Более живописное описание жизни и дома семьи С.М.Кирова было дано в книге А.Голубевой "Мальчик из Уржума". Книга была написана со слов друга детства Сергея Мироновича Александра Самарцева, поэтому ей тоже можно доверять.

Отец Сережи перебивался случайными грошовыми заработками. Пробовал он одно время и служить - устроился объездчиком в лесничестве. Но жалованья там платили так мало, что семья еле-еле сводила концы с концами. В доме было бедно и незатейливо. На кухне стоял дощатый кривобокий стол, накрытый старой клеенкой, да две скамейки по бокам. На стене висели часы со ржавым маятником. Часы эти всегда спешили. На каланче бывало еще только двенадцать пробьет, а у Костриковых - глядишь, уже половина второго. 
В углу на кухне примостилась деревянная скрипучая кровать. На ней спала мать Сережи. Ребята спали на полатях, по-деревенски. 
Кроме кухни, была еще одна комната. Называлась она важно "горницей", а всего богатства было в ней четыре крашеных старых стула, с которых давным-давно облезла краска, да стол с вязаной скатертью. 
Здесь же в углу стоял старый шкаф для чайной посуды. Верх у него был стеклянный, а низ деревянный, с тремя ящиками, - нижний ящик никогда не открывался. Посуда в шкафу всегда красовалась на одном и том же месте. Для постных щей, которые варили каждый день в доме, довольно было чугуна да глиняной миски, а для каши и картошки хватало горшка. Простая еда была у Костриковых. Дети иной раз еще козье молоко пили от своей козы Шимки да под пасху и рождество лакомились белыми баранками.

Правда, сосед Костриковых знал не все. Например, об уходе отца было написано так:

Сереже исполнилось семь лет, когда отец его вздумал пойти на заработки в другой город. Из Уржума каждую весну много народа уходило в Вятку, на "чугунку" - так называли тогда железную дорогу - да на кожевенный и лесопильный заводы. 
В городе отец рассчитывал подработать немного, а к осени вернуться домой. Но уже заморозки начались, выпал снег, а отец всё не возвращался, словно в воду канул человек. Пропал без вести. Ходили слухи, что он там в Вятке и помер. Но толком ничего никто не знал. 
Сколько раз Кузьмовна бегала к знакомому писарю, сколько пятаков переплатила ему за письма и прошения, а из Вятки всё не было ответа. Пришлось Кузьмовне самой пойти на заработки, чтобы прокормить себя и троих ребятишек.

Больше об отце в повести не рассказывается. Самарцев не знал, что он умер тут же в городе, в богадельне, в полной безвестности и одиночестве...

Падение Мирона Кострикова

Родители Сергея Мироновича Кострикова (Кирова) - уржумский мещанин Мирон Иванович Костриков и Екатерина Кузьмична (Казанцева), дочь крестьянина с лопьяльской стороны (Лопьял -село в Уржумском уезде, родина художников Васнецовых). Отец матери уехал из деревни Витли, в котором издавна жили его предки и родственники Казанцевы, и переехал в Уржум. В Уржуме он построил дом и постоялый двор, который приносил небольшой доход. Благодаря этому семья его жила неплохо. К сожалению, дочь его вышла замуж, что говорится, неудачно, за неудачника, пьяницу и лентяя, сломавшего ей всю жизнь. И не только ей, но и их детям. Подробно о своем отце рассказали его дочери в автобиографической книге "Это было в Уржуме".

…Дочь у Кузьмы Николаевича подросла, стала невестой и вышла замуж за уржумского мещанина Мирона Ивановича Кострикова. 
Женившись, Мирон Иванович переехал в дом к жене. Кузьма Николаевич умер, и Екатерина Николаевна осталась с мужем вдвоем. Потом у них появились дети. Первым был Михаил, за ним – Александра, Николай, Вера. Все они умерли еще младенцами. 
В 1883 г. родилась дочь Анна, в 1889 г. – Елизавета. Это – мы. 27 марта 1886 г. у Екатерины Кузьминичны родился сын Сергей. 
Его и наше детство связаны с домом, построенным дедом. Нелегкое это было дество, и виновником наших несчастий стал отец. 
Он служил переписчиком в Уржумском лесничестве; позднее, очень непродолжительное время – лесником. 
Выросший в господских прихожих, кухнях да закутках, отец нагляделся на «господское житье» и крестьянский труд считал зазорным. Когда дед умер, отец отказался заниматься взятым в аренду участком земли. 
Мама попробовала успевать с работой и по дому, и на поле, но ничего из этого не вышло: заботы о семье требовали много времени, не с кем было оставить детей. 
Землю пришлось сдать. Мама выкраивала время, что бы шить по заказу: дед оставил ей в наследство швейную машину. Какую-то сумму денег давало семье жалованье отца. 
Но вскоре исчезли и эти источники существования. 
Отец начал пить. 
Нельзя оправдать его пьянство тем, что отцу не везло на службе, или страданиями Мирона Ивановича по поводу того, что жена его надрывается на работе. 
Оправдания его отношению к семье нет. 
В том-то и дело, что никакого страдания у него по этому поводу не было. Не жалел он ни жены, ни детей. Как мог этот «страдавший» человек, придя домой пьяным, беспощадно и ни за что избивать свою трудолюбивую и кроткую жену, вышвыривать в любую погоду на улицу малолетних детей, в том числе и сына Сергея! Отец приводил нас в трепет и ужас своим пьяным буйством. 
Начав пить, он пил чем дальше, тем больше. И, кажется, самые ранние наши детские воспоминания связаны именно с его пьянством. 
Он пропил оставшиеся от деда лошадь, телегу, сбрую. Затем пошли в ход домашние вещи. Наконец он нанес нашей семье страшный удар – у нес и пропил швейную машину. 
Положение было отчаянное. В ту пору маме действительно пришлось надрываться на работе, что бы хоть как то содержать семью. И прояви в ту пору Мирон Иванович хоть какое-то сострадание к своей жене, к детям, жизнь наша сложилась бы иначе… 
Но не кончились пьянством отца страдания Екатерины Кузьминичны. Выпавшие на ее долю худшие испытания были еще впереди. 
Однажды отец объявил маме, что бросил службу уезжает на Урал искать доходное место. 
Объявил и уехал, ничего не пообещав, ничем не обнадежив… 
Не довелось больше встретиться Екатерине Кузьминичне с мужем своим, с отцом троих детей ее. Он исчез из Уржума на долгие годы и ни разу не собрался помочь своей семье. 
Потом, в пору нашей юности, когда мама и бабушка уже умерли, пришлось нам повидать Мирона Ивановича. 
Однажды вызвали нас в городскую управу. Там предъявили нам человека в арестантском халате – заросшего, грязного, страшного. Предъявили и объявили, что это наш отец, привезенный в Уржум по этапу, как беспаспортный. 
Мы не могли узнать в этом опустившемся человеке своего отца. 
Что было делать? Мирон Иванович дал нам жизнь, а затем сам же сделал ее несчастной. По его вине Сергею пришлось расстаться с родным домом и идти в приют. По его воле мы сами добывали себе средства на каждый завтрак, обед и ужин. Он – одна из причин ранней маминой смерти. Покидая родной дом, он не оставил нам в память о себе ничего, кроме неприязни и страха. Мирон Иванович был совершенно чужим для нас. 
Посоветовавшись, мы сказали в управе, что не можем взять к себе в дом человека, который кроме несчастий ничего не дал нам. 
Управа определила Мирона Кострикова в богадельню. Мы собрали, что могли, дома, сшили ему несколько пар белья, рубашек и отдали в управу. Вскоре мы покинули Уржум и больше с Мироном Ивановичем не встречались. 
Но никогда не жалели о том, что отказались от него. И сегодня считаем, что поступили правильно. 

К сожалению, неизвестна дата встречи детей Костриковых со своим отцом. Видимо, это было где-то в конце 1900-начале 1910-х гг., т.к. сестры Костриковы покинули Уржум где-то в начале 1910-х гг. А отец их умер в 1915 году.
В метрической книге городской тюремной церкви (к которой были приписаны тюрьма, приют, богадельня и детский приют) за 1915 год запечатлелась такая запись:
"Умер 31 июля/ отпет 2 августа города Уржума мещанин Мирон Иванов Костриков 62 лет по отношению городской управы от 1 августа за № 2093 и разрешения полицейского надзирателя от старости".
Таков был конец отца великого революционера. Возможно, он умер в тюрьме, на что наводит указание о "разрешении полицейского надзирателя". Кстати, такие Мироны и Миронихи, бросающие своих детей на произвол судьбы, нередки и в наше время. И также нередко в наши дни через годы дети им платят тем же...