Малмыжский уезд в 1918 году. Когда воспоминания подтверждают документы

Они были далеко видны и как будто парили в небе, растворялись в нем. Только кресты указывали, что они все таки-были…
Первый снаряд ударил в церковь. Нет, пока не в купола, а в крышу. Шла заутреня. Но звон колоколов радостный, одухотворенный, какой был обычно в то время, сейчас был грустным. Их голос так и рыдал, жалуясь небу, взывая о помощи. Крики, слезы, паника… Второй, рассыпая шрапнель ухнул в пятистенный дьяконский дом.
… Вдали от крупных центров, в глубинке Вятской губернии, в которую входила территория нынешней Удмуртии, все перемешалось: в одном селении красные, в другой – белые, а волость одна и та же.
Деревня Муки-Какси тогда была Малмыжского уезда, Вихаревской волости. Фронт проходил по речке Вале. В Муки-Каксях был небольшой отряд белых: двадцать винтовок, но три патрона. Он, конечно, был разбит, и деревню занял карательный отряд Кропочева и Вичужанина.
Сразу объявили: будет собрание, придти в поповский дом. Дом этот двухэтажный был рядом с дорогой. Он как бы собой перегораживал божий храм, и ему первому досталось. Кому-то помешал – подожгли. На его месте сейчас правление колхоза имени 20 партсъезда. Фундамент – тот же.
Так вот, объявили собрание, но обманули: всех мужиков арестовали и давай пороть в две плети, потом повели всех в Вожектем. Там у них был штаб, закрыли в кутузку.
На следующий день по какому-то списку отобрали несколько человек во главе с попом и расстреляли на Вожектемском поле – то ли 12, то 18 человек. Поп перед смертью сказал:
- Ну ладно, я новой власти не угодил, а этих-то молодых за что?
Так он спас от расстрела Матвея Мухачева и Михаила Шабалина.
Поп этот был удмурт. Жена его русская – учительница. Были дети: Герка, Вася, Тася. Потом они уехали.
Новая власть, что новая метла, - метет по-новому. В Старой Балме подвесили за ноги в колодец одного удмурта и все требовали:
- Отдай золото, вотская морда!
Иуды были во все времена: кто-то наболтал напраслину. После этого тот удмурт так и остался бестолковым на всю жизнь. Звали, кажется, Тимофеем. Когда я был лесником, он у меня работал, вешки рубил.
Карательный отряд, похозяйничав и забрав остальных арестованных, отправился назад. Было шесть или семь подвод. На каждой ямщик, часовой и два арестованных. Значит, человек 15. Когда от Вожектема под гору спускались, один из арестованных сбежал. Постреляли, постреляли, но напрасно. Так и спасся.
Увезли тогда и моего отца. Он только полгода как с Германской пришел. Из огня да в полымя. Нас, малышни, было пятеро.
В д.Ключи у них была ночевка. И тут несколько человек каксинских отпустили по домам: Брызгалова Васю, Пекина Васю, Мухачева Матвея, которого не расстреляли тогда, и моего отца.
Сам удивляюсь. Я так думаю: в Кильмези-то телеграф был. Народ стал роптать, дошло, видно, до Ленина. Дали на дорогу по 20 р. керенских, по листку бумагу, по коробку спичек и по осьмушке табаку. Остальных увезли в Уржум. Много, говорят, там поубивали. Потом шла молва, что этих начальников, Кропачева и Вичужанина, свои же расстреляли, «за перегиб». А вообще-то, кто его знает.
Мне шел тогда девятый год, но я многое хорошо помню. Идет война, а я собираю патроны, разбираю снаряды. Разобрал как-то гранату. Как не разорвалась? Не знаю.
…Еще был случай. Один из солдат про того попа, которого расстреляли в 1917 году, говорил:
- Я бы его день, два… неделю тыкал ножом, пока бы он не подох.
Идут они однажды по деревне. Этот солдат был начальником патруля, с ним еще трое. Он впереди, те сзади. В сенках двери толстые, косые – ходуном ходят. Не придержишь, обязательно стукнут по заднице. У того солдата в правом кармане брюк граната-лимонка. Когда его дверью стукнуло, он: «Ой!» и остановился. Ему бы быстро вытащить гранату и швырнуть во двор. Растерялся. Рвануло так, что кишки его перелетели в соседний двор, и забор-то был высокий. А мужское его достоинство повисло на шпигеле, где висел умывальник (были такие чугунные с двумя рожками). Похоронили его у церкви, которую он проклинал, а тех троих, раненых, отправили на повозке в Кильмезь.
Гранаты тогда были без кольца. На бабитовый выступ, как шапка, надевался капсюль. Она, видно, в кармане лежала плашмя и дверью стукнуло по капсюлю. Если бы вертикально – ничего бы не было. Я-то их хорошо изучил, много разобрал пацаном.

Воспоминания Николая Константиновича Сбоева о событиях в Муки-Каксинской волости Малмыжского уезда (публикация из Сюмсинской районной газеты за 1979 год).

Воспоминания эти о событиях в Муки-Каксинской волости подтверждаются и архивными документами, из чего напрашивается вывод, что все рассказанное Сбоевым - правда...

Постановление, составленное на д. Балма Муки-Каксинской волости Малмыжского уезда от 23 октября 1918 г.

Когда Муки-Каксинская волость была занята белогвардейцами, то жители д. Балма встали все с оружием в руках на сторону белогвардейцев как избавителей от советской власти. При поголовном обыске обнаружены варки «кумышки». Ввиду контрреволюционности д. Балма они были обезоружены. А за участие в рядах белогвардейцев и за выступление с оружием в руках против советской власти
Никифор Добрылеев, белогвардеец
Александр Воронов
Алексей Лодочников
Михаил Кузнецов
Семен Ермаков кулак
Иван Добрычев
Семен Лодочников
Василий Медведев
Александр Волков
Селиверст Кузнецов
Николай Зяблицев
Были расстреляны.
А на общество за их контрреволюционность против советской власти и за варку кумышки из хлеба была наложена контрибуция в размере 25 т. р., которая получена комиссаром Чрезвычкомиссии при совнаркоме по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте.

ГАСПИ КО. Ф. Р-6799. Оп. 5. Д. СУ-6537. Л.3–3 об.