. Батюшка Григорий, отец Крысана – симпатичный, видный мужчина, крепкий, здоровый. Тут крест у него, борода небольшая. Матушка приклонилась к нему. 
 Крысан был очень грамотный мужичок, всю историю церковную знал. Ходил в лаптях, в худых валенках, только пятки голые краснеют. Все смотрел на ногти, а потом в потолок – такая привычка. Все он перенес, так и ходил зимой, а не болел почему-то. Над ним смеяться не смеялись – неудобно как-то. Парни смеялись над ним, а я защищала: «Вы че смеетесь над ним?» Ходил он с палкой – собак боялся. Помогали ему всем селом. Он многих отпевать ходил и сам могилы копал. Бога признавал он очень. В поминальные дни всегда ходил на кладбище, пел, но в основном собирал, ходил с большой корзиной. «Я – директор кладбища», - все говорил. Жары он боялся – при солнце накидывал сюртук на голову, в котором все ходил. Я в Быстрово как-то ходила. И вот, когда на обратном пути поравнялась с кладбищем, там зашевелилось что-то. Гляжу – он сидит, закрыв голову руками. Накинул на нее сюртук и навалился на бугорок. Я говорю: 
 - Ой, ты с ума так сведешь! Ты че испугал меня?
 - Я, - говорит, - лежу здесь. Я – директор кладбища, караулю. 
 - Карауль, да с ума сведешь так когда-нибудь.
 Такой он был человек – никого не боялся, мог запросто прийти и лечь на кладбище. 
 В Борке Агаша жила, они просто так общались. Она ходила к Крысану (Шура его ещё звали), а Крысан к ней. Вообще-то её звали не Агаша, а Федора, по фамилии Ватлецева. На старости лет она вышла замуж и умерла в Фадеево. 
 В доме у него были иконы. Спал он на печи и на топчане. Когда строили почту, он ходил ко мне и все спрашивал: «ты че уедешь?» Ты уедешь?» Перед смертью он уже не мог двигаться, все под себя ходил. Сестра ухаживала за ним. Сама слепая была, плохо видела, а обтирала его, ухаживала. «Это мой долг. Мой долг», - говорила. Сама она уже плохо ходила перед смертью. 
 Зина была высокая, видная, симпатичная женщина. У неё был муж, которого она сильно любила. И он ей изменил, ушёл к другой. И она так переживала, что у нее был сильный стресс, и она помешалась, но потом все прошло. 
 После её смерти за Крысаном ходили ухаживать соседи, сестры Арсентьевны. Хороняли его всем селом. Могила Крысана и всей его семьи у дороги, близко. Заросла, правда, вся.
 После смерти Крысана сюда стал приезжать каждое лето его брат Поликарп из Москвы. Тут у них как дача была. Нового купили немного. Мой муж носил им картошки. Почту тогда уже новую сделали, и Поликарп стал как наследник всего дома. Потом они с женой занемогли ездить, и Поликарп продал этот дом Пономаревой Александре Арсентьевне. Цену маленькую взял. Эта Пономарева сердечница была, а все время закрывалась и, когда умерла, не могли к ней попасть: и не со стороны почты, и не с того входу. Каткова Настя – они как-то свои были, когда попали к ней, она уже мертвая была.
 Долгое время этот дом стоял заброшенный. Очень хорошо я помню, как горел он. Мне позвонили и сказали: «Пожар! Пожар! У Крысана дом горит». Мы стояли и смотрели. И что интересно – все горит, а наверху, как свечка или звездочка. Там, где конек, как свечка горит – и не далеко и не близко – не двигается. Не знаем, что это было – как свечка вверху. Потом, когда затушили, только стены обгорели, и внутри, а ни одно бревно не сгорело. Все целые! 
 Часто общался с Агафонцевым, ходил к Чащиным, Сюксиным.

 Куклина Мария Никаноровна, с. Красное:
 - Крысан здесь жил. Сын попа. Ненормальный он был, собирал по домам, поисти-то у него было нечего. Вот и кормил его кто попало. Чё-то с головой у него было немного. Реки он боялся, не ходил к ней. Ома у него книг было много из церкви. Люди посадят лук, картошку и ему несут. У него был свой огород, может, метров 5.

 Неизвестная женщина из деревни Приверх:
 - В Приверх он ходил редко, и вообще не ходил. Он ходил в те деревни – Кременку, Борок, Чистовражье. Деревень ведь много было. Штаны у него худые были. Ему кричали: «Крысан, у тебя чё ж…-то в дырах?»

 Неизвестная женщина из деревни Фадеево:
 - Как-то к нам он пришел, а у него штаны худые, и мамке говорит:
 - Сергеевна, зашей мне ж…
 А она говорит: 
 - Я зашью, а как ты в туалет ходить будешь?
 И зашила ему через край.

 Рослякова Юлия Сергеевна, п. Лебяжье:
 - С ними начнешь разговаривать, так не поймешь: они были очень умные люди. В 1939 году, когда я приехала в Красное, Зина была уже старушка, но могутная, высокого роста. Худая, красивая, хорошая. Могилы их на кладбище, без табличек. Там и отец их похоронен.

 Сапожникова Парасковья Трофимовна, с. Красное:
 - Набожный Крысан был, и родители его набожные были. Ходил он по домам, по деревням. Как где покойник, так он обязательно тут. Иногда заранее придет – не умер ли, чтобы подали ему. Не гнали - все жалели его. Огороду своего у него было мало, все ведь колхозная земля. К нам в д. Кременку он ходил. Считай, как побирался, но не ночевал нигде – шел обратно домой.
 Везде он ходил, собак боялся, и всегда с палкой ходил. Воды боялся, когда реки весной по лугам текут. Обычный был мужик: рыжий, красивый, с рыжей бородой. Одевался он не так хорошо, плохо: где шубейка, где что. Не полно одевался.
 Когда он занемог, за ним ухаживали 4 сестры Арсентьевны: стирали, в чистоте держали. 
 - Как вы стираете? (мало ли пакостит)
 - Нет, - отвечают, мы руками не стираем, мы кипятим. Одна из сестер в Крысановом дому жила, и дом им потом достался.

 Примечание: 
 Честный был человек Крысан. Покойников он обходил, чтобы совершить обряд отпевания и честным трудом заработать на кусок хлеба.

 Сюксина Анна Арсентьевна, п. Лебяжье (одна из сестре Арсентьевных):
 - Крысан – дебил был. В колхозе заставят дрова колоть – не сделает. Здоровенный мужик был, что дадут одеть – все мало ему. И не наедался, все полуголодный был. Моя сестра потом написала его сестре Ольге: «Приезжайте, посмотрите, как ваш брат живет». И она приезжала с Поликарпом каждое лето. Моя сестра с ними переписывалась, но письма не сохранились: они их не хранили. Я читала один раз – ничего интересного.

Назад к списку