В памятный июньский день 1886 года, когда была освящена новая церковь в селе Окунево Уржумского уезда, сюда приехали и ее  первые служители в количестве трех человек, до этого служившие в церкви с. Лебяжья и направленные сюда «согласно прошению и приговору прихожан». Это были священник о. Николай Дрягин, псаломщик Николай Зубарев и просфирница Параскева Загарская. В том далеком счастливом 1886-м они и ведать не могли, каким причудливым образом по промыслу Господнему переплетутся судьбы их детей с историей церкви Окунева в страшные годы гонений на Христову Церковь…

            Интересно, что в церкви с. Окунево служило в разные годы два священника Дрягина, но мною не установлено, состояли ли они в родстве друг с другом или были просто однофамильцами. Первый из них, Николай Ефимович Дрягин, служил в Тихвинской церкви с 1886 по 1906 гг. Он появился на Божий свет в семье диакона села Нижне-Ивкино Вятского уезда 9 апреля 1854 г. и по неизвестной причине окончил только три класса Вятской духовной семинарии (1873 г.), но, несмотря на это, само начальство Вятской губернии ходатайствовало об определении его на должность псаломщика в церковь Вятского тюремного замка и вместе с тем, - учителя школы при том же замке. Будущий священник прослужил в тюрьме долгих 7 лет, в его «послужном списке» отмечалось, что должность учителя он проходил «безмедно», т.е. бескорыстно, что может говорить о прекрасных человеческих качествах этого человека.

   В 1880 г. Н. Е. Дрягин перемещается на вакансию псаломщика в с. Кукнурское Уржумского уезда, но неожиданно вскоре оставляет это маленькое село, и в августе уезжает в Вятку – доучиваться в семинарии. К 1882 г. он успешно закончвает курс семинарии V и VI классов и 3 августа владыкой Тихоном, епископом Сарапульским викарием Вятской епархии, рукополагается в сан священника и направляется в село Лебяжье. Возможной причиной приезда о. Николая на лебяжскую землю могло быть и то, что супруга его, матушка Анфиса, была дочерью замечательного лебяжского священника о. Филиппа Юферева, отошедшего ко Господу незадолго до приезда о. Николая. Анфиса Филипповна в 1880 г. окончила курс в Вятском епархиальном женском училище и преподавала в Лебяжской земской школе, унаследовав после кончины отца 4 десятины земли, купленные у удельного ведомства, и деревянный дом, построенный на этой земле. Сию собственность Анфиса Филипповна сохранила за собой и после переезда в с. Окунево. Ее торжественное бракосочетание с псаломщиком Дрягиным  состоялось в 1882 г.

            Первый окуневский батюшка сделал немало трудов для пользы молодого прихода, заботясь и об обустройстве храма, и о развитии грамотности. Об этом могут говорить те факты, что уже 12 ноября 1886 г. он был удостоен награждения набедренником, а 20 марта 1891 г. священнику Дрягину от епархиального начальства была объявлена «благодарность за ревностное попечение о благоустройстве приходского храма». Не забывало епархиальное начальство ревностного Окуневского пастыря и в последующие годы. Значит, было за что. Судите сами:

            21 апреля 1893 г. – благословение Св. Синода;

            20 марта 1895 г. – скуфия;

            серебряная медаль в память царствования императора Александра II;

            13 апреля 1901 г. – вновь благословение Св. Синода

            6 мая 1903 г. – камилавка.

            Одну из самых памятных медалей о. Николай получил 21 мая 1897 г. за труды по Первой всеобщей переписи населения.

            По назначению епархиального начальства 21 ноября 1887 г. о. Николай был назначен законоучителем Окуневской земской школы – первой  школы в селе, а с 1 января 1892 г. – губернской земской школы и школы при опытной сельскохозяйственной ферме.  Но собственным «детищем» о. Николая стала церковно-приходская школа, открытая в сентябре 1905 г. по его настоянию в д. Софроново, где  была в округе большая неграмотность населения. Помог в основании этой школы местный зажиточный мужик Степан Софронов, благодаря которому школу удалось разместить в частном доме из двух комнат: в одной был учебный класс, в другой квартира учителя. Однако, основав здесь школу, батюшка понял, что неграмотность населения крылась и в явном нежелании крестьян учить своих детей: в первый год в школу пришло всего 12 мальчиков от 10 до 16 лет.

 Возможно, по этой причине, уже на следующий год школа была преобразована в земскую, но Закон Божий по-прежнему был оставлен за о. Николаем, а в 1911 г. она и вовсе была переведена в д. Сеничи. Очевидцы вспоминают, что в школе имелись все канцелярские принадлежности и грифельная доска, но дисциплина была строгая – нерадивых учеников били линейкой по голове, «таскали» за уши и ставили на колени в угол. В некоторых воспоминаниях можно встретить упоминания, что в этой школе преподавал не сам окуневский священник, а его племянник и сестра.

            Как уже упоминалось, окуневский священник преподавал и на опытной ферме, на которой обучалось 20 учеников из разных волостей и уездов, точнее говоря, проводил с ними по воскресеньям беседы религиозно-нравственного содержания.

            В семействе самого батюшки Николая к 1905 г. было пятеро детей – Николай, Сергей, Мария, Нина и Вера. Старшие из них учились в разных духовных заведениях, а маленькие девочки находились при отце. В 1906 г. о. Николай был перемещен в с. Кукнурское того же уезда где отошел ко Господу три года спустя.

Спустя 8 лет после отъезда из Окунева о. Николая, в это маленькое село приехал на служение еще один священник по фамилии Дрягин. Михаил Петрович родился в семье диакона 9 апреля 1885 г. в маленьком селе Люк Глазовского уезда, очень напоминавшем Окунево. Более известный уроженец этого села фольклорист Д. К. Зеленин так описывал его: «В мое время считалось более 100 домов, но село было глухое, медвежий угол: «поп, дьячок, да третий – кабачок…»

            По окончании курса духовной семинарии, Михаил Дрягин был определен к должности псаломщика лебяжской церкви указом Вятской духовной Консистории 16 июля 1906 г. где прослужил три года. В его послужном списке за 1906 г. сообщалось: «чтение и катехизис знает весьма хорошо. Недвижимой собственности не имеет. Поведения весьма хорошего». Здесь, в Лебяжье произошло знакомство псаломщика Дрягина со своей женой Юлией Михайловной Спасской, дочерью замечательного лебяжского иерея: правда, семья Спасских в то время переживала не лучшие времена – брат Юлии, Михаил отбывал тюремное заключение за участие в семинаристском движении. Думается, что бракосочетание Дрягиных произошло под сводами великолепной лебяжской церкви, на ее втором этаже, откуда из узких решетчатых окон была видна вся окрестность Лебяжья как на ладони, в 1907 г., так как 30 августа 1908 г. в молодой семье родился первый из шести детей, нареченный во крещении Геннадием.

            Интересно, что и окуневские и лебяжские Дрягины покинули Лебяскую землю в один, 1909 год. Путь семьи о. Михаила лежал на другой край Уржумского уезда, в с. Шурму, куда он был направлен как священник 8 февраля, а 7 марта был рукоположен. Безусловно, проходя служение в Шурме, о. Михаил был знаком с известной прозорливицей Сашенькой Шурминской, но предсказала ли она ему нелегкую судьбу и его, и всей семьи Дрягиных – как знать…

            8 сентября 1910 г. о. Михаил был перемещен в с. Курчум Нолинского уезда, а в 1914 г. его семейство вновь вернулось на Лебяжскую землю, в с. Окунево. о. Михаил прибыл на Окуневскую землю, чтобы остаться в ней навсегда… На жительство новому батюшке был отдан недавно отстроенный попечительством красивый дом с мансардой и двумя фигурами опочных львов у входа, стоявший напротив церкви. Дом утопал в роскошном вишневом саду, саженцы которого были приобретены на ферме, к нему примыкала изба-пристройка для прихожан, приезжавших в церковь из далеких деревень. Вот что рассказала о семье окуневского священника местный старожил П. В. Шигорина:

            - Батюшку звали Михаилом, а матушку Юлией. Говорили, она учительницей работала. Она была небольшая ростом, очень красивая женщина. И он был очень красивый. Очень приятные, культурные люди были, всех привечали. Слова плохого никогда не скажут. Он был очень спокойный и все говорили, в семье никогда сроду голоса не повышал. Детей у них много было. Большие девки у них были, они учились в старших классах, красивые, беловолосые, с чудными косами. Одну, я запомнила, звали Зоя, одну Миля. Двоих я хорошо знала.

            Мне было, может быть, лет 8, когда мы с бабушкой ходили на исповедь и ночевали у них на кухне. Они занимали весь дом, сзади была кухня пристроена. А комнаты – ой, хорошо! Иконы везде, а перед иконами зажигали лампадки, от которых пахло елеем. Комнат было много, и в каждой комнате иконы. Окна были без решеток, пол крашеный простой краской, стены белены (а сам дом не крашеный). В комнаты мы не ходили – как пойдешь? Веранды у них не было. Был маленький мостичек – крыльцо; у парадного крыльца (где сейчас вход в почту) было поставлено два крашеных льва. Еще было простое крыльцо там, где сейчас живет Н. И. Вяткина.

            Кухня была большая. Говорили, до этого здесь было 2 комнаты, а русской печи не было, и кухня была в зале, здесь стояла большая кирпичная беленая печь. Было как раз воскресенье, и стряпали на кухне ватрушки. Картошку чистили девки – дочери, не выдавали себя. Прислуга, пожилая женщина, несла мяса. Рассказывают, делала ватрушки и сама матушка, но такая она была – все бы было у нее прислужено. На кухне стоял большой обеденный стол, и вся семья батюшки ела на кухне. Я не помню, то ли в одной чашке хлебали, то ли в разных. Я только вот что запомнила. Мы сидели на печи, когда прислуга дойник медный помыла и на печь опрокинула. Нам это интересно было – подойник медный, мы такой не видывали нигде!

            Прислуга все делала по хозяйству. Корову они держали, и она ее доила. Был у них участок, огород, а он каждую осень ездил собирать, и насобирывал по страшенному возу зерна.

   Немного эти воспоминания перекликаются с документальными сведениями. Так, в «послужном списке» о. Михаила за 1915 г. сообщалось: «пользуется только платой за требоисправления и сборами по приходу руги, осеннего и петровского. Получает от сего содержания около 836 р. 72 коп., за преподавание Закона Божьего – 420 р. Недвижимого имущества нет».

            Ко времени написания этих строк, когда над миром разразились раскаты Первой мировой, в окуневском приходе произошли если не большие, то значительные перемены. Село Окунево к тому времени превратилось в большое село с приходом из трехтысячного населения, и потому, в 1915 г. от него отделился новый, Синцовский приход, а стремительный рост населения требовал основания новых школ. Так появились школы в деревнях Синцово, Костюшонки, Сеничи, Жаворонки и Филатово, в которых преподавал Закон Божий окуневский священник. В 1912 г. было построено большое здание из красного кирпича и для земской школы в с. Окунево, тогда – на самой окраине села. На первом этаже располагались 3 учебных класса, комнаты для учительницы и техслужащей, а на втором этаже хватило средств только для одного кабинета – директорского. Школе было присвоено имя Белинского. Интересно, что в 1917 г. из четырех учительниц, преподававших в этой школе, две были… сестрами батюшки! Это Ольга Петровна (заведующая) и Мария Петровна Дрягины. В народной памяти еще долго теплились благодарные воспоминания о Марии Петровне Дрягиной, которая помимо преподавания в школе, приглашала ребятишек учиться еще и к себе домой.

            В семействе самого о. Михаила росло шестеро детей: Геннадий, Эмилия, Владислав, Зоя, Борис, Евгения. Никто из них не успел закончить духовные училища. Грянула революция…

   В первые годы Советской власти село Окунево, можно сказать, пришло в запустение, превратившись после небольшого расцвета в царское время в прежнюю деревню. Закрылись торговые лавки, опустело здание земской школы, «додавили» и опытную ферму. Новые хозяева жизни повыгоняли из учреждений, до того процветавших, как они говорили, весь «кулацкий и поповский элемент», т.е. торговцев и учителей.

            А в 1918 г. побывали здесь и чекисты. Здесь ими был схвачен и расстрелян 22 летний житель д. Ступино Евлампий Дмитриевич Ступин за то, что «находясь в нетрезвом состоянии, выдавал себя за комиссара, требовал у крестьян деньги и кумышку, угрожал расправой». Каратели привели свой приговор в исполнение 27 октября 1918 г.

            Единственное, что смогли создать новые власти вместо закрытых лавок и опустевшей школы – сельсовет да комбед, и, понятно, первый вопрос, который был здесь решен, стало перераспределение земли. Первый окуневский председатель Краснов наделил каждого «страждущего» землей – по 2,5 десятины на едока.  Впрочем, во время коллективизации все это было благополучно отобрано.

            Население относилось к новой власти с большим подозрением (впрочем, так было везде). Об этом говорят те факты, что оно было согласно поддерживать ее начинания, но лишь в том случае, если за эти «начинания» им не надо было платить из своего кармана. Когда в начале 1919 г. силами сочувствующих новой власти в Окуневе открылись «народный дом» и библиотека, встал вопрос об отоплении и освещении последней, платить за это местные крестьяне наотрез отказались. Так же вышло дело и с организацией курсов грамотности для всех желающих (разумеется, с большевистской агитацией), по деревням разослали оповещения, но на курсы не пришел… ни один человек!

   Единственное, что продолжало работать  в селе и привлекать к себе массу населения – старушка церковь, на которую новые власти смотрели в первые годы пока сквозь пальцы, и лишь с 1924 г. после кончины о. Михаила на нее обрушились репрессии. Потому историю Окуневской церкви этого периода можно условно разделить на части – до и после 1924 года. До 1924 г. Господь поистине хранил Тихвинскую церковь, укромно притаившуюся среди густого леса, от взоров новых властей, хотя это конечно не уберегло ее от репрессий и разрушения. Даже договор на передачу храма верующим от новой власти с целым перечнем унизительных обязательств был заключен лишь в 1925 г. Правда, уже в 1918 г. Уржумский Укомгосад изъял у церкви принадлежавший ей кирпич, но «милостиво» оставил 13 штук балок, которые в 1919 г. ушли на ремонт храма, а также 50 штук жердей и кровельного тесу, дров ¼ куба, однорезки 13 штуки и 2 ветхие досковые лавки. До поры, до времени за причтом были оставлены даже церковные дома, в количестве трех с надворными постройками и отдельными банями, хотя в соседнем Лебяжье такие же дома отобрали уже в 1918 г.

            Былое благополучие окуневских служителей, конечно, кануло в лету, но до 1924 г. они пользовались еще относительной свободой в своих деяниях. К примеру, в апрельском номере уездной газеты «Красный пахарь» за 1924 г. обсуждался вопрос о том, что священник лебяжской церкви Образцов незаконно «брачил жениха своего прихода с невестой Дрягинского прихода». Газетчики ехидно заметили тут, что невесте надо выправить «свидетельство» стоимостью от 10 миллионов рублей.⁴³  Это было напечатано совсем незадолго до кончины о. Михаила…

  В начале 20-х годов на Лебяжскую сторону надвинулся жестокий голод, а вслед за ним еще одна беда – изъятие церковных ценностей. Все храмы были ограблены новыми властителями – немцы требовали с Ленина должок за революцию. Не обошла эту участь и Окуневскую церковь. Сюда изыматели наведались 18 марта 1922 г. Местному населению не оставалось ничего другого, как подчиниться их требованиям. В акте об изъятии сообщалось: «1922 года марта 18 дня Комиссия по изъятию церковных ценностей Окуневского прихода Лебяжской волости Уржумского прихода Вятской губернии в составе представителей Лебяжского волостного исполкома председателя волисполкома И. Г. Дудорова и ответственного секретаря Лебяжской ячейки РКП(б) З. С. Лопухиной и председателя церковного совета Тихвинской церкви с. Окунево Михаила Петровича Дрягина в присутствии уполномоченного Уржумского уисполкома тов. Горинова на основании декрета Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета об изъятии церковных ценностей для нужд голодающих граждан Советской Республики от 23 февраля 1922 г. описанного в газете «Беднота» от 26 февраля сего года в номере 1161 произвели в упомянутой церкви изъятие предметов, представляющих из себя ценности…» Всего в Тихвинской церкви были изъяты предметы на общий вес 20 фунтов 47 золотников «без всякого ущерба для богослужения».

            Спустя два года не стало после тяжелой болезни и о. Михаила, которого очень любили окуневские прихожане. Батюшка, по рассказам очевидцев, очень долго болел и понимая, что вскоре оставит этот бренный мир, завещал поставить на своей могиле простой деревянный крест. Прихожане очень жалели его и не бросали семью Дрягиных. Когда о. Михаил отошел в обители небесные, в храм на его отпевание собрались все прихожане - от мала до велика, а затем под колокольный звон, разрывавший душу каждого православного, на руках понесли гроб с телом любимого батюшки до кладбища, немного остановившись лишь возле его дома. Как и завещал он, на его могилке был поставлен простой деревянный памятник, покрашенный белой краской.

  По обычаю, вместе с телом священника было погребено медно-посеребряное Евангелие, очень ветхое. После грабежа 1922 г. в церкви таких книг осталось немного. Вскоре после похорон окуневцы пришли в тихий ужас, обнаружив могилу священника перекопанной – кто-то, без стыда и совести, разрыл ее и снял с тела почившего все драгоценности. Немедленно встал вопрос о повторном перезахоронении, на что матушка Юлия ответила таким отказом: «Я не дам вторгаться. Зачем человека выкапывать, тревожить кости его? Если кто взял, все равно уже не принесет…» И эти слова прихожане запомнили на долгие десятилетия.

            Вскоре после кончины о. Дрягина, местные власти как воронье налетели на его беззащитную семью и осиротевшую церковь. В самом деле, наверное рассуждали они, в Лебяжье двух попов расстреляли, в Красном попа выгнали из дома посреди дня и раскатали его по бревнышку, а тут они благоденствуют! Непорядок! Так в с. Окунево  в лучших традициях новой власти, семья Дрягиных была выселена из собственного дома в бывший амбар около церкви – низенькую избушку с несколькими окошками. Здесь семья Дрягиных ютилась несколько лет. А в бывший дом священника въехали почта и склад. Все надворные постройки разрушили, но не сломали, и так они сгнили, являя собой образец советской бесхозяйственности. Рассказывает житель этого дома Н. И. Вяткина:

            - Здесь был и склад, и почта, и жил начальник отделения. Двери сделали одни, другие заделали. Колодец был большой, на две бадьи, его завалили: в сороковые годы там утонула лошадь. Дом был обшит широкими досками, наверх -  на мансарду вела лестница. Окна не меняли. Львов от входа убрали.

            Беззащитная семья Дрягиных была немедленно лишена избирательных прав, и, чтобы облегчить свое положение, матушка Юлия уже в декабре 1924 г. написала в уездную  газету «Красный пахарь» свое заявление о выходе из духовного звания:

            «Я жена умершего священника с. Окунево Юлия Михайловна Дрягина со своим семейством выхожу из духовного звания и порываю с ним всякую связь. Будучи в замужестве, я не разделяла с мужем религиозных взглядов и находилась под его влиянием лишь в силу семейных условий. Теперь, как себя, так и детей не хочу оставить в этой, одурманивающей жизнь атмосфере, а желаю воспитать своих детей в семье социалистического общества».

  Можно догадаться, читая эти слова, что они были написаны под влиянием брата Юлии Михайловны, Михаила Спасского, как мы помним, еще до 1917 г. включившегося в революционную работу, а после нее  ставшего преподавателем одного из техникумов Татарской республики и… лектором Союза Воинствующих Безбожников!

            Все это, вероятно, и усугубило здоровье их старенького отца-священника. Бедный батюшка Михаил, сколько он сделал пользы на ниве Христовой, но никак не мог подумать, что дети его станут такими Иудами! 19 июля 1927 года Спасского-старшего не стало…

            Выход из духовного звания отнюдь не вернул Дрягиным избирательное право. Это произошло только в 1929 году. В протоколе заседания Лебяжского РИКа 22 августа 1929 г. сообщалось:

            «Слушали: жалобу граждан с. Окунево Дрягина Геннадия Михайловича и Эмили Михайловны, на неправильное внесение их в список лишенных избирательного права как детей умершего священника в 1924 г., с какового времени они живут на доходы от сельского хозяйства, которое ведут личным трудом. Кроме того, Дрягин Геннадий состоит на службе в кредитном кооперативе счетоводом.

            Постановили: имея в виду, что Дрягины занимаются общественным трудом, из списков лишенцев исключить».

            Еще позднее, в правах были восстановлены, «как не имеющие связи со священством» Дрягина Юлия (27 апреля 1930 г.) и матушка Клавдия Спасская (29 ноября 1930 г.).⁴⁸   Это был один из эффективных методов – не плеткой, но голодом, которым советская власть пыталась уничтожить Православную Церковь.

            Старожилы вспоминают, что когда дети выросли, они навсегда покинули Окунево, а одна из дочерей батюшки вышла замуж за коммуниста, заведующего фермой К. А. Ступина, который так ее полюбил, что бросил свою жену с детьми и уехал с ней в Котельнич. Рассказывают, там он далеко продвинулся и умер большим человеком. Остальные Дрягины обосновались в Чувашской республике. Там же, в городе Марпосад упокоилась и старая матушка. В Окунево  же на многие годы напоминанием об этой семье остался старый дом с мансардой и двумя фигурами опочных львов у входа – творений кукарских мастеров. Стоит он в селе и по сей день.