Отдавая долг памяти замечательным людям, работавшим в дореволюционной полиции, на которых после 1917 года с подачи власти лились целые ушаты грязи и клеветы, можно сказать, что благодаря им в губернии соблюдался закон и порядок, своевременно и оперативно вылавливались те экстремисты, которые разрушат эту могучую и великую страну в 1917м. Полиция была опорой спокойствия граждан и законности Российской империи. Сам внушительный вид полицейского того времени с его формой и шашкой на боку уже внушал уважение и к полиции и к законам нашей страны. Каждый город патрулировался конной полицией, на улочках стояли городовые, охранявшие спокойствие граждан. Но как же был мал оплот этого закона и спокойствия! По данным 1913 г. Уржумское уездное управление полиции состояло лишь из нескольких человек: исправник, его заместитель, секретарь, полицейский надзиратель, офицер конно-полицейской стражи Уржумского и Малмыжского уездов и 4 становых пристава. Так же было и в других уездных городках.
Почему-то основные силы полиции были собраны в губернском или уездном городе, где находилось обычно полицейское управление. На каждую волость, а то и на несколько, приходилось по одному приставу (уряднику, как тогда говорили), хотя преступлений в волости хватало. Возможно, сама фигура пристава с револьвером и шашкой должна была внушать почтение к правящей власти и ее законам. В случае серьезных беспорядков, пристав мог вызвать отряд полиции из уездного города. На месте ему, скорее всего, могло помогать местное население. Кроме того, пристав должен был наблюдать и за неблагонадежными политически гражданами, за ссыльными. На несколько волостей полагалась одна «камера» (или «каталажка»), размещавшаяся зачастую в частном доме или Управе, которая содержалась за счет казенных средств.
Несмотря на всю скудость кадров, царская полиция успешно справлялась со своими обязанностями по раскрытию преступлений. В 1907 г. в г.Уржуме было блестяще раскрыто дерзкое ограбление винной лавки. Совершили его местные уголовники Тимка Телепнев и Тимофей Вахрушев. Надо сказать, это были еще те типы. Это был тот самый Телепнев, который пел «Марсельезу» на Уржумском мосту в мае 1906 г., и затем, порезал ножом полицейских лошадей. 3 мая 1906 г. уездный исправник Дьяконов сообщал об этом событии в Вятское губернское жандармское управление:
«1 сего мая, в 11 часов вечера, уржумские мещане Тимофей Михайлов Телепнев, вышедший из колонии малолетних преступников, по профессии слесарь, Леонид Суслин – сапожник, Иван Васильев Федоров – часовой мастер, Иван Алексеев Филипповых – рабочий серпового завода, Алексей Федоров Распопов – рабочий типографии Окишева, Алексей Васильев Семенов — писец уездного казначейства, Егор Егоров Климов – служащий в винном складе, Сергей Петров Чермных – писец судебного следователя 2го участка Уржумского уезда, Сергей Васильев Авдеев – ученик Уржумского городского училища, Николай Никифоров Чирков – бывший ученик Казанского реального училища и другие лица до 20 человек, которых узнать не удалось, идя по Кузнечной слободе к реке Уржумке, пели «Марсельезу».
По требованию полицейского надзирателя пение ими было прекращено, но в 12 часов ночи лица эти, снова собравшись на мосту через речку Уржумку, на требование полиции разойтись, добровольно не исполнили этого требования, почему пришлось разогнать толпу конными стражниками, причем неизвестно кем из толпы были нанесены раны трехгранным оружием лошадям конных стражников Глебова и Черезова, что ими было замечено уже после рассеяния толпы…»
С ножом Тимка не расставался и пускал его в дело при случае. Только в 1906 г. он отличился несколько раз. К примеру, в мае им был убит на Белорецкой ярмарке мещанин Мусатов, а в сентябре на той же ярмарке избит до полусмерти крестьянин. Уездный исправник Дьяконов сообщал о Телепневе: «…Ежедневно расхаживающий по городу до поздней ночи с толпою молодежи во главе, своим вызывающим и угрожающим поведением наводит террор на городское поведение…». Несмотря на все эти преступления и неблагонадежное поведение Телепнева, полиция относилась к нему мягко, цацкалась с ним, как и с другими преступниками, как с малыми детьми, поскольку в то время была очень гуманная полиция, полицейские набирались из благочестивых верующих людей. Дьяконов сделал только распоряжение, чтобы Телепнев покинул Вятскую губернию в течение трех дней. По всей видимости, Телепнев не подчинился этому приказу и уже 16 декабря с 2 подельниками совершил дерзкий налет на винную лавку в Уржуме. А может хотел покинуть Родину не с пустыми карманами…
Как происходило это ограбление, докладывал начальнику губернского жандармского управления тот же исправник Дьяконов: «16 сего декабря, около 6 часов вечера, в казенную винную лавку № 100, находящуюся на Воскресенской улице, перед самым закрытием ее, когда посетителей в ней уже не было, вошли с улицы трое неизвестных мужчин с закрытыми сетками лицами и, быстро расшатав дверку в решетке прилавка, сорвали ее с задвижки. Затем двое из вошедших направились к продавщице Решетниковой, держа в руках револьверы, а третий встал у входа в помещение для посетителей. Вошедшие за прилавок на вопрос испуганной продавщицы, что им нужно, стали угрожать ей револьвером, причем Решетникова от страха упала на пол, крикнув прислугу. Вбежавшая прислуга сначала была задержана злоумышленниками, но потом, вырвавшись, бросилась за помощью в квартиру домохозяина, который с сыном прибежал на помощь, но прибежал поздно. Между тем, подойдя к кассе, грабители высыпали выручку в приготовленный ими заранее белый мешок, а затем убежали из лавки на улицу через главный вход.
По удалении злоумышленников продавщица, опомнившись от испуга, выбежала на улицу с криком о происшедшем. Постового городового у лавки не оказалось, были только прохожие. Грабителей видно не было, тем более, что темно. Постовой городовой Лялькин, по отзыву его, минут за 10 до происшествия ушел на шум, происшедший в следующем квартале, для водворения порядка.
На крики продавщицы явились два конных стражника, бывшие в разъезде, но Решетникова не смогла сообщить им, куда скрылись злоумышленники.
Мимо лавки в момент ограбления проходила из своей торговой лавки крестьянка Машковцева, и, когда она поравнялась с винной лавкой, из нее выбежали двое грабителей, причем один столкнулся с ней и сшиб ее в канаву, а другой обежал ее. Оба направились по тротуарам вниз по улице. Лиц грабителей Машковцева не рассмотрела, но одежду заметила, причем признала в одном уржумского мещанина Вахрушева.
Узнавши со слов проходивших мимо лавки, что двое грабителей направились в нижний конец улицы, конные стражники поехали для их розыска, но никого из подозрительных лиц на улице не нашли.
Столкнутая с тротуара злоумышленниками Машковцева вернулась в свою лавку и рассказала мужу о случившемся в винной лавке. Через полчаса после изложенного происшествия, мимо лавки Машковцева, находящейся на Казанской улице, проходил довольно быстро неизвестный человек, в котором Машковцева по приметам узнала одного из выбежавших из винной лавки грабителей.
Машковцев с двумя случившимися в лавке покупателями побежал за этим человеком, в половине следующего квартала догнал его и предполагал отвести его в полицейское отделение для установления личности, как человека неизвестного, но последний произвел в них три выстрела и побежал. Трое, а также подоспевшие на выстрелы два конных стражника погнались за убегавшим. Он добежал до ворот своей квартиры, произвел выстрел в шедшего к нему навстречу и загородившего ему дорогу татарина Ахмезьянова, а затем выстрелил в себя и упал мертвым.
Застрелившийся оказался сыном чиновника Леонидом Алексеевичем Двиняниновым, 20 лет.он приехал в Уржум 5 декабря из Казани к своему родственнику, почтово-телеграфному чиновнику Попову с целью приискать для себя в Уржуме какую-нибудь должность, т.к. в Казани, по его словам, занятий приискать не мог. В Казани у Двинянинова проживает мать, у которой жил и он. Как Машковцева, так и другие в застрелившемся признали одного из грабителей винной лавки.
Дальнейшим розыском остальных грабителей впроизводимым дознанием устанавливается подозрение в совершении ограбления на уржумских мещан Тимофея Телепнева, Николая Вахрушева и Александра Жмакина, которых по приметам некоторые свидетели признают за участников ограбления и которые фактически не могут доказать места своего пребывания в момент кражи.
Последние трое, как подозреваемые в ограблении и как вообще по своему поведению вредные для общественного порядка и спокойствия, мною на основании ст. 21 Положения об усиленной охране заключены в тюрьму. Денег из винной лавки было украдено, как оказалось при подсчете, 267 руб.74 коп., и они не разысканы. Покойный, по отзыву одного из свидетелей, ранее принадлежал к одной из политических партий».
Как видим, наш Ленька Пантелеев пробыл на свободе после грабежа недолго. Уржумская полиция, состоявшая из профессионалов, сработала на совесть. В тюрьме арестованные признались в содеянном. Меры развязать язык в правоохранительных органах уже тогда были хорошие, причем, отнюдь не насильственные. Вспомним, как в прекрасном фильме «Девять жизней Нестора Махно» исправник (время действия 1909 г.) говорит помощникам:
— Отведите-ка арестованного на экскурсию…
— В третий блок? – с усмешкой спрашивает полицейский
— Да, нет, достаточно будет и покойницкой. Да, и нашатырь не забудьте…
И вот полицейский проводит слабонервному арестанту экскурсию по тюремному моргу, заваленному изуродованному трупами, приговаривая: «Смотри, смотри, это все бунтовщики, а ведь еще вчера они живее нас с тобою были…» Бедняга так и хлопнулся в обморок и позднее сдал следователю, отпаивавшему его чаем с маковым пряником («Ты пряничек кусай, пряничек!»), всех подельников.
По суровым законам столыпинского времени молодые люди были приговорены к смертной казни через повешенье. Великий человек России П.А.Столыпин вынужден был ввести эту непопулярную меру – смертную казнь для преступников – ввиду разгула преступности и эсеровского террора. Мера принесла свои плоды – и преступность, и террор пошли на спад, хотя сам Петр Аркадьевич вскоре был убит молодым человеком, попавшим в сеть революционной лжи.
3 ноября 1907 г. газета «Вятский край» сообщала:
«В Уржуме в середине октября в течение двух суток судили временным военным окружным судом трех молодых парней за ограбление винной лавки. По приговору суда двое – Телепнев и Вахрушев (лет по 17) — должны быть наказаны смертной казнью через повешенье, а третий – Жмакин – каторжными работами. Суд постановил ходатайствовать перед командующим Казанским военным округом о замене смертной казни каторгой. Приговоренные к смертной казни сидят в местной тюрьме и ждут каждый день палача. По городу каждый день распространяются слухи о казни, и находятся любители сильных ощущений, что ходят к тюрьме, дабы увидеть, как будут вздергивать на веревке живого человека!..»
Казнь состоялась ночью 16 ноября, причем перед ней, стоя перед лицом смерти, осужденные стали отрицать свою вину, но это им не помогло. Та же газета писала:
«В ночь на 16 ноября в лесу «Гарях», в 6 верстах от города, казнили присужденных военно-окружным судом к смертной казни через повешенье за ограбление казенной винной лавки в декабре месяце 1906 г. Телепнева и Вахрушева. По рассказам очевидцев, казнь происходила при следующей обстановке. Ночью в 12 часов 16 ноября Телепнева и Вахрушева взяли из местной тюрьмы посадили на пару лошадей и при большом конвое повезли за город в лес. Туда же, т.е. к месту казни, приехали прокурор, врач и священник, палачи и стража. В лесу наскоро сделали виселицу: между двух елок сделали перекладину. Был прочитан приговор. После чтения приговора, приговоренные к смерти заявили, что они в ограблении винной лавки не виновны. Затем палачами с осужденных были сняты кандалы, сняты верхние одежды и сапоги, надеты саваны. После этого несчастные были вздернуты и после нескольких вздергиваний вытянулись. Присутствовавший врач Львов констатировал смерть. Затем трупы положили в гробы и тут же в лесу зарыли, а священник Пономарев спел отходную. Палачи, говорят, были приезжие, на казни работали в масках и тотчас же после казни уехали в сопровождении конвоя в другие места».
На благочестивых уржумских обывателей известие о казни подействовало самым гнетущим образом. До этого в Уржуме никогда не происходило ничего подобного. Многие ожидали, что приговоренные будут помилованы. Мать Вахрушева, узнав о смерти сына, скоропостижно скончалась. Не вынесла такого удара и бабушка Телепнева. Ее принесли домой без чувств, и вскоре она тоже преставилась. Пройдет каких-то 11 лет, и подобные казни станут в Уржуме обыденной вещью. В тех же Гарях будут казнены новой властью десятки невинных людей. А останки Телепнева и Вахрушева в 1918 году будут перенесены большевиками с места казни и торжественно похоронены в братской могиле на городской площади Уржума, якобы как жертвы царизма и «участники» революции 1905-1907 гг., хотя никакого отношения к революции они, конечно, не имели, кроме факта исполнения «Марсельезы». Это были обычные уголовники, которых в те же годы новая власть уничтожала бесчетно. Но других «кандидатур» не нашлось, поскольку уржумцы до революции всегда были благонадежными своему Государю… И сделали двух уголовников новыми и единственными «святыми»…
Исправник Дьяконов многие годы возглавлял Уржумскую полицию и был на хорошем счету у начальства и очень уважаем в народе. Дьяконов нес свои обязанности добросовестно и часто награждался. К примеру, в 1909 г. ему была объявлена благодарность от вятского губернатора. Газета «Вятские губернские ведомости», в колонке «Приказы вятского губернатора», писала:
«Уржумский уездный исправник Дьяконов обнаружив, что на базаре в г. Уржуме привозится для продажи ржаная мука со спорыньей, в виду предупреждения отравления жителей спорыньей , немедленно принял по уезду энергичные меры к прекращению размола ржи и недопущению продажи муки со спорыньей, благодаря чему мука стала привозиться на базары очищенной от спорыньи. А потому за своевременное и энергичное принятие мер к недопущению в продажу муки отравленной спорыньей, объявляю уржумскому уездному исправнику благодарность. Октября 9 дня».
Рассказывают, после революции г-н Дьяконов закончил свою жизнь так же, как и все преданные Российской империи люди – был расстрелян большевиками.
В 1911 г. «Памятная книжка Вятской губернии» сообщала о еще одном ограблении, совершенном в том же г. Уржуме:
«Обыватели г. Уржума были взволнованы дерзким грабежом в доме мещанки Гороховой. Грабителем оказался проживавший в городе, лишенный прав состояния крестьянин Пшеничников, совершивший грабеж при участии своего 11-летнего сына Разумника. Сын, по совету отца, проник в дом к Гороховой через сортирную яму, отпер крыльцо, через которое отец его и вошел в квартиру. Разумник в это время со стеариновой свечкой освещал помещение». Судя по тому, что в «Памятной книжке» приводились имена грабителей, они были пойманы полицией и понесли заслуженное наказание.
При этом сами представители полиции были весьма гуманными и благочестивыми людьми; старообрядцы и лица других вероисповеданий на службу в полицию не принимались — только православные. Часто выезжая навстречу бунтующим крестьянам, полиция обычно старалась не вступать с ними в столкновение, пытаясь сначала их убедить словесно. Если крестьяне сами приступали к активным боевым действиям, полиция предпочитала за благо оставить место конфликта, хотя вооруженным револьверами и шашками полицейским (а может и вовсе не вооруженным) ничего бы не стоило разогнать бунтующую толпу. Только через несколько дней, если мятеж не стихал, на место выдвигалась вооруженная полиция или солдаты, и тогда если кто попадал под горячую руку… что ж, сами виноваты…
Например, серьезный конфликт произошел в 1906 г.во время сплава леса по реке Буй, сплошь застроенной мельницами. Из-за сплава леса крестьянские мельницы «простаивали». Крестьяне деревень Пеньбы и ТасаевойБуйской волости отказались, наконец, пропустить лес промышленников Бушковых, владевших лесными дачами, через Пеньбинскую мельницу, требуя по рублю за крестьянскую душу за простой мельницы и порчу лугов сплавщиками леса. Бушковы удивились такому абсурдному требованию и вызвали конную и пешую полицию с исправником и становым, чтобы возобновить сплав леса. Однако крестьяне не отступили. Вооружившись топорами, баграми и камнями они вышли навстречу полиции. Полиция, имевшая на вооружении, видимо, только «матюгальники», отступила. Через два дня сюда были подтянуты уже вооруженная полиция и казаки, прибывшие в Уржум. Сплав леса возобновился, а 4 крестьян арестовано.
Еще один крупный инцидент состоялся в конце августа 1906 г. в деревнях Кадашниково и Зайцево Больше-Шурминской волости Уржумского уезда, когда полиция описала имущество недоимщиков, а мелкие вещи отправила на склад в с. Шурму. В тот же день крестьяне потребовали вернуть отобранное у них имущество. Окружив в Управе исправника, они спрашивали его: «Какое ты имеешь право описывать и отбирать последнее имущество, кто тебя послал грабить нас?» Слова эти подкреплялись угрозами. Как уже говорилось, в то время полагалось по одному приставу на волость, а то и на несколько, поэтому представитель порядка находился в щекотливом положении. На помощь ему из Уржума прибыл отряд полицейских. Крестьяне уже ждали «дорогих гостей»,и встретили полицию градом камней, после чего та была вынуждена вернуться назад. Для подавления бунта был вызван эскадрон драгун из г. Вятки. 3 сентября в Уржуме получили телеграмму от Вятского губернатора Горчакова следующего содержания: «По прибытии драгун немедленно приступить к взысканию податей с крестьян Больше-Шурминской волости и, если добровольно не заплатят, взыскать принудительно, давая этим почувствовать населению законность требований и своевременность взноса податей. Всех зачинщиков арестовать, если будут оказывать сопротивление, не щадить бунтовщиков». Так и было сделано.
В 1907 г. вятский губернатор вынужден был даже вступиться за полицию, избиваемую по ее же гуманности «подлыми людьми». В «Вятских губернских ведомостях» было опубликовано его постановление, гласившее: «Лица, нанесшие оскорбления словом или действием чинам полиции при отправлении ими обязанностей службы, а также постовым нижним чинам, подвергаются в административном порядке денежному штрафу до 500 р. или аресту до 3-х месяцев».
После февральской революции 1917 г. полиция бывшей империи была распущена и заменена милицией, которая на первых порах не справлялась с нахлынувшим потоком преступности и отсутствием должного опыта. Как была ликвидирована полиция в г.Глазове, писала в 1967 г. местная газета «Красное знамя»: «…Два взвода учебной команды были направлены на секретную операцию: один взвод — на Вятскую улицу, к дому, занимаемому конной стражей, а наш 3й взвод – на Сибирскую улицу, к уездному полицейскому управлению (ныне дом 11). Полицейское управление было окружено солдатами. Мы потребовали от исправника список всех полицейских, проживающих в Глазове, и приказали немедленно доставить их в управление.
Исправник Спичкин, чувствуя свое совершенное бессилие, повиновался. Через 15 минут около 20 полицейских собрались в управлении. Их выстроили в одну шеренгу, проверили по списку, обезоружили и под конвоем вместе с исправником отправили в тюрьму. Успешно прошла операция в помещении конной стражи на Вятской улице».
Несмотря на роспуск полиции, многие обыватели, особенно из интеллигенции сожалели об этом, потому что при полиции был порядок. Так в апреле 1917 г. в Воскресенской церкви г. Уржума священник Павел Сушков поднес просвиру смещенному исправнику, что вызвало возмущение прихожан-крестьян. Тогда же в церкви во время богослужения умер старичок-крестьянин, готовящийся к таинству исповеди. Прихожане толпились вокруг тела и переминались с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Тогда вышедший из придела батюшка в сердцах произнес: «Вот, если бы была полиция, то стражники убрали бы из храма умершего, но стражники уволены, кто же его будет убирать?» .
После октябрьской революции многие бывшие полицейские разделили участь остальных «бывших». Расправлялись с ними жестоко. По некоторым данным, в годы Гражданской войны было расстреляно до 70 тысяч бывших полицейских. Мы должны помнить этих людей, стоявших до 1917 года на страже порядка и закона и чтить их светлые имена. В бывшем вятском г.Елабуге был сделан первый шаг к этому — появился памятник полицейскому царского времени. Будем надеяться, когда-нибудь он появится и в нашем городе Вятке, как память о добросовестных служителях закона царского времени.