Артюша и другие

До революции и в первые годы советской власти при русских церквях всеми их хозяйственными делами занимались особые выборные  представительства от прихожан, называвшиеся церковно-приходскими попечительства. Во главе попечительства стояли председатель и церковный староста, которых тоже избирали из среды прихожан. В начале ХХ века такие попечительства были при каждом храме, но не имели никакого отношения к духовенству. Это были довольно интересные выборные организации, о которых я и хочу рассказать на основе исторического материала по Лебяжской церкви.

Церковно-приходские попечительства (будем для краткости именовать их ЦПП) были не всегда. Впервые они возникли в 1864 году и приняли самое важное участие в устроении  благосостояния церквей. Вместе с многочисленными церковными братствами они везде способствовали подъему и оживлению приходской жизни во всех ее проявлениях – сооружению и ремонту храмов, часовен, церковных школ. Во главе прихода всегда стоял священник. Он же руководил его деятельностью с помощью ЦПП, председателем которого первоначально он избирался. Позднее в председатели ЦПП стали избирать мирян (в те времена и без того духовные лица «загружены» были обязанностями, что говорится, по полной программе).

По приговору прихожан избирался председателем местный настоятель, а его подчиненные – из числа наиболее благочестивых и хозяйственных крестьян. Также непременными членами состояли два помощника настоятеля (первоначально тоже из состава причта), церковный и волостной старосты. Крестьяне, избиравшиеся в ЦПП, обязаны были безвозмездно участвовать в работах по призыву священника как то: ремонт зданий, во дворе, в саду, на церковном кладбище расчищать дорожки зимой (если при церкви не было постоянного дворника), помогать священнику перед службой и на службе (если не было пономаря). Любопытно, что в первый же год существования ЦПП церковь села Лебяжья обзавелась оградой и церковным кладбищем за ней.

Каждое сельское общество избирало также старосту деревни и сборщика податей (в том числе руги). Сборщик собранные деньги передавал «в казну доверенному лицу, сидящему на сейфе (охранник)», а ружное зерно непосредственно священнику. Сборщик податей получал жалование, больше, чем у сельского старосты – 5 рублей в месяц, последний же довольствовался лишь «трешкой».  Несколько позднее церковными сборами стали заниматься исключительно попечители церкви.

При  Лебяжской Николаевской церкви ЦПП впервые открылось 25 января 1870 года. По сохранившимся документам не трудно установить, кто первоначально входил в состав первых  лебяжских ЦПП. Так по приговору прихожан, состоявшемся 2 февраля 1879 года, председателем попечительства  был избран местный настоятель о. Андрей Загарский, а в члены этого попечительства крестьяне: Григорий Лобанов, Павел Андреевич Окунев, Яким Игнатович Дудоров, Иван Лукич Епанешников, Василий Багаев и солдат Яким Николаевич Колесников; по другому приговору прихожан, состоявшемся в феврале 1883 года председателем попечительства снова был избран священник о. Андрей Загарский, а членами попечительства – 8 крестьян из починков  Лебяжского прихода. Из «Ведомости о ЦПП» за  этот год можно узнать интересные подробности о том, как собирались пожертвования прихожан для церкви: «Общий итог сумм попечительства за 1883 год- 64 руб. 13 коп. Сумма эта образуется от сборов по своему приходу членами попечительства в выданные им ящики, во время ходов по приходу – Пасхального, Богоявленского и напольного. Большая часть пожертвований приходится на ремонт церкви и церковного дома. Материальные же пожертвования обращаются чрез продажу в деньги 5, которых за расходом состоит наличными 2 руб.13 коп. и билетами 206 руб. Итого 202 руб.10 коп.»

С 1901 года к заботам Лебяжского попечительства добавилась церковно-приходская школа, открытая  в селе в тот год, с ее отоплением, освещением и ремонтом. В основном у ЦПП (и не только у лебяжского) ежегодно было три статьи расходов – ремонт и украшение храма, ремонт и построение причтовых квартир, церковная школа. В разные годы на эти три пункта  выделялись неодинаковые суммы, на что-то больше, на что-то меньше, а на что-то и вовсе ничего (в зависимости от расходов). Например, «в 1902 году деятельность попечительства выразилась в заботах об украшении храма, на что израсходовано 711 руб., на обеспечение причта квартирными помещениями – 116 руб.57 коп., на церковную школу – 33 руб.»,  а в 1903 году на украшение храма ушло всего 15 руб. (и все же это тогда были огромные деньги – за 3 рубля  можно было купить корову),  на квартирные помещения – 122 руб., на школу – 105 руб. В 1905 году, когда Лебяжская церковь отмечала свое 300-летие, на нее было израсходовано лишь… 18 рублей. Зато в 1906 году на «благоукрашение» храма было израсходовано 565 руб.86 коп., а в 1907 году – 447 руб.05 коп.  В 1915 году, в разгар начавшейся войны, целых три рубля Лебяжская ЦПП жертвует «в пользу семейств воинов, призванных из запаса в ряды армии».

Кроме трех больших расходных статей Лебяжская  церковь располагала также и своими средствами (как видим, достаточно значительными) - на покупку свечей, воска, на уплату за выделку свечей, жалования сторожам, дворникам и просфирнице, на ремонт ризницы и церковной утвари, на покупку красного вина, деревянного масла, ладана, муки для просфор, заготовку  метрических клировых и других книг, и на другие мелкие и случайные расходы. Кроме того, определенные суммы отсылались в Консисторию на содержание 4 вятских духовных училищ (а также и сами священнослужители были обязаны расходовать из своих личных средств суммы на содержание Нолинского духовного училища, не говоря уже о платном обучении своих чад.)

Самой большой статьей расходов из всего перечисленного были свечные: в 1905 году они составили 528 руб.45 коп., даже больше, чем на содержание училищ, на нужды которых было выплачено каких-то 230 руб.. Закупка  такого  огромного количества свечей прекрасно иллюстрирует состояние религиозности в приходе в те годы…

Руководил всеми казначейскими делами храма специальный староста, избирающийся из крестьянской среды, как правило, за выдающиеся благочестие и особые организационно-хозяйственные способности. Грамотных среди старост насчитывалось единицы, но это не мешало им прекрасно разбираться в деньгах. «Церковные деньги за ключом церковного старосты и печатью церкви»- отмечалось ежегодно в  «клировых ведомостях» Николаевской церкви. Староста, кроме заведования казначейства церкви, распоряжался ее хозяйственными делами, руководил работой ЦПП, расплачивался с рабочими, нанимаемыми со стороны. Должность старосты была очень ответственной, судя по документам, на нее избирались только мужчины; женщин в эту сферу церкви не допускали, как, впрочем, и почти во всем остальном. Я читал о жадности церковных старост в советских книжонках, якобы «обиравших» верующих, но, скорее всего это было всего  лишь необоснованное опошливание прошлого,  в то время ведь староста избирался самой общиной верующих, и за подобные «дела» он не задержался бы  долго на такой должности…

В отличие от рядовых попечителей, староста был вхож в гостиные церковных домов и имел право общаться с их «обитателями» на равных (и они с ним), ведь он был почти что член клира. Первый лебяжский церковный краевед Т.А.Волгаева, дед которой был старостой церкви в Нолинском уезде, вспоминала из своего детства, как к ним часто на дом заходили священники. С 1895 года стала вестись даже специальная «ведомость о церковном старосте» в которой строго учитывались его добропорядночность, религиозность, грамотность, служба в армии и наличие хозяйства.

До нас не дошли имена первых старост церкви с. Лебяжья, но зато прекрасно известны, благодаря упомянутым «ведомостям», имена и  кое-какие сведения о 6 старостах, избиравшихся с 1894 по 1915 годы, в период подлинного расцвета Николаевской церкви. Так, с января 1894 года по январь 1895 года на должности церковного старосты находился крестьянин из  починка Марамзинского Василий Корнильевич Седельников. Его сменил крестьянин из той же деревни Александр Ермилович Марамзин, который пребывал в должности старосты до 1 января 1903 года, когда старостой был избран крестьянин из починка Елина Василий Михайлович Круглых. О нем известно, что он был неграмотный и «по его личной просьбе  доверию» за него расписывался председатель попечительства Иван Суханов. Про всех троих отмечалось, что собственных их пожертвований не было, наград они не получали, и судимы и штрафованы никогда  не были.

С 1 марта 1909 года старостой был поставлен хозяйственный мужик из деревни Большое Редькино Александр Васильевич Санников, 52 лет, не грамотный. Александр Васильевич имел в деревне свой дом с надворными постройками и богобоязненную семью. Отмечалось, поведения он весьма хорошего, в военных походах не был и собственных пожертвований никогда не делал для церкви.

С 10 марта 1912 года церковным старостой стал мужик из деревни Меркуши Тимофей Евдокимович  Новоселов. Он был вдов, но имел детей и дом с надворными постройками. В грамоте  он также ничего не разумел. В 1913 году единственным из всех упоминавшихся старост он сделал пожертвования в пользу церкви, что было отмечено в «Ведомости о старосте».

С 1 января 1915 года старостой был избран крестьянин Матвей Агапович Кокорев. Про него «ведомость» отмечала, что он имел деревянный дом с надворными постройками, был семейный и очень  хорошего поведения, но не упоминала его местожительство. Возможно, при этом старосте и застигла лебяжскую церковь новая власть. (10)

Редкий мужик-староста пребывал в этой должности больше 5 лет. Это была как почетная, так и нелегкая обязанность, взваливаемая на  могучие мужицкие плечи целым приходом:  в церкви надо было находиться каждый день, присутствовать на богослужениях и требоисправлениях, руководить работой попечителей и наемных работников,  а дома было свое хозяйство. Летом подходила страда…

В лихую годину репрессий Бог пас людей, чьи имена были приведены: ни один из них, к счастью, не упомянут в «Книге жертв политических  репрессий». О церковных старостах позднего времени можно узнать лишь из рассказов старожилов, ведь остались скудные сведения даже о священниках, не говоря уж о старостах. И все равно из мрака небытия сплывает несколько светлых имен и судеб. Вот что рассказал об одном из последних старост Николаевской церкви житель деревни  Большие Шоры А.А.Редькин:

- Я дрова в церковь пилить ходил, нанимался. Школу кончил, вроде как пацана еще был. Дома днем делать нечего, и уйду в Лебяжье денег подзаработать. В церкви платил нам за работу староста. Привезут старые постройки, мы подрядимся и пилим их на дрова. Платили, как договорились со старостой. Как договорились, так и отдает, безо  всякого обману. Тут у них навроде дровяника было, испилим на улице – складываем в дровяник. Староста этот в Желтенках жил. Фамилия Кокорев, а звали, кажется, Семеном. Был он не больно старый, простой, среднего росту. Приходишь, в церкви его найдешь или он тут где-нибудь. Договоришься, испилишь, он придет, замеряет в саженях ( в саженях ведь пилили) и  деньги отдаст. В Желтенках домов было мало. Его дом стоял недалеко от больницы, где был взвоз на гору, четвертый по счету. Была у него обычная изба. Небогато он жил, и его не раскулачивали.

Один из последних старост церкви Шигорин Артем Иванович жил в д. Лоптино и имел отношение к церковному казначейству. За глаза его звали ласково – Артюша, но уважали безмерно. В Лоптино стоял у него пятистенный каменный дом. Любил Артюша в Николин день ходить на базар в Лебяжье. Заявлялся он туда рано поутру, лебяжане узнавали бывшего старосту по самошитой шапке из кожи теленка. С виду это был высокий и гладкий мужчина (усов и бороды он не носил) преклонных лет. Вместе с ним на базар приезжал продавать мед другой попечитель (а может быть тоже бывший староста) Андрей Сахарных из деревни Пикельдино – цыганистый мужик с большой кудлатой бородой. Приходя в Лебяжье, Артюша и Андрей всегда заходили в гости к не менее уважаемому в селе иконописцу Федору Шаромову, а затем  еще и к звонарю Егору Гавриловичу. Все то были люди одного круга, состоявшие в большой дружбе между собой, которых сплачивало одно, бывшее смыслом их земного бытия – Лебяжская церковь.

Не стало Артемия Ивановича незадолго до очередного Николиного дня 3 декабря 1946 года. Было ему 83 года. Врач констатировал смерть вследствие «декомпрессии сердечно-сосудистой системы». Заявление о кончине Артемия Ивановича в Лебяжский ЗАГС подала его дочь Любовь Артемьевна, рабочая колхоза, у которой он жил в последнее время.

21 марта 1952 года отошел ко Господу последний староста Николаевской церкви Трофим Андреевич Запольских, житель д. Запольщина. Был то благочестивый прихожанин, и однодеревенцы часто видели его в храме. С виду был этот черноволосый старичок небольшого роста, очень хозяйственный, простой в быту, добродушный по характеру, ничем не выделявшийся среди однодеревенцев. Жила его большая семья в обычной  крестьянской избе; земляки  вспоминают, что обстановка в ней была небогатая, а в целях безопасности не было и икон.

Когда образовался в деревне колхоз, Трофим Андреевич вошел  в него со всем своим семейством и хозяйством, как и все остальные, но  так как он был уже в годах, то работу выполнял посильную - ремонтировал грабли, литовки, точил их на сенокос, изготовлял седла для конного двора, ремонтировал хомуты и сбруи. А в часы досуга любил Трофим Андреевич посидеть с любимой гармонью в руках. В 1944 году пришлось ему ее продать за мешок муки – время стояло  тяжелое, голодное.

В семье Запольских родилось и выросло три сына и несколько дочерей. Старший из них, Иван Трофимович, был офицером в войну, а вернувшись домой, устроился кладовщиком в родной деревне. Был он, как и отец, маленьким и щуплым и долго не женился, а потом сменил аж двух жен, от которых родилось 9 детей. Жили Запольских попрежнему в старом родительском доме, который после кончины Ивана Трофимовича, его сестра Анна продала одному из жителей Запольщины. Сам Трофим Андреевич отошел ко Господу в возрасте 73 лет и был погребен  на приходском кладбище.

Благодарная память о последних церковных старостах жива в народе и по сей день.

С конца ХIХ  столетия председателем попечительства (по существу – добровольной строительной бригады) стал избираться не священник, а выходец из крестьян, но обязательно, как и староста, с тем условием, что это был добропорядочный прихожанин и хозяйственный мужик. Благодаря  «Ведомости  о церковно- приходском попечительстве», которая стала вестись с 1902 года, можно проследить, кто именно пребывал в этой должности за 15 лет предсоветских лет:

с 1 января 1901 по 1 января 1905 года - Семен Николаевич Коржавин;

с 1 января 1905 года по 1911 год – Иван Николаевич Суханов;

с 1911 года по 1915 год – Василий Пантелеевич Сазанов, житель д. Запольщина.

В рядовые попечители (мужики-трудяги, золотыми руками которых и возводились все церковные постройки) по-прежнему избиралась «шестерка» из крестьян близлежащих деревень и починков, но почему-то никогда из Лебяжья. Почему был такой выбор, может быть потому, что в самом селе мужики были ленивые и пьющие?

Многие попечители не единожды переизбирались как хорошие плотники и строители. Чаще всего они избирались из таких деревень и починков, как Большие Шоры, Тулубайка, Агаповы, Золотавино, Жорново, Запольщина, Сазановщина и Патруши, а также Михеевщина, Желтенки, Бултышка, Елизарово, Дуброво и др. (14) Потомки многих попечителей Лебяжской церкви здравствуют в поселке и деревнях Лебяжского района и поныне. Вот что поведал автору этих строк один из них, Михаил Дмитриевич Запольских, 1928 года рождения, сын попечителя из деревни Запольщины Дмитрия Васильевича Запольских, который выбирался попечителем в 1906 году:

• Это  был мой отец. Он родился около 1890 года. Его родители были местные, из Запольщины. Он на ихнем участке жил. Когда здесь был большой пожар, (15)  по его рассказам дом его отца сгорел, и он поставил новый. Большой дом был, с оградой, три окна на улицу. Дом этот потом сгнил,  и его изломали на дрова.  Он был очень набожный, ходил в церковь, крестился в ней. Молитвы читал утром и в обед, а так не сядет за стол. В доме было две большие иконы на рамах. Рассказывал, раньше поп ездил по деревням, яйца собирал. Бывало, ездили с ним, помогали, то отец, то брат его. Когда церкви не стало, он жалел ее. Да и все  ее жалели. В большие праздники стали ходить в Красное. Там церковь еще работала.

        До колхозов мой отец имел 1 лошадь, 1 корову, а как колхоз организовался, лошадь сдал в колхоз. Была сенокосилка -  и ее сдал. Все, что было, сдал. Сам он работал в колхозе. Росту он был выше среднего, метр 70, русые волосы, усы были. Семью держал среднюю. Жену, мою мать, звали Агафья Ивановна, была  она из деревни Князевщина. Умерла она в 1966 году, в августе. Сам он умер в 1956 году.

        К этому остается добавить, что согласно документам ЗАГСа, Дмитрий Васильевич скончался 17 декабря 1956 года в возрасте 65 лет.

Упоминание об одном из церковных попечителей и просто верующем человеке сохранилось  на страницах лебяжской районной газеты «Вперед», в заметке под названием  «Разоблачить кулацкие выходки Лучинина!» за 7 апреля 1934 года. Ее автор Дудорова писала: «В Лаптевском колхозе Лебяжского сельсовета. Бригада комсомольцев и школьных работников 2 апреля проводила собрание колхозников с проработкой вопроса о происхождении религии и праздника Пасхи.

Докладчики деловито охарактеризовали этот вопрос, четко отметили классовую сущность религии и кому она нужна, почему попы, кулаки и их агенты так настойчиво ведут работу за укрепление религии…

Последним  на собрании выступил Лучинин Г.С., который начал распевать и рассказывать кулацкие сказки о религии: «что религия сыграла и играет важнейшую роль в создании совести и гарантирует свободу ее». Все поповские кумушки к нему присоединились, но сознательные колхозники все этой кулацкой своре дали решительный отпор и высказались за то, чтобы церковь передать под школу…»

К счастью бывшие попечители и многие верующие Лебяжского прихода, заклейменные «кулаками» и «поповскими агентами», в большинстве своем не попали под топор красного террора. В первую очередь в лагеря тот направил… «сознательных колхозников»! Надо полагать, чтобы «сознавались» дальше…