О трех Иванах прозорливых

 

Примерно в тридцатые – сороковые годы большую известность среди людей Уржумского района получили три прозорливых старичка, два по прозвищу Ваня Прозорливый, а  третьего за глаза звали просто Ванюшкой,  т.к. был он юродивым. Один Иван жил в д. Вершинята, на границе Лебяжского и Уржумского районов, второй в с. Шурма; третий родом был из с. Рождественского. Хотя кто знает, может в Уржумском районе жил только один Иван прозорливый, успевший в одно время пожить на разных концах района? Так или иначе, о жизни трех Иванов, как и других блаженных, известно очень немного.

  О шурминском Иване или «Ванюшке», как его называли в народе, уже в 1924 году была опубликована на страницах уездной газеты «Красный пахарь» статья под названием «Дурачит людей». Неизвестный  автор рассказывал : «В деревне Камринских Больше-Шурминской волости проживает некто Иван Иванович или «Ванюшка», как его называет население.

Этот «Ванюшка» выдает себя за полусвятого, преподобного человека, а темные крестьянки верят ему.

«Ванюшка» рассказывает, что он «обмирал» (умер и потом ожил), был в раю и в аду. Какой-то якобы святой водил его там везде, показывая все отделения ада, где за что и как наказываются грешники и показывал, как блаженствуют в раю.

Собирает вокруг себя этот шарлатан стариков, старух и девушек (девушек он иногда в подходящий момент награждает поцелуями, а иногда и обнимает, за что в некоторых деревнях ему попадало от молодежи) и начинает беседовать об аде и рае и т.д.

Иногда ходит он по полям и поет басом, отчего ребята в деревне сильно пугаются и прячутся как можно дальше. Родители, возвращаясь с полевых работ, не сразу находят своих ребятишек».

Эта публикация, что интересно перекликается с устным рассказом одной пожилой жительницы села Шурмы, хорошо знавшей прозорливого Ивана. Вот что она рассказывала: «Однажды я ходила в Шурму за советом к прозорливому Ивану. Это после войны было. На нем дар Божий был. Рассказывают: однажды видел он сон, будто водит его Иоанн Богослов по аду и раю и все показывает. И вот он в аду увидел свою мать. Хотел он ей руку протянуть, а Иоанн говорит ему: «Нет, так не делается. Когда вернешься, тогда ей поможешь». А путешествовал по аду и раю отец Иван душой, а тело оставалось дома.

После этого пошел, когда проснулся, на могилу матери и сорок дней и ночей молился там. Он очертил вокруг себя круг, и когда приходили бесы, шумели, хохотали, то они не могли до него дотянуться. Через сорок дней предстала пред ним мать и говорит: «Блажен ты, Иван, меня молитвой спас, и сам спасен будешь».

А когда я пришла к Ивану, то он уже отходил. Я спросила, выходить ли мне второй раз замуж. Он  ответил: «Нет, не выходи, тебе так лучше будет». И сразу легко мне стало, вернулась домой, ни в чем не сомневаясь.

У Ивана ученик был. Когда он начитался религиозных книг, то решил, что е должно ему с женой в блуде жить. Он спросил ее, согласна ли она с ним обвенчаться. Она отказалась. Потом еще спрашивал, она все отказывала: такое время было. Тогда он оставил дом, жену, детей и пошел странствовать. Я к себе в село приглашала его. Он ко мне приходил, жил некоторое время. Потом его забрали на 10 лет. И то хорошо: больше давали. Когда он вернулся, то был без всего, без паспорта. Потом он в монастырь в Караганду ушел. Он тоже прозорливый был».

Интересно, что в селе Рождественском жил прозорливый человек, которого тоже звали в народе «Ванюшкой», правда, он жил там после войны, а жизнь свою закончил в селе Решетники Шурминского района. А может, это был тот же прозорливец, живший в 20-х годах в Шурминской волости? Неизвестно. Рассказывали, родом этот человек был из г. Малмыжа. Был он настоящим юродивым, прикидывался дурачком. Идет, к примеру, по селу и под окнами приплясывает, спрашивает: «Нет ли ребят продажных?»  В то же время Ванюшка обладал и даром предсказания настоящего и будущего. Свидетелем этому была одна жительница Рождественского. Она рассказывала: «Ванюшка всё это заранее предсказал. Он много показывал примеров на будущее. При мне он однажды в церкви просвирне сказал: «Заберут тебя». И точно: её вместе с Валентином забрали. А дьякон у нас был, дак он ему тоже предсказал: «Утонешь на берегу реки». И потом уже, когда Ванюшка ушёл, дьякон, и правда, рыбачил и утонул. При мне ему Ванюшка говорил это. Много тогда предсказывал. Только вот придёт кто, тому предсказывал. Подружка однажды моя пришла насчёт мужа спросить. Он с войны не вернулся, тот ей говорит: «Возьми камень и брось в воду. Всё, не жди мужика». И так он не пришёл».

 Как это часто бывало с блаженными и юродивыми, под конец Ванюшка был арестован милицией, где его жестоко избили, выбивая показания против советской власти. Избили бедняжку с таким усердием, что почти выбили глаз. Как свидетельствовала одна женщина, к которой он пришел после этого - «глаз на жилочке висит, гноится». Он у нее переночевал ночку, а утром попросил тряпочку обработать рану. «Погляди, - говорит,- как меня били в милиции». Вскоре после этого блаженный умер в селе Решетники, что находится на другом конце Уржумского района. Видимо, милиция вынудила его покинуть село Рождественское. В Решетниках он и похоронен.

 К прозорливому Ивану Вершинятскому (если это был, конечно, тоже другой человек), тоже получившему от Господа дар видения отдаленных пространством и временем событий, также ходил в нужде-беде страждущий народ. Когда не стало прозорливого Егорушки Марамзинского, потянулись в Вершинята и жители соседнего Лебяжского района, хотя больше известен этот прозорливый дед был среди жителей Уржумского района, а в д. Вершинята его, наверное, вспоминаютдо сих пор добрым словом. А впервые услышал я об этом удивительном человеке из уст И. Н. Горбунова, уроженца Уржумского района. Вот какую историю он поведал автору этих строк.

«Это случилось в марте 1949 года. Я маленький был, в третьем классе учился, и был у меня друг Иван Болдырев, в третьем же классе учился. Началась пурга. Страшная пурга. Там гора и все время дуют ветра. Мы шли из школы. Учителя нас не отпускали: «ночуйте здесь». Но мы пошли, на удачку. Мне надо было идти один километр, ему 2 или 3. И вот ветер такой поднялся. Телогрейка, фуфайка у меня расстегнулась, как парус сделалась. А мы на лыжах шли. Я-то лыжи снял, думаю, утащит еще. А там хорошая конская дорога была. Они напрямую ходили. Я жил в деревне Ложки Малые, он – Ложки Большие. А он лыжи не снял, фуфайку сделал как парус. Его как подхватит и унесло.

На другой день все пришли в класс, а его нет. А его утащило километров за 15, на границу Лебяжского района, к Новоройскому починку. Там посреди поля елка была. Он до нее дошел и погиб, замерз. Пока переобувался, его занесло снегом.

А в Вершинятах был знахарь. Всегда стороной его обходили, но ходили к нему и боялись. Где, что случится, он все знает. Ваня Прозорливый его звали. И вот пришли родители к нему:

- Помоги найти нам сына.

Он сказал:

- Не тревожьте меня 5 минут.

Ушел в другую комнату, лег на пол, напрягся. А потом вышел и сказал:

- Вы его ищите на Новоройском поле, у елки. Он там лежит.

И, действительно нашли его там. Щеки у него уже мыши выели. Тогда таяло как раз».

 

                                    Отец Алексей из села Шурма и царица Александра

В свое время в Уржумском районе ходила упорная легенда, что нескольким членам царской семьи удалось спастись от расстрела, и они здесь доживали свой век. Государь Николай Второй-де женился здесь второй раз и у него родилось двое детей, сын и дочь. Дочь будто бы и сегодня живет в Кирове, а сын выучился на электрика, но рано ушел из жизни – упал со столба и убился. Рассказывают, на Пасху царь пришел к одной женщине милостыню просить. Ему дали одно яйцо, а он второе просит, говорит, у него двое ребятишек. Жизнь свою закончил последний царь, как рассказывают в народе, в Малмыжском районе, где он жил с женой у какой-то старушки. Соседи видели, к ней каждую неделю приезжали неизвестные люди на машине, привозили продукты. Похоронили его как безродного в селе Китяк. Говорили, после кончины царя, у той старушки остался ковер, на котором была вышита вся царская семья. Она испугалась за последствия и закопала его в огороде, а потом ее убили. Говорили, кто-то позарился на ее пенсию. Не успела она рассказать, где ковер, сколько ее не спрашивали родственники, она так и не сказала.

 В Шурме народная молва утверждала, что живший здесь молчаливый старец отец Алексей – де и есть последний царь, который переменил свое имя и стал блаженным. Об этом имелось несколько свидетельств, но никто доказать этого, конечно, не мог. Старец обладал даром предсказания и ходил в гости к одной женщине с этим делом. За свои предсказания он был один раз арестован милицией и посажен в здание закрытой к тому времени Христо-Рождественской церкви. Вскоре в милицию привезли дров. Их надо было колоть. Старец и говорит милиционерам: «Давайте я поколю». Его вывели, дали топор. Отец Алексей стал рубить дрова да с матом. Милиционеры удивились: «Да какой он блаженный?».  И отпустили его на свободу. А он специально так сделал, чтобы освободиться.

Загадочна была его жизнь и такой же таинственной была смерть. Тихо, незаметно для односельчан ушел старец из жизни.  О кончине блаженного старца знали единицы, например та женщина, к которой он ходил предсказывать; она показала его могилку на сельском кладбище другим шурминцам. Могилка его считается в Шурме святым местом. На нее кидают монетки, берут с нее землю, ставят здесь свечи. Здесь считают, что отец Алексей помогает старушкам, лечит их от болезней. Говорят, не сразу, но постепенно болезни уходят благодаря небесному заступничеству святого старца. 

  Такие же легенды ходили в народе и о последней русской царице. Рассказывали, царица Александра  жила с дочерью Ольгой в с. Лазарево у одной старушки-родственицы, предсказывала всем страждущим. По большим церковным праздникам они нарядно одевались в старинные одежды. Здесь будто они и прожили до самой кончины; царица Александра похоронена в Лазарево, а ее дочь Ольга в Шурме.

 Трудно понять, где здесь правда, а где вымысел. Народное предание рассказывает и о второй жене последнего царя, закончившего свои дни на Уржумской земле. Одна женщина рассказывала: «…Вторая жена царя Николая жила в Уржуме. Валя ее звали. Мы поехали к ней в Уржум, чтобы все узнать. Пришли к ней, а нас не пускают. Заглядываем в окошко – она лежит. Болела очень. Так в тот раз и не дошли. А на другой неделе приехали, ее уже нет, померла. Она бы все рассказала».

 

                                         Прозорливые женщины из Уржумского района

 

В городе Уржуме в одно время, в тридцатые-сороковые годы,  жили сразу три прозорливые женщины – Машенька, Дунюшка и Шура Саночкинская. О них т известно очень немного.

  Прозорливая Машенька, рассказывали в народе, еще в молодости приехала в Уржум откуда-то со стороны. Здесь ее заприметил один человек и захотел жить с ней, а у него была жена и 4 детей. Жена, видимо, не очень хорошая была, он ее выгнал, а сам с детьми перешел к Машеньке и прожил с ней много лет. Так же как и Сашенька Шурминская Машенька была прикована к постели, но за многие годы у нее не было замечено ни одного пролежня. Видимо, такая святая была. Машенька обладала даром предсказания и говорила всегда притчами. Предсказывала она всем страждущим, но к женщинам у нее всегда было условие, чтобы они приходили к ней чистые, вымывшиеся. Деньги она не брала, обижаясь на это, а вот гостинцы принимала охотно. Машеньке не надо было говорить, с чем к ней пришли. Она уже все знала. Бывало, придет женщина к ней и говорит: «Машенька, я к тебе пришла проведать тебя». А она: «Спасибо. Знаю я, зачем ты ко мне пришла».

 Разумеется, часто к Машеньке ходили и молодые девушки на выданье. Когда их кто сватал, они приходили к ней, спрашивали, стоит ли выходить замуж. Все предсказания Машеньки сбывались, и если те, кому она не рекомендовала выходить замуж, не слушали ее совета, потом горько жалели об этом.

  Рассказывала одна женщина: «Мы тогда были еще молодые. Я говорю подругам: «Девки, а чё? Давайте сходим к Машеньке». Пошли трое. Пришли. А одна-то замуж выходила. Машенька сразу говорит: «Это не девица: замуж выходила». И она сразу поняла, что мы пришли про женихов спрашивать. Девкам чё интересно? Второй говорит: «Ты выйдешь в деревню, а в деревне из окошка будет видать пароходы на реке Вятка». Мне говорит: «А твой жених в армии». Я думаю: какой в армии, здоровой. Я так понимала, что в армии здоровые. Ну, так и вышло. Эта в деревню вышла: точно пароходы из окошка видать на горе. Я потом вышла: он из армии пришел».

 Что сталось потом с Машенькой, народная молва утверждает, что она разделила общую участь всех советских прозорливцев, т.е. была репрессирована и сидела в тюрьме. Вместе с ней была арестована и ее служанка Дунюшка, тоже прозорливая. О дальнейшей судьбе Машеньки ничего не известно.

 О прозорливой Дунюшке рассказывала интересно одна жительница Уржума: «У Машеньки была служанка Дунюшка. Как-то раз в послевоенное время иду я по городу и ее встретила. А не знала, что это та самая ее служанка. А она от тюрьмы мне кричит: «Стой, раба Божия!» Ой, думаю, кто-то кого-то кричит, а на себя не подумала. Тут я оглянулась у тюрьмы. «Стой, раба Божия!» Я остановилась. Подходит ко мне. Ой! А это Дунюшка. А я с ней еще раз встречалась до этого. В церкви они все, монашки, соберутся, что-то судят, рядят, говорят. А я мимо них раз пройду, два пройду. Посидела бы, послушала, да боязно. А Дунюшка эта как-то и говорит: «Да садись ты, садись, не бойся. Такие же мы, такие же, как ты».

 И вот когда повстречались мы опять, он и говорит: «Вместе пойдем по тракту». Это дорога такая из Уржума. Ну и она начала мне предсказывати. А я еще не знала, что она прозорливая. Ну, я и говорю ей: «Дунюшка, вы где раньше жили?» Она говорит: «А ты знала Машеньку?»  - «Знала», - говорю. «Дак вот я, - говорит, - служанка Машеньки». И, вроде, забрали Машеньку и эту забрали. И она сидела в тюрьме. Я ей говорю: «Вы как это, Дунюшка, сидели в тюрьме-то? Ведь очень трудно. Они-то ведь ненавидят верующих, убивают». «А я,-говорит,-когда посадили в тюрьму, все время пела «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй мя!» И хорошо так, легко было. Надзиратель тюрьмы однажды мне сказал: «Желаешь ли жить у меня в дому? Пол мести, посуду помыть». Я, - говорит, - сказала ему: «Если не побрезгуешь, возьми меня». И вот, сколько Богом было дано, столько и прожила у него». Уж она тут и отдыхала, и питалась, и не видела никакой суеты. Вот как Бог помог ей.

 А у Дунюшки было пять сестер. Когда я работала медсестрой, пришла раз ко мне одна на прием. Я ее в церкви видела и спрашиваю: «Не знала ли ты Дунюшку? Она из ваших мест». Она и говорит: «Это сестра моя. Нас пять сестер. С детства она никуда не ходила, лицо не казала. Она одна из пятерых благодатная такая».

   В разных уголках Уржумского района в середине 20 века жили и другие, еще менее известные удивительные святые люди, которые своей прозорливостью помогали многочисленным страждущим. О случаях их прозорливости ко дню сегодняшнему сохранились лишь единичные свидетельства современников.

 В селе Рождественском в годы войны жила прозорливая Клавдинька. Жительница села рассказывала: «Я в то время (в войну) нагляделась на этих прозорливых. Там, в конце, был двухэтажный дом. Они там жили. Их ходило трое. Мать ее, Клавдинька и тетка у них была. У меня сноха была за братом, и его убили. Ну и вот она мне говорит: «Давай, Лиза, сходим. Все ходят к Клавдиньке». Я и говорю: «Иди одна. Я уже видела прозорливых». И вот сходила она к Клавдиньке. Пришла и говорит : «Мне сказали, что ты скоро в этом дому будешь жить». А у хозяйки-то племянник был. Он приехал и женился на ней. Как предсказала Клавдинька, стала она в этом доме жить. Только я говорила, добра от их брака не будет. Придет его старая жена и выгонит тебя. Так и случилось, разошлись они.

  И вот думаю: дай схожу к Клавдиньке. Пришла я к Клавдиньке. Она меня увидела и вот давай в котомку собирать. А разъясняет у нее мать. Только предсказывает Клавдинька. Она в котомку накладывает, мать говорит: «Тебя на работу отправляют». Потом она легла на диван. Мать говорит: «Хорошо тебе будет». Потом вышла на улицу и к окошку стала. И нет, чтобы две растворки раскрыть, она одну раскрыла, а под окошком-то сейчас переметнулась. «Ой, -говорю,- она сейчас как переметнется, так я на этом пути не устою». Потом открыла одну только растворку и вылезла обратно. Мать говорит: «Вот сколько тебе трудностей в жизни будет. Вот как она лезет: чуть-чуть пролезет и опять остановится». Ну и пролезла, все-таки вылезла. Господь сказал: «Возьми крест свой и следуй за мной». И вот Клавдинька, как пришла, плюнет и валит, и пердит на меня. Мать говорит: «Обгадят, обсерят, оплюют тебя. На Господа уповай». Ну, так я и живу согласно Клавдиньке. Потом, значит, она обняла мать, начала целовать то с той стороны, то с другой стороны. И в голову целует. «Тебе хорошо-то будет на небе». Мать-то видно тоже благодатная была. Народу было много. Она меня взяла за руку и повела в клеть. Ума-то мало было: видно, много можно было еще почерпнуть от ее-то матери. Где они бывали, я боюсь даже говорить.

 Уехали они потом в Советское. Написали письмо, где они живут. Я годов 10-15 назад туда ездила. Спросила там, не бывает ли в церкви уродливая такая, на пальцах кольчики, играет она ими».

   Рассказывала жительница с. Шурма: «А еще у нас Лизонька была. Она лежала, лежала и отгадывала. Тоже как Сашенька. Тоже к ней люди ходили. Она редко скажет, а больше молчит. На Школьной улице жила. У нас папа уехал на три года с плотами. Мама ждет, а его все нету и нету. Мы пошли к ней с мамой. Три года мужа нет. Мама говорит: «Отпеть его или чего?» Она ей: «Да что ты? При дверях, при дверях он. Нельзя отпевать». И скоро папа вернулся».

 В селе Рождественском жил прозорливый человек по имени Николай. О нем известно только то, что его возили в Москву к Патриарху. Оттуда он уже не вернулся. В народе говорили, что святого человека поселили в монастыре. На мой взгляд, на самом деле все было гораздо проще – Патриарх был только предлогом, придуманным чекистами для народа, чтобы без помех увезти Николая, куда им надобно и дни свои он закончил, скорее всего, не в монастыре, а в лагерях.

 Даром прозорливости часто обладали и священники, о чем в памяти людской сохранилось немало примеров. В том же селе Рождественском до войны служил в храме священник о. Иоанн. Как-то у одной женщины загулял муж, а потом стал проситься назад к ней. Она обратилась за советом к батюшке. Батюшка ей сказал на это: «Ты уж больше его не бери. Он, ужо, скоро умрет, так как испорчен». Прошел год, и загулявший муж действительно умер.

    Священников унижали при закрытии храмов, вынуждали уезжать из сел, в которых они прожили до этого, зачастую, много лет. Так в селе Ильинском Свечинского района, рассказывают, когда выселяли священника, 1 милиционер со злости даже пнул его. Батюшка с христианским смирением пророчески сказал на это: у тебя эта нога отсохнет. Так и случилось.

  В народе много случаев рассказывали о прозорливости священника о. Симеона Гарькавцева, после войны служившего на приходах Уржума, Рождественского и Шурмы. В Рождественском одна женщина рассказывала, когда батюшка еще только приехал, она по бедности ничего не могла принести в храм. Как-то шла она мимо огорода снохи, вырвала одну морковку и принесла в церковь. Как же ей стыдно стало, когда на проповеди батюшка сказал: «Шел енот через огород, вырвал морковь и думает: не грех!» Вскоре после этого подруга этой женщины пришла к батюшке посоветоваться, ехать ли ей на операцию. А у нее в голове опухоль была. Он ей сказал: «Езжай, все у тебя хорошо будет».

 Отошел батюшка ко Господу в алтаре Уржумского Троицкого собора, о чем, конечно, предвидел. Та же женщина вспоминала о его последнем предсказании: «В алтаре умер после того, как отпел покойника. А за день до этого я у него исповедовалась. А он взял мою руку и держит. Долго не отпускал. Я не поняла, зачем он это делает. Наоборот было неудобно. А на следующий день, как мне сказала подруга, что он умер, так я все и поняла: прощался он со мной. Побежала на автобус. Там была уйма народу. Плакали очень. Я ко гробу подползла».

  Опять же в Рождественском в те же послевоенные годы служил священник Анатолий Малиновский. В приход Рождественского тогда входил поселок вятских речников Аркуль. Однажды батюшка по какой-то надобности приехал в Аркуль. Проходя мимо магазина, у которого сидели старушки, он вдруг сказал им: «Бабушки, вы же у храма сидите…» Те, конечно, его не поняли. После этого прошло много времени, когда в 1990-е годы в здании того магазина действительно был открыт храм, как и предсказывал отец Анатолий!

                                                               

 

                                                                     «Золотой цветок»

 

                Шестидесятые годы XX века. Небольшое сельское кладбище, вековую тишину которого в этот ясный день нарушает церемония отпевания. Далеко окрест разносятся слова молитв и псалмов, произносимые чьим-то высоким и чистым голосом. У гроба столпилась кучка скорбных родственников, провожающих усопшего в последний путь. Однако, если присмотреться, исполняющий обряд меньше всего походит на служителя церкви – высокий плотный мужчина с полноватым лицом, обрамленным рыжей бородкой и такой же рыжей шевелюрой, одет в дырявый сюртук, через такие же дырявые штаны просвечивают худые ноги, а его старенькие валенки «просят каши» – из них краснеют голые пятки. На боку у странного человека приторочена котомка, а в руках он сжимает хороший батог. Словом, с виду оборванец какой-то, бродяга. Но обряд он исполняет с полным знанием дела, причем без помощи служебных книжек, псалмы и песнопения читает наизусть, как настоящее духовное лицо. Перед нами – последний служитель красноярской церкви.

Таким остался в памяти людской Ушаков Хрисанф (в переводе с греческого Хрисанф – «золотой цветок»), или по-народному Крысан, Кирсанка, Шура. В послевоенные годы он был, пожалуй, одной из самых ярких личностей в с. Красном и во всей лебяжской округе. Никто так и не смог понять, кем же был этот легендарный человек…

Сын красноярского батюшки, он был одновременно и комичной, и трагичной фигурой. Испуг, перенесенный Хрисанфом в детстве, сделал его навсегда неполноценным человеком, и это определило всю его жизнь. В придачу – болезнь головы, выразившаяся во множестве странных наростов на ней (по-старому – «кил»). Однако Хрисанф был очень неглупым человеком. В молодости он пел в церкви, служил в Красной армии и даже избирался секретарем сельского совета, как уже говорилось, наизусть знал все молитвы и церковные службы и мог вести очень умные беседы. И все же, как отмечают люди, знавшие его, было в нем «что-то не то», не от мира сего. Известно, если человек не такой, как все, его считают ненормальным, а если этот человек еще и блажит…

Хрисанф не смог приспособиться к жизни в трудовой коммуне и единственным выходом для него стало, чтобы не умереть с голоду, исполнение того, что он знал с детства и мог исполнять как никто – совершение обрядов по просьбам верующих. Каждый год ходил Крысан по селу и по всей округе, славя Рождество, Пасху и другие праздники, совершая отпевания и крещения (скорее всего, по мирскому чину). Так в Красном появилось свое «неофициальное» духовное лицо, о котором не ведало епархиальное начальство.

Но, конечно, главным образом жил Хрисанф за счет добровольных подаяний, которые ему и так несли жалевшие его старушки, прекрасно знавшие его отца. Был у него и свой огород, но после смерти сестры в 1956 г. он его не возделывал. Конечно, были у Хрисанфа и «голодные дни», ведь тяжело было жить изо дня в день подаяниями; и в обычные-то дни он был полуголодный. В одном из своих писем 1960-х годов Хрисанф сообщал брату Поликарпу, что у него «вчера был именин, варил кашу и пел молебен». Бога-то, в отличие от своих односельчан, он никогда не забывал, оставаясь до конца дней своих единственным праведником на многие километры вокруг.

Жил Хрисанф со своей сестрой Зинаидой в отцовском доме, половину которого еще при постройке дома их отец сдал под почту, даже в жертву себе – его теплую половину. Во второй половине дома, несмотря на то, что Хрисанф старался ее отапливать, по воспоминаниям современников, всегда было холодно. Одевался он очень плохо, даже в самые лютые холода, но по благодати Божией никогда не болел. В бане он тоже мылся редко (если его кто приглашал) и свои рыжие волосы никогда не остригал, и при этом никогда не страдал педикулезом. Когда ради шутки парни «подавали» ему, он не отказывался и, охмелев, начинал петь молитвы, путая и нескладно исполняя их под общий смех.

Хрисанф с детства боялся многих вещей: упасть с кровати дома (потому спал на полу или на печи), собак, жары и воды. В последнее время сказывался его детский испуг, тот ужас, который испытал маленький Хрисанф, когда пошел ко дну, брошенный на середине реки с лодки своими братьями шутки ради. Поэтому, пережив очередную трудную зиму, до того времени, когда начнет разливаться вода, Хрисанф уходил на несколько месяцев в д. Борок, где жил у одинокой старушки Агафы, жалевшей его.

После того как уходила вода, Хрисанф возвращался в родное Красное, в отцовский дом, одиноко стоявший возле пустующей полуразрушенной церкви. Здесь, на почте, у него был еще один большой друг – Августа Афанасьевна Куклина. Хрисанф частенько заходил на почту и разговаривал с ней, а она старалась хоть чем-то ему помочь.

В летние месяцы Хрисанф ходил по всем окрестным деревням – от Лотовщины до Бултышки, иногда ходил в Лебяжье. Любопытный факт: по окрестным деревням часто раньше ездил его отец, собирая ругу. Частенько он брал с собой и сына Хрисанфа. Отца давно уже не было на этой земле, но память о нем благодарно жила в людских сердцах. Многие жалели Хрисанфа и старались помочь, хотя колхозные мужики и не любили его, «попрошайку».

По данным церковной метрики, Хрисанф Ушаков родился 19 марта 1902 года, а скончался 15 июля 1971 года в возрасте 69 лет после долгой болезни, от истощения. Хоронили его всем селом как великого человека, вот только отпевать его было некому. В 2000 году, когда горел в с. Красном старый дом Ушаковых, одна из местных жительниц узрела при этом предивное чудо: наверху дома горело нечто вроде свечи на фоне темной весенней ночи. Не Господь ли осенил этим знаком дом жившего в нем когда-то праведника?

Назад к списку