К концу лета 1918 г. положение молодого советского государства, оказавшегося в кольце фронтов, стало угрожающим. Казалось, вот-вот, и рухнет власть большевиков, висевшая на волоске. Неспокойно было и вокруг Вятской земли. На севере, со стороны Архангельска появились английские интервенты ; хотя они и были заинтересованы в основном в охране своих военных складов, оставшихся после Первой мировой войны, а не в участии в общероссийской усобице, но все же представляли из себя серьезную военную силу. Южнее, на Волге вспыхнул «белочешский» мятеж, когда восставшие чехи захватили Казань и Самару и при их помощи возникло эсеровское государство КОМУЧ. С востока на Урал напирали войска адмирала Колчака.  

  В самой Вятской губернии летом 1918 года вспыхивают десятки крестьянских мятежей по всей ее обширной территории, поводом к чему  становились грабительская политика большевиков и беспредел «чрезвычаек» ; еще до введения «красного террора» чекисты издевались во всю над бесправным населением. Даже те крестьяне, которые в начале 1918 г. приветствовали, советскую власть, теперь были недовольны ею. Доведенные до отчаяния они были готовы на все, и пощады продотрядовцам не было. Например, в Яранском уезде на отряд продотрядовцев из 100 человек напала «громадная толпа, вооруженная кольями, железными тростями и огнестрельным оружием¹». 2 августа 1918 г. в Бисеровской волости Глазовского уезда командир продовольственной дружины 23-летний А.И. Соболев был закопан заживо в землю². Примкнуть к восставшим крестьянам с оружием в руках были согласны и многие «бывшие», униженные и ограбленные новой властью. Самыми мощными стали восстания в Ижевске и Воткинске В Ижевске и Воткинске против «рабоче-крестьянской власти» поднялись сами рабочие, возмущенные бессудными убийствами и беспощадной эксплуатацией их труда. В городе Царево-Кокшайске соседней Казанской губернии власть в руки взяла партия эсеров, и за лето 1918 г. город дважды переходил в руки восставших против советской власти. Неожиданно для всех на юге Вятской губернии вспыхнул  мятеж против Советов продовольственного полка под командованием А. Степанова.

    Мотивы мятежа до сих пор неясны. По версии уржумского краеведа С.Пушкина, причиной мятежа стала разнузданная диктатура комиссара продполка Хомака, который установил свои цены на хлеб и запретил вывозить его сепаратно, наплевав на директивы Центра³. Степанов расстрелял его и покончил с советской властью. Еще одной причиной было то, что штаб второй армии Восточного фронта отдал  продполку категорический приказ топать на фронт бить белочехов. Восставшие белочехи представляли из себя серьезную военную силу, и идти воевать с ними за утопические большевисткие идеи продотрядовцам было мало желания, тем более, дальнейшая перспектива дел на Восточном фронте была довольно туманной, т.к. советская власть в Поволжье и в Предуралье стремительно теряла свои позиции. Проще было перейти на сторону мятежников…

     Мятеж начался 8 августа в Малмыже, где Степанов со своими бойцами зашел в местное казначейство и, грозно бряцая оружием, вынес отсюда 500 тысяч рублей. Также было изъято 200 тысяч рублей в продотделе Малмыжского уисполкома. После этого степановцы вошли в Уржум и легко заняли его при поддержке местных эсеров и бывших офицеров. Лидеры эсеров прибыли в мятежный полк во главе со своим руководителем Видягиным и бывшим начальником уезда Березинским, безоговорочно поддержавшие мятеж. Целью мятежа было провозглашено свержение власти большевиков и созыв всенародного Учредительного собрания, что было главным лозунгом и в КОМУЧе, но степановцы не отменяли советскую власть как таковую, понимая, что у нее много сторонников (кроме того, в продполку было много анархистов), а только диктатуру партии большевиков. Не случайно, лозунги на пароходах мятежников гласили : «Советская власть без коммунистов».

    Степанов объявил свой полк передовым отрядом народной армии и создал в уездном Уржуме т.н. правительство Южного округа. Березинским было написано воззвание к интеллигенции и остальному бывшему офицерству, проживающему на территории Уржумского уезда, которые тут же начали стекаться в полк под знамена нового правительства.

   Поддержали мятежный полк с его идеей созыва Учредительного собрания также крестьянство, интеллигенция и духовенство, вдоволь уже нахлебавшиеся советской власти. Сыновья некоторых священников даже вступили в ряды восставших. Так в с.Лебяжье к степановцам присоединились сыновья почившего священника Загарского Николай и Александр, в с.Сернуре – сыновья священника Федора Егорова, Константин и Иван. После разгрома мятежа им всем удастся уцелеть, и позднее они будут воевать в армии Колчака⁴. Константин Егоров позднее стал известным художником и был репрессирован в страшном 1937 году.

            Степановское восстание быстро охватило при поддержке крестьян, и слабом сопротивлении местных Советов большую часть Вятского юга. В большинстве волостей советские работники бесприкословно просто передавали власть в бразды правления мятежников, и только в отдельных местах, как в Нолинске, оказали вооруженное сопротивление. В основном последнее происходило там, где их вина перед населением была слишком высока. За считанные под властью новой власти оказалась большая часть Уржумского уезда. Отряды степановцев вошли в города Нолинск и Малмыж. В ожидании их скорого прихода вспыхнули мятежи офицеров на другом краю Вятской земли – в городах Яранске и Санчурске.

   Эмиссары нового правительства были отправлены с агитацией и на юг уезда, например в села Марисолу и Хлебниково, а возможно и в другие села нынешней Марийской республики. Позднее чекисты нашли «пособников» мятежников также в Кукнурской и Параньгинской волостях ; в приговорах им значилось, что они «оказывали помощь белогвардейцам⁵». Немалую роль в мятеже сыграло местное духовенство, которое пользовалось большим уважением в народной среде, выбиралось всенародно в органы самоуправления. Известно, что так было в селе Марисола. Вот что рассказывал о событиях в селе очевидец Б.И.Шабалин :

     «…Из Уржума поскакали во все волости уезда нарочные, требуя поддержки власти Степанова. Двое нарочных верхом прискакали в Марисолинскую волость. В селе Марисола волость образовалась после Октября 1917 года, примерно в апреле 1918 года. До 1917 года село Марисола и окрестные деревни входили в состав Кузнецовской волости. Нарочные встретились с секретарем волисполкома, членом партии эсеров Шишигиным Николаем Ивановичем, с попом Андреем и они обещались провести собрание мирян прихода в церкви с поддержкой новой власти Степанова. Большинство крестьян были недовольны продразверсткой и как могли прятали хлеб. На следующий день по звону колоколов собрался сход прихожан. Председателем собрания был избран поп Андрей, секретарем Шишигин Н.И., и собрание решило поддержать власть Степанова в Уржуме. Среди выступивших  на сходе были дьяк Шабалин Иван Андреевич, протодьякон Соколов, который выступил с резкой критикой власти большевиков. Его язык был резкий, прямой, он говорил, то, что думал⁶».

   В село Хлебниково Березинский от имени Степановского правительства прислал мандат диакону церкви Константину Решетову и некоторым другим известным в волости личностям принять власть и деньги от Совета в свои руки и возродить Управу. Диакону приказывалось стать начальником волости. Интересно, что приказ ему был передан членами Исполкома, отнесшимися, как видно, к смене власти очень пассивно.  Выбор Березинского пал на него, т.к. тот знал Решетова очень давно, как весьма популярного в своей волости человека. о.Константин служил в Хлебниково 16 лет и был известен большой благодетельностью и отзывчивостью, был очень популярен среди крестьян.

    В детстве Константин Решетов воспитывался в семье протоиерея г.Елабуги, который стал мальчику вместо отца и помог получить ему духовное образование. Поначалу юноша  хотел стать учителем, и работал несколько лет на этой должности, совмещая работу со службой в одном из храмов г.Елабуги. Позднее выбор Константина пал окончательно на путь духовного служения, т.к., по его словам, должность псаломщика была более оплачиваемой, чем учителя. Как способный молодой человек, он быстро получил сан диакона и был перемещен на служение в маленькое село Хлебниково Уржумского уезда, где прослужил многие годы, вырастив с женой двух детей. В разные годы он назначается Уржумским земством председателем по выборам в волостное земство и председателем кредитного товарищества, организованным им же, благодаря чему батюшка стал пользоваться большим уважением и в народе, и в Уржумском земстве.

   о.Константин с большим сомнением поглядел на бумагу, присланную Березинским, как он сам признавался, приказ его «огорошил» и власть брать в свои руки ему не хотелось, понимая, что в случае чего беды не миновать. Он предлагает принять на себя новую власть бывшим членам Управы, но те, отказались, понимая, что последствия могут быть нешуточные. Тогда о.Константин решает  поступить очень демократично - приказ прочитать на народном сходе, а там как народ  решит, так и будет. На сходе мужики решили, что им все равно – Совет или Управа, лишь бы порядок в волости был, и давайте быстрее принимайте дела и кассу в свои руки. Так батюшка-диакон стал главным участником «переворота» в Хлебниковской волости, что чекисты позднее и вменили ему в вину. Сам переворот, судя из последующих слов Решетова, состоялся очень мирно – председатель Совета написал заявление о своем уходе, вверив власть новому правительству, и мирно удалился. о.Константин стал начальником волости и добросовестно старался исполнять все приходящие ему приказы.

   Вот что сам диакон позднее рассказывал об этих событиях на своем допросе в Уржумской ЧК : «… Подозреваю, что меня арестовали за то, что во время белогвардейского восстания мне прислали распоряжение от Березинского о смене Советов, таковые упразднить, а вместо советов назначить, т.е. призвать к работе бывших членов волостной земской управы. Это распоряжение принес мне Опарин. С ним был член Хлебниковского исполкома. Прочитав эту бумагу, я не знал, что делать, заявив, что я руководить волостью не могу, хотя там и было написано о назначении меня начальником волости. В понедельник было собрание, и я выступил на собрании, прочитав приказ, и к тому же председатель волостного совдепа этим воспользовался, чтобы поскорее улизнуть из волости и заявление о своем уходе,  фамилия его Опарин, и дело после заявления решилось сразу. Крестьяне ответили, нам все равно управа или Совет и решили Совет признать распущенным. А на службу вместо председателя был призван бывший председатель Конышев, который и занял место председателя. Я также просил его принять руководство волостью. Я знал, что приказ Березинского контрреволюционного характера. Читал я этот приказ, потому что народ уже знал об этом приказе и об этом назначении начальником волости, а также потому что ко мне обращался Опарин, чтобы я принял дело, но я сам не решился и вынес решение на общее собрание волости. О том что я, читая этот приказ срываю советскую власть и помогаю буржуазии, я не подумал. В настоящее время я сознаю, что в то время я являлся врагом советов, и к тому же в то время я не знал, что творится в Уржуме и в других местностях республики…

 Контрреволюционный приказ все равно прочитал. Мотивирую это тем, что наше положение зависело от крестьян, и они заставили бы все равно прочитать, зная, что таковой у меня есть. Популярностью в своем округе я пользуюсь как председатель кредитного товарищества, таковое мною и было основано, желая помочь трудовому народу⁷…»

  Разумеется, степановское правительство не собиралось ограничиваться захваченной территорией на юге губернии. Верные им люди ждали подхода степановцев в Кукарке и Яранске, готовые разжечь пламя антисоветского восстания еще дальше, планировался захват Котельнича с его железно-дорожным мостом и далее соединение с английскими интервентами на севере, хотя , думается,  вряд ли бы те оказали им существенную поддержку – за всю историю Гражданской войны Антанта ни разу не вмешалась в ход ее событий ; за то позднее большевики насочиняли о ее деятельности с три короба... После этого, по мысли мятежников, полыхнуть должна была и вся оставшаяся губерния. По всей видимости, была налажена связь с восставшими ижевскими рабочими, т.к., те снабжали вятских повстанцев оружием⁸. Также степановцы установили связи с КОМУЧем ; это видно по тому факту, что в их рядах были чехи и некоторые уроженцы тех мест, да и лозунг «За Учредительное собрание» был взят оттуда⁹.

   Власть мятежников была очень недолгой, и их грандиозным планам не суждено было сбыться. В народе, расколотом на два враждебных лагеря, не было единодушия, многие крестьяне по наивности своей  оставались верными советской власти и выступали против мятежников. Это видно по тому, что случилось у с.Токтайбеляк. Здесь комбед вооружил бедняков (в основном местных лодырей и пьяниц) и встретил степановских эмиссаров с оружием в руках. Позднее токтайбелякские крестьяне присоединились к прибывшим красноармейцам и участвовали в разгроме степановцев на юге Уржумского уезда¹⁰.

   В некоторых местах крестьяне не знали, на чьей стороне быть, переминаясь с ноги на ногу. Так было в с.Лебяжье. Взять власть над населением  захваченной территории можно было только железными мерами, так чтобы население стало воевать за эту власть, как это было принято у большевиков и у ижевцев. У степановцев же была только агитация, полное отсутствие дисциплины в армии и повальное пьянство. Это и предрешило их разгром. За считанные дни, 18-20 августа, степановцы были разбиты прибывшими из города Вятки отрядами интернационалистов, как известно, во множестве служивших по найму у большевиков. Крупные бои состоялись у сел Лебяжье и Шурма. Города Уржум и Нолинск степановцы оставили без боя. На юге уезда степановских отрядов не было, и там власть перешла обратно в руки коммунистов без боя. Там оперативно действовало ЧК. Известно, что в лесах нынешнего Сернурского района был задержан чекистами один из отрядов мятежников, следовавший к Казани¹¹. По одной из версий, сам Степанов погиб в бою у с.Параньга¹².  

    Терпя поражения в неравных боях, члены «освободительной армии» вынуждены были отступать и, чтобы не оказаться окруженными, спешно отошли к чехословакам в г. Казани вместе со своим штабом и управлением т.н. Южного Округа¹³ . Впоследствии многие из них воевали в Сибири в составе особого Уржумского полка Колчаковской армии и там сложили свои головы в боях с красными.

 

                                                              ****

 

   При подавлении мятежа, большевики, как обычно, не считались с жертвами. Мятеж ими был буквально потоплен в крови. Вооруженных участников мятежа сразу расстреливали. Остальных отправляли в места заключения на проверку. В большинстве своем последние были отпущены. Как оказалось – на время. Настоящий, массовый террор разгорелся после выхода 5 сентября 1918 года бесчеловечного постановления советской власти «О красном терроре», якобы как о чрезвычайной мере самообороны  большевистской республики, направленной будто бы против разнузданного белого террора.

   Неограниченный красный террор был необходим советской власти, чтобы запугать подвластное ей население страны и по возможности уничтожить больше инакомыслящих. А то, что, допустим, в Казани белые убили тысячу человек, вряд ли большевицких руководителей это сильно волновало, т.к. еще до введения террора они убили во много раз больше людей. Это был предлог. И только. В постановлении Совнаркома«О красном терроре», в частности говорилось: «…Необходимо обеспечить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях: что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…При малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочный массовый расстрел… Ни малейших колебаний, малейшей нерешительности в принесении массового террора¹⁴». 

 Летом 1918 года филиалы ЧК появляются по всей Вятской губернии, в том числе и в Уржуме. Сюда была была прислана самая бесконтрольная из всех Чрезвычайных Комиссий, как отмечалось даже со стороны советских властей, не гнушавшаяся никакими методами. Председателем этой ЧК был сам Лацис. Среди противников новой власти ходило мнение : «Лучше к Дзержинскому к Москву, чем к Лацису в Казань». Во главе непосредственно Уржумской ЧК, как и повсеместно, был поставлен бывший «латышский стрелок» - Бирзгал Иван Петрович, бывший секретарь Вольмарского  Совета рабочих стрелковых депутатов¹⁵. Правда помогали ему, судя по сохранившимся документам,  русские подручные, в числе которых были председатель ликвидационной комиссии и куча следователей (многочисленные «дела» 1918 г. в Уржуме вели различные люди), скорее всего, как и повсеместно, набранные из разного оскотинившегося сброда – уголовников, убийц, разбойников, но, следует заметить, зачастую русских в ЧК работало меньше всего.

   По данным архивных материалов, первые расстрелы заложников в губернии начались 6 сентября ; только в Орлове за день расстреляли 10 человек. Уржумской ЧК первый расстрельный приговор был вынесен 14 сентября¹⁶. Арестованных по уезду, судя по «Книге памяти» (и учитывая, что туда вошли далеко не все имена ), насчитывались десятки, большинство  из них было расстреляно по самым разным обвинениям – за участие в мятеже, за агитацию против власти, за то, что выполняли приказы степановцев против своей воли ; например 8 жителей с.Петровского во время мятежа конвоировали 2 красноармейцев в Уржум, у некоторых крестьян степановцы оставили свое имущество.  Крестьянин Иван Трофимович Коробейников был арестован «за покупку товаров у спекулянта». Торговец хлебом Н.П.Черезов был приговорен к расстрелу только за то, что у него нашли 2 пулеметные ленты. Известно, что при  отступлении степановцы бросали тяжелое вооружение и пулеметные ленты и, видимо, предприимчивый торговец подобрал их на свою беду.

  Арестованные были самых разных профессий  – крестьяне, чиновники, духовенство, члены различных партий. В числе арестованных по уезду были народный судья и управляющий смолокуренным заводом. До кучи к ним прибавили несколько бывших офицеров, полицейских и юнкера из д.Антонково. Некоторые из арестованных ранее  действительно примыкали к восставшим, но в большинстве случаев вина их состояла в сословной принадлежности, олицетворявших прежний царский режим. Бывшие полицейские, офицеры, фабриканты, купцы расстреливались беспощадно или в крайнем случае отправлялись в концлагерь, как «вредные элементы», без признания их вины ; ты бывший эксплуататор или царская держиморда  - вот вся твоя вина, в расход его!

    Вот что вспоминал о кровавой деятельности Уржумского ЧК старейший житель г. Уржума Борис Александрович Курочкин : «Сразу скажу, арестованных были не десятки, а сотни. Это и бывшие чиновники, учителя, духовенство, крестьяне. Большинство из них были арестованы по доносу. Тюрьма была переполнена, пришлось использовать для задержанных бывшее арестное помещение (на современной улице Революционной).

  Отрядом ЧК латышей командовал латыш по фамилии Бирзгал. Успевали ли в ЧК разбираться по каждому арестованному, неизвестно. Хотя там и было несколько следователей, как ни странно, русских следователей по фамилии : Климов, Сонкин, Епифанов и др.   Но расправлялись с подозреваемыми в антиреволюционной деятельности беспощадно. Часто можно было видеть и слышать от людей, что опять группу арестованных отвели на казнь. Казни совершались в нескольких точках. Людей расстреливали в Солдатском лесу, с лесу на Белой речке.

    Осенью 1918 года я как-то возвращался с Антонкова, нес молоко. Дорога шла через Солдатский лес. Навстречу мне  попался отряд конников, который сопровождал осужденных на казнь. Это были люди, одеты не по погоде. До сих пор помню молодую женщину, быть может, учительницу. Истерзанная, в туфельках, с распущенными волосами, она производила очень жалкое зрелище. И так было нередко¹⁷».

    Особенно внимательно и чутко в ЧК относились к духовенству, в котором советская власть видела скрытых контрреволюционеров в первую очередь, и хватали их по малейшему подозрению.  В сентябре 1918 года в уездные города Поволжья  поступила от ЧК Восточного фронта следующая телеграмма-приказ от М.И.Лациса : «На чехословацком фронте по всей прифронтовой полосе наблюдается самая широкая необузданная агитация духовенства против советской власти… Ввиду этой явной контрреволюционной работы духовенства предписываю всем прифронтовым Чрезвычайкомам обратить особое внимание на духовенство, установив тщательный надзор за ними, и подвергать расстрелу каждого из них, несмотря на его сан, кто дерзнет выступить словом или делом против советской власти. Приказ этот разослать уездным агитационным и волостным советам¹⁸». Советские чекисты приняли эти слова как руководство к действию.

  Уржумская ЧК 13 сентября вынесла собственное постановление : «Уржумская комиссия по борьбе с контрреволюцией предписывает всех попов, выступивших с контрреволюционными проповедями и агитациями, немедленно арестовывать и препровождать в комиссию с протоколами обвинения». 4 октября вышло еще более жесткое указание : « Комиссия предлагает попов, замеченных в противосоветской агитации, немедленно арестовывать и доставлять в комиссию, при сопротивлении же расстреливатьна месте¹⁹». Кроме контрреволюционной агитации, духовенство предписывалось арестовывать за участие в белогвардейских и контрреволюционных организациях, за сочувствие «белым», за выдачу им лиц, сочувствующих советской власти.

Так начались аресты и расстрелы духовенства в разных местах уезда, в том числе и на севере современной  Марийской республики. В селах Салтакьял  и Хлебниково были арестованы духовные лица по обвинению в причастности к мятежу и приговорены к расстрелу. В с.Салтакъял был арестован по навету крестьян,  не согласных с разделом земли, священник Анатолий Ивановский. Батюшка служил в селе с 1901 г. и немало в прошлом сделал добра для своих прихожан, был прекрасным отцом для своих семерых дочерей и троих сыновей. Как обычно, батюшку обвинили в агитации против советской власти. В приговоре о.Анатолий был назван «как белогвардеец, который ведет агитацию против Советов даже проповедями». В доме священника был произведен обыск. Нашли например письмо дочери из Казани, написанное  9 августа 1918 г. во время бело-чешского мятежа, в котором она описывала, с какой радостью встречало чехов население города. Это тоже вменили батюшке в вину²⁰.

   Вместе с батюшкой было арестовано еще несколько человек, в т.ч. «опричник его», как написали в документе,  Иван Филимонович Соколов. Всем им втюхали обвинение в антисоветской агитации и участие в Степановском мятеже, и вообще все они де насквозь пропитаны духом монархического строя. Короче, если уж обвинять, так уж по всем пунктам! Арестованному Демакову предъявили следующее обвинение : «Гражданин д.Визимки Павел Кузьмич Демаков арестовывается как контрреволюционер, который привозил белогвардейцев, обезоружил коллектив и указывал руководителей коллектива, которого сопровождаем в Чрезвычайную следственную комиссию с членом коллектива Иваном Екимичем Роженцовым». Разумеется, сам Демаков это напрочь отрицал.

   На допросе 16 октября 1918 года о.Анатолий своей вины не признал, сказав : «В с.Салтакъял  я переехал в 1901 г. из псаломщиков в священники, где и служу по настоящее время. Население до революции и во время первой революции ко мне относилось хорошо и насилия со стороны населения не видел. Вторая революция меня застала в с.Салтакъял и участия в деле революции не принимал. Во вторую революцию население ко мне относилось хорошо. Я населению своего прихода ничего на почве политики не говорил и агитации никакой не вел, а на почве религии я говорил в церкви поучительные статьи о гонении на церковь в Петрограде (месяца и числа не помню)…»

  Священника спросили, как он относится к закону об отделении Церкви от государства. На это последовал ответ : «Это значит лишить государственную власть благословения Божьего». На вопрос, признает ли он  советскую власть, Ивановский  ответил : «В гражданских делах признаю, а в церкви и агитации против советской власти я не вел». «Виновным себя не признаю, в том и подписуюсь» - заканчивается протокол первого допроса.

  18 октября состоялся повторный допрос. На нем о.Анатолий говорил, указав в том числе и причину доноса на него : «После окончания семинарии состоял на должности псаломщика до 1901 г.  В 1901 г. занял должность священника в с.Салтакъял, где находился до сего времени. Сельчане вообще относятся хорошо, но есть и лица недоброжелательные. Инцидент получился при разделе земли, приходским сходом было решено землю мне оставить т.к. жалования я не получаю, но крестьяне некоторые села Салтакъяла этим не были довольны и засеяли весной свои участки Ельмихеев Александр и Леухин Спиридон с.Салтакъяла,  предполагаю, что они на меня донесли об агитации против советской власти. Против власти я лично не агитировал, а только читал воззвания патриарха Тихона и церковного собора. Я предполагал, что я должен исполнять предписания высшей церковной власти и что советская власть не должна вмешиваться в церковных делах, т.к. согласно декрета об отделении церквей от государства. В воззвании патриарха Тихона говорится против власти, что сейчас идет гонение над церквями, отбирается церковное имущество и здания. этому не верить я не могу. Я исполнял свои обязанности, а если это не исполнять то должно уйти с должности.

 На вопрос, если вы видите в предписаниях высшего  вашего начальства неправильность, вы можете об этом сообщить Власти, ответил, не могу определить. В воззвании патриарха Тихона сказано, что людей производивших насилия над церквями исключить из православия, а против советской власти ничего не сказано. В учредительное собрание я голосовал за церковную группу, номер я не помню, как будто № 10. В политической партии никогда не участвовал и не сочувствую, но сочувствую идее социализма. В селе крестьяне настроены разно и некоторые держатся определенно за Власть, хотя не знаю, как они это делают, может быть в целях личных. Большинство из крестьян принимают советскую власть как факт и только повинуются власти какая  то не была. На распоряжения советской власти, например о введении твердых цен, реквизиции хлеба и т.д. определенно сказать не могу т.к. с одним первое время соглашаюсь, а с другими другое. Цели белогвардейцев и чехословаков не знаю, знаю только, что народоволие воюет против красной. Письмо написано моей дочерью Верой, проживающей в Казани, почтовый адрес не знаю, пишу письма в писчебумажный магазин Кропотова на Рыбнозаводской площади. Я предполагаю, что дочь моя это пишет не по убеждению, но просто описывает ликование при появлении чехословаков, и думаю, что она свободно бы присоединилась к ликованию при встрече красноармейцев, если бы окружающие принимали учавствие. Дочь моя является слушательницей Высших женских курсов. В политических партиях она никогда не участвовала.  Вообще мнение ея последнее время не знаю. Советскую власть я признаю как факт и исполняю ея распоряжения. Для меня безразлична, какая власть бы не была, лишь бы была она на христианских основах. Царское правительство для меня лучше в том, что церковь не была отделена от государства. Вообще не задавался целью судить, какая власть лучше, какая хуже, лишь бы были между людьми братские отношения ».

 Причт Салтакъяльской церкви попытался вступиться за своего любимого пастыря.  23 сентября 1918 года было направленно следующее прошение, подписанное диаконом Иоанном Ивановым и псаломщиком Федотом Ефремовым : «17 сентября 1918 года священник села Салтакъял Анатолий Ивановский был взят военной силой и увезен в Уржум на заключение в темницу, по какой причине, мы совершенно объяснить не можем, так как в поведении отца Анатолия Ивановского мы не замечали никаких противозаконных действий : проповедей на политические темы не произносил, а произносил лишь на религиозные темы поучения».

  Писала заявление об освобождении мужа и матушка Юлия Михайловна Ивановская :

«Некоторые из прихожан с.Салтакъял сводят просто счета с мужем моим священником  с Анатолием Дмитриевичем Ивановским и добиваясь смещения его с должности из с.Салтакъял донесли на него». Прошения не помогли, о.Анатолий был приговорен к расстрелу.

  В Хлебниково был арестован диакон о.Алексий Решетов, который против своей воли оказался втянут в участие в мятеже. Батюшку допрашивали дважды, но была то чистая формальность для составления «дела» ; судьба его уже была решена²¹. Сам батюшка, понимая это, говорил следующее в свое оправдание : «Думаю, что советская власть и ее декреты служат благу народа. На декрет об отделении Церкви от государства смотрю, что он необходим. Врагов советской власти знаю лица, которые препятствуют советской власти, выступают на собраниях против власти Советов. Потому и меры, принятые против власти Советов, считаю правильными. Красный террор считаю необходимым, большевизм должен прибегнуть к красному террору. На выступление чехословаков и белой гвардии смотрю отрицательно. Они не могут принести пользы народу, а почему же контрреволюционный приказ, да я тогда и не подумал. Желательно, чтобы укреплялась советская власть…»

 Этот жалкий лепет уже опустившегося от страха человека, не помог ему. В постановлении от 29 октября 1918 г. ему был вынесен смертный приговор : «…Решетов будучи диаконом принимал самое активное участие в политической жизни и действия его были направлены против власти Советов. Будучи назначенным начальником волости контрреволюционером Березинским принял таковое и  не уничтожил его приказ, выступал на собрании и в корне срывал советскую власть в своей волости, а также заявлял, что он всегда прочитал бы на собрании контрреволюционные воззвания и приказы, к тому же пользовался популярностью в своей волости. Усматриваю в лице и действиях Решетова контрреволюционную агитацию .

А поэтому постановляю : расстрелять».

  В некоторых местах священникам удалось спастись от расправы, как это посчастливилось сделать священникам Андрею Кощееву в с.Марисола и протоиерею Уржумского Свято-Троицкого собора Иоанну Короваеву, уроженцу современного Мари-Турекского района. Рассказывают, когда в Марисоле к батюшке пришли чекисты, тот попросил матушку их накормить, а сам ушел переодеваться. Больше его не видели… Пока матушка развлекала чекистов разговорами, батюшка скрылся через подземный ход в церкви. Возможно, именно после этого случая чекисты стали производить аресты духовенства прямо на месте, в чем бы те не были.

 Вот как рассказывал об этом очевидец Б.И.Шабалин : «Утром, против здания волисполкома Иван Лемаков, по народному «комиссар Ванька», родом из деревни Калянурцы и несколько мужиков и о чем – то бурно во весь голос спорили.  Волисполком располагался  в добротно построенном пятисотенном доме с  коридором на каменном фундаменте крытой железом крышей, ранее принадлежащей церковному приходу.

     К ним со стороны улицы приближались пять красноармейцев: четверо с винтовкой и один с наганом на поясе спрашивает:

   «Напротив, - показывая рукой на полукаменное здание,- здание волисполкома? Как мы можем увидеть секретаря волисполкома Шишигина Николая Ивановича?»

  «Да, - отвечает Демаков,- но он пока не успел придти из дома с хутора Шишидино. Хутор находится в 1.5 верстах от села, наверно, скоро прибудет».

    В этот же момент со стороны школьного сада шагал Николай Иванович и услышал, что его спрашивают приезжие с оружием и в военной форме. Сердце  вещун – почуяв недоброе, он быстро скрылся в школьном саду. Подождав четверть часа, немедленно два красноармейца были направлены в Хутор Шиширино за секретарем, но не застав его дома, вернулись.

     Тем временем оставшиеся три красноармейца взяли со службы попа Андрея и арестовали моего отца Шабалина Ивана Андреевича и протодьякона Соколова. Батюшка Андрей взмолился: « как же я в церковной ризе поеду в Уржум, мне нужно переодеться» и упросил их дойти до квартиры. Они согласились, благо квартира недалеко, только улицу перейти. Зашли домой, отец Андрей обращается к матушке:

   «Матушка, угости-ка «гостей» свежими щами из печки. Они давненько не кушали. А я, пока они кушают, переоденусь.

    Матушка встревоженная достает  наваристые щи из печки и тут же на кухне разливает в миску и ставит на стол. «Гостей» рассаживает и они прижав винтовки меж ног, приступают к трапезе.

    «Вы кушайте, соколики, - потчует отец Андрей «гостей», - а я зайду в соседнюю комнату, сброшу ризу, переоденусь и вернусь. «Гости» покушали, ждут, а его все нет. Встревожились, заглянули в соседнюю комнату, а батюшки  и след простыл. В начале тридцатых годов я, во время летних каникул, приехал в Корисолу к деду твоему, Григорию Алексеевичу, между прочем,  он сказал, что недавно инкогнито/тайно/ приходил отец Андрей и переночевал в Корисоле и долго плакал, что люди забыли про Бога, даже и его упрекнул в безбожье, сказав с горечью: «даже ты, Григорий Александрович, не вспоминаешь Бога». Августовское событие 1918 года в селе Марисола окончились тем, что Шабалина И.А., моего отца, продержали в Уржуме  три дня, не найдя состава преступления, отпустили, а протодьякона Соколова расстреляли²²».

  Протоиерей Иоанн Короваев ушел из Уржума вместе со «степановцами» (а вину ему, как настоятелю городского собора, могли вменить серьезную) и уехал в тот самый Салтакъял, в котором был арестован священник Ивановский. В этом селе он появился на свет и здесь у него жили родственники. Батюшка жил в селе так уединенно несколько лет, что не подвергался аресту до самого возвращения в Уржум. Возможно, ему помогали местные крестьяне, наученные горьким опытом.

   Вести об арестах быстро долетели до села Новый Торьял, в котором служил священник Михаил Сазанов, довольно незаурядная, одаренная личность. Очевидно, к новой власти он относился тоже не очень и не скрывал этого, почему при въезде чекистов в село, выехал из него под видом бедного марийца, не знающего ни слова по-русски. Его жена с 5 детьми  и с оставшимися  пожитками на возу долго добиралась вслед за мужем до Кучкинера.  Батюшка переменил фамилию и благополучно работал учителем до 1937 г., когда все же был арестован и расстрелян ²³ . Ныне он широко известен в Марийской республике, как ученый-историк  и публицист Янтемир.

    29 октября 1918 года «за антисоветскую агитацию, сочувствие белым» был расстрелян хлебниковский диакон Решетов²⁴. Прошение верующих не помогло и о.Анатолию Ивановскому. 30 октября 1918 года он принял мученическую смерть близ Уржума по приговору Чрезвычайной Комиссии от 18 октября..  В смертном приговоре в частности указывалось : «…Ивановский действительно распространял и сам лично читал в церкви воззвания патриарха Тихона и другое против власти. Для него лучше царское правительство тем, что церковь не отделена от государства. К советской власти не имеет симпатии. Из того заключается, что Ивановский старается всеми силами воздержаться против существующей власти, а потому постановил : священника Ивановского расстрелять²⁵». По словам уржумского краеведа Н.Б.Пентиной, о.Анатолий был расстрелян «Где-то в Гарях…» Гари – это лесок около города Уржума.

   «Где-то в Гарях…» Неимоверно трудно, практически невозможно установить места расстрелов 1918 года. Местные жители, если и знали о них, старались помалкивать, даже не рассказывали своим детям. Поэтому так мало свидетельств дошло до нас. Именно потому уникально и бесценно для нас воспоминание жителя г.Уржума Б.А.Курочкина : «Местом казни были Берсенский лог… Весной 1919 года на Шинерке вдруг появились трупы священников. Наверняка их постигла судьба других  арестованных, расстреливали священников в Берсенском логу, наверное, были это сельские священники. Не успели захоронить их, а поэтому вешние талые воды вынесли тела в реку²⁶…» 

   Ныне о.Анатолий Ивановский прославлен в лике новомучеников Российских. Также Западной Православной Церковью был прославлен в лике новомученников священник с.Лебяжье Уржумского уезда Василий Несмелов, расстрелянный незадолго до о.Анатолия. Оба батюшки сидели вместе в одной камере Уржумской тюрьмы. Это стало известно из дневника о.Анатолия. О.Анатолий до самого смертного часа вел свои записи, в которых бесстрастно описал всю  тюремную  атмосферу и весь ужас  тех страшных дней²⁷…

 

                                        Источники

 

1. Черезов В. Как большевики крестьянина обобрали // «Наш вариант» - Киров 9 ноября 2000 г.

2. Кировская правда – Киров 1977 г. от 15 апреля с. 4

3.  Пушкин С.В. Хомаковщина // Краеведческий альманах  «Уржумская старина»  - Уржум 2003 г.№ 10. с. 127

4. О Егоровых :Трагедия народа : Книга памяти жертв политических репрессий Республики Марий Эл  Йошкар-Ола : Марий.полигр.-изд. комбинат, 1996-2000 ; о Загарских из письма из личного архива автора.

5. По данным «Книги памяти политических репрессий Кировской области. Уржумский район» - Киров 2000 г.

6. Охотников Ф.М. История Марисолинской церкви, исследовательская работа (библиотека с.Марисола)

7. ГАСПИ КО ф. Р-6799 оп. 9 д. су-11632.

8. Федичкин Д.И. Ижевское восстаниев период с 8 августа по 20 октября 1918 года  // Журнал "Первопоходник". Лос-Анжелес, США, 1974, кн. 17 стр. 63-77.

9. По воспоминаниям лебяжан, очевидцев мятежа, в Лебяжье вместе со степановцами были и чехи.

10. Пушкин С.В. Хомаковщина // Краеведческий альманах  «Уржумская старина»  - Уржум 2003 г.№ 10.

11. Сведения с удаленного электронного ресурса республики Марий Эл

12. Исследовательская работа Разнера А.В., с. 10 (Кировская областная научная бблиотека имени Герцена).

13.  ГАСПИ КО ф.45 оп. 1 дд. 144-147

14. http://ru.wikisource.org/wiki/Постановление_СНК_РСФСР_от_5.09.1918_О_«красном_терроре»

15. ГАСПИКО ф. 12 оп. 1 д. 36 л. 41 «протоколы и переписка о работе Чрезвычайной комиссии

16. Здесь и далее : по данным Книги памяти политических репрессий Кировской области. Уржумский район - Киров 2000 г.

17. Курочкин Б. Так было… // «Уржумская старина» - Уржум  1991 г. № 3

18. Священномученик Анатолий Ивановский // Вятский епархиальный вестник – Вятка  2008 г. № 9

19. Священномученик Анатолий Ивановский // Вятский епархиальный вестник – Вятка  2008 г. № 9

20. Здесь и далее : ГАСПИ КО ф. Р-6799 оп. 9 д. СУ-11628, оп. 5 д. су-6538.90.

21. ГАСПИ КО ф. Р-6799 оп. 9 д. су-11632.

22. Охотников Ф.М. История Марисолинской церкви, исследовательская работа.

23. Янтемир М.Н. Марийская автономная область  - Йошкар-Ола, 2006

24. Книга памяти жертв исторических репрессий по Кировской области, т.2  с.309.

25. ГАСПИ КО ф. Р-6799 оп. 9 д. су-11628 л.7

26. Курочкин Б. Так было… // «Уржумская старина» - Уржум  1991 г. № 3

27. Дневник из коллекции священника Андрея Лебедева (Свято-Серафимовский собор г.Кирова).

 

Назад к списку